Утро под Катовице. Книга 1 - Николай Александрович Ермаков
— Там, слева от холма, прямо на берегу валун выступает из земли, вот за ним и спрячешься, а как подойдут метров на пятьдесят, с этого расстояния тебе их уже видно будет, то кричи погромче: «Стой, кто идёт» а сам за камень прячься и не высовывайся, даже если стрельба начнется! Понял?
— Понял!
— Тогда бегом марш!
Боец бегом скрылся внизу, а я снова приложился к оптическому прицелу, рассматривая движущегося в нашем направлении противника. Командир тоже посмотрел в бинокль и сказал будто сам себе, но так, чтобы слышали мы с Тошбоевым:
— Идут. Меньше километра осталось.
Томительное ожидание действовало на нервы не только мне, но и командиру, и его помощнику, но мы практически не разговаривали, а молча вглядывалась в темноту, ожидая приближения противника на дистанцию уверенного поражения. Начавшие замерзать на позициях бойцы согревались как могли, разгоняя кровь скупыми движениями. Но вот, наконец, передовому дозору финнов (а я был абсолютно уверен, что это они) осталось до позиции Прошкина три сотни метров, и я занял позицию, разместившись лёжа между двумя валунами среднего размера. Лейтенант полушепотом подозвал командиров отделений и распределил сектора обстрела, после чего занял место за валуном неподалеку от меня. Наведя прицел на передового диверсанта, я с волнением ожидал начала боя. Когда лыжники подошли ещё ближе, старший красноармеец зычным голосом (теперь мне стало понятно, почему командир выбрал именно его) крикнул:
— Стой кто идёт?
Но диверсанты, разумеется, ничего не стали ему отвечать, а бросились в снег, отбрасывая в стороны лыжи и занимая позиции для стрельбы лежа. Те же самые действия предприняла и основная группа противника. Тем временем Прошкин, не услышав ответа, начал импровизировать:
— Чего молчите? Стрелять буду!
После этой фразы два диверсанта поползли к нашему бойцу, стараясь взять его в клещи. Этого оказалось достаточно, чтобы у лейтенанта пропали последние сомнения, и он отдал команду:
— По врагу — огонь!
По этому приказу высота немедленно окуталась грохотом выстрелов винтовок и пулеметов. Я успел подстрелить лишь одного финна из головного дозора, как большая часть врагов, успевших сделать в нашу сторону не более сотни выстрелов, были уже убиты, получив по две-три пули. До основного отряда противника было не более трехсот метров, у нас было численное превосходство и выгодное положение на холме, благодаря чему противник был виден на ровном снегу в лунном свете как на ладони. Лишь замыкающие колонну четверо диверсантов избежали гибели в начале боя и попытались скрыться, но я не дал им такой возможности, потратив на каждого по одному выстрелу. Последнего, самого прыткого, снял уже с пятисот метров.
— Прекратить огонь! — скомандовал лейтенант, когда стрельба и без того стала затухать, и, дождавшись, пока этот приказ, продублированный его помощником и командирами отделений, будет выполнен, продолжил, — Тошбоев, берешь второе отделение, проверить противника, если есть раненые, тащи их сюда, собрать документы и оружие, взять их волокуши…
— Тащ лейтенант, разрешите обратиться, — решил и я вставить свои пять копеек.
— Говори, — хмуро кивнул не отошедший ещё от горячки боя командир.
— Там я одного в ногу подстрелил, похоже ещё живой, ворочается, его бы в плен взять, только аккуратно надо, и ещё снять бы с них маскхалаты — нашим-то они очень бы пригодились, да лыжи взять с ботинками, ну и ранцы ихние с продуктами.
— Это уже мародёрство получается!
— Тащ лейтенант, в статье там как написано? Корыстный умысел должен быть. А у нас тут умысел — только повышение боеготовности. Да и связного в роту в любом случае посылать надо, вот и запросим разрешение.
— Ладно, убедил, — согласился со мной после недолгого раздумья командир, — Вот ты сам этим и займись. Иди с Тошбоевым, сначала пленного взять, потом организуешь сбор имущества и опись составишь!
Ну да, как и положено в армии, инициатива имеет инициатора! Получив приказ, я отправился к шалашу, где, сняв ненужные на предстоящих работах маскхалат и каску, надел шинель и догнал на склоне второе отделение во главе с Тошбоевым.
Дойдя до реки, первым делом я, взяв с собой Андрея Пинегина, направился в хвост колонны, где раненный мною в ногу диверсант отчаянно пытался уползти по-пластунски подальше от этого кошмарного для него места. Совершенно бессмысленно, на мой взгляд, но, с другой стороны, не лежать ему же спокойно в снегу, дожидаясь, когда подойдут русские и пристрелят, ну или, в лучшем случае, возьмут в плен. Приказав Андрею следовать за мной в пяти метрах и не стрелять без приказа, я, держа винтовку на изготовку, быстрыми шагами приблизился к раненному врагу метров на пятьдесят, когда тот, услышав шаги, сел лицом ко мне и, подняв руки вверх, что-то залопотал по-своему. Похоже, сдаётся и просит не стрелять. Не теряя бдительности, я, держа его на мушке, медленно приблизился и, зайдя ему за спину, приказал бойцу:
— Вяжи ему руки за спиной.
— Дождавшись, когда Пинегин выполнит мой приказ, я положил раненного диверсанта лицом в снег и, осмотрев у стонущего от боли финна левую, простреленную ногу, определил, что перебита кость ниже колена, но крупные сосуды не повреждены — жить будет. Поразмыслив над своими дальнейшими действиями, я озадачил бойца:
— Андрей, разломай его лыжи пополам и тащи сюда, потом освободи вон ту волокушу от поклажи и тоже тащи сюда.
Пока Пинегин выполнял мои указания, я нашел в рюкзаке у диверсанта перевязочный пакет и туго забинтовал рану, потом, используя обломки лыж, наложил шину. Тут раненый пришёл в себя и спросил:
— Ду ю спик инглиш? — и, услышав, моё подтверждение, продолжил по-английски с ужасным акцентом и коверкая слова, — Не убивайте, я хочу жить.
— Если хочешь жить, то ты должен будешь рассказать честно все, что знаешь, — ответил я ему на языке Шекспира, — Сейчас мы тебя отвезём в наш лагерь, там и допросим.
После этого короткого диалога, мы с Пинегиным взвалили пленного на волокушу, после чего за пятнадцать минут дотащили его до нашего лагеря и запихнули в мой шалаш, там я развел костер, а потом, оставив бойца для присмотра, нашел командира, нервно прогуливавшегося по вершине, и доложил ему:
— Мною совместно с красноармейцем Пинегиным задержан раненный финский диверсант, ему оказана первая помощь, дальнейшее лечение необходимо проводить в условиях госпиталя. Пленный владеет английским языком, так что есть возможность допросить.
— Кто допрашивать будет? — как-то раздражённо спросил меня лейтенант, — Ты что ль?
— Могу и я.
— Английский знаешь? — удивлённо уточнил командир.
— Да.
