Михаил Тырин - Желтая линия
Сразу навалилась слабость, я опустил оружие. Захотелось присесть.
— Ну вот, — вздохнул я, — выбор сделан. Теперь, Щербатин, драпаем отсюда со всех ног, пока нас…
— Тихо! — Он предостерегающе поднял руку.
В кармане у мертвеца вновь заговорила рация.
— Земля, я Воздух. Определите время для взлета…
Щербатин осторожно вытащил рацию, нерешительно поднес к губам, снова опустил.
— Сегодня великий день, — сказал он. — Сегодня я совершу свой последний грех…
— Земля, я Воздух, не слышу вас…
— Щербатин, что ты такое говоришь?
— Молчи, Беня, ты тут ни при чем. Это мой путь.
— Ты свихнулся! Ты все равно их не остановишь.
— Не остановлю, но сделаю все, что могу. Молчи, Беня, не мешай сосредоточиться.
— Земля, я Воздух…
— Щербатин, они все равно снова прилетят! Ты ничего не сделаешь один. Давай просто уйдем, слышишь?
— Когда еще они прилетят? На наш век хватит пожить, Беня. Все, тишина. Будем считать, экспедиция не удалась.
— Земля…
Он поднес рацию к губам и спокойно ответил:
— Да, я Земля. Можете взлетать.
— Мы можем запускать двигатели? — уточнил пилот.
— Запускайте, мы отвели людей.
— Начинаем обратный отсчет…
Щербатин бросил рацию и тщательно отряхнул ладони.
— К машине!
Я сел за управление, поскольку Щербатин не мог вести — у него все ходило ходуном. Мы тихо съехали с площадки и покатили по пологому склону, аккуратно объезжая кусты. Кажется, никто не обратил на нас внимания.
Минут через пять мы услышали, как взревели двигатели. Местность озарилась бело-желтым светом, от которого бросились в стороны стремительные тени. Нам не дано было увидеть, как ревущие огненные струи ударили в землю и в одно мгновение испепелили две сотни цивилизаторов и целую гору военной техники. А также неизвестно сколько тысяч солдат, законсервированных в «сушилках».
Почти сразу взорвались боеприпасы и энергетические блоки в контейнерах. Взлетающий транспорт лишился равновесия и рухнул. Лопнули топливные баки, огненный вихрь взмыл на сотню метров. Несколько горящих обломков упали неподалеку от нас.
Ехать по гористой местности было непросто, но вездеход хорошо справлялся с дорогой на спусках и подъемах, с ходу брал небольшие расщелины и переползал через груды камней.
Потом дорога стала ровной. Мы катились по каменистому плато, впереди мерцали какие-то огни, они двигались, исчезали, вновь появлялись.
Неожиданно я увидел мост, дорогу. Светало, вокруг не было ни души. Я вырулил на середину и погнал на предельной скорости. Наверно, не стоило так рисковать — глаза слипались от усталости, руки просили отдыха.
В какой-то момент я вдруг увидел под колесами серебристую полосу, и меня прошиб холодный пот. Серебряная линия для восемнадцатого холо! Но это была всего лишь дорожная разметка, и я мог двигаться по ней сколько угодно.
И еще что-то изменилось вокруг. Кажется, я просто распробовал наконец вкус воздуха.
Эпилог
Июнь 2204 года, Восточный Казахстан, Региональная база адаптации внесоциальных общественных элементов.
Тишина. Жалюзи шинкуют утренний свет из окна, в воздухе вспыхивают редкие пылинки. В комнате только стол и два стула — все, что нужно для разговора.
— Я не теряю надежды понять, что вы собой представляете. — Голос вежливый, но твердый. Совсем молодая девушка, она хочет казаться взрослей и солидней, поэтому разговаривает строго. — Вы и дальше намерены скрывать свое прошлое?
— Я ничего не скрываю. Вы уже знаете не меньше, чем я сам.
— Да, казалось бы… Вам задавали вопросы даже под гипнозом. Что это за странные фантазии о космических перелетах? Аппаратура показывает, что вы не врете — стало быть, сами верите этому?
— Верю, потому что это вовсе не фантазии.
— Не надо строить из себя сумасшедшего. Вас исследовали психиатры, и вы признаны здоровым.
— Спасибо, я так и думал.
— Как вам удалось дожить до зрелого возраста, не оставив ни единого следа в мире? Ваша дактилокарта не зарегистрирована ни в одной информационной системе. Вы никогда не проходили генотипоскопию. То же самое касается и вашего якобы имени. Кстати, что за странное имя — Беня?
— Так получилось, что это мое имя.
— Напрасно боитесь открыться. Мы хотим всего лишь помочь вам. Мы хотим найти для вас нишу в обществе, точно так же, как делаем это для сотен людей, утративших социальные связи.
— Спасибо. Я с благодарностью приму помощь.
— Но как, скажите на милость, мы можем помочь? Вы — некое странное существо, которое словно только вчера появилось на свет. Такое ощущение, что вы не прошли ни одной школьной ступени, не участвовали ни в одном интенс-курсе или профессиональной программе. Ваших знаний не хватит даже для того, чтобы настроить бытовой кухонный синтезатор. У вас вообще когда-нибудь была специальность?
— Конечно. Я поэт.
— Да? Интересно узнать, где вы получили такую профессию?
— Я прожил жизнь. Разве этого недостаточно?
— Ну вот, опять… Теперь еще скажите, что вам двести лет.
— Мне действительно примерно двести лет. Пожалуйста, не мучайте меня расспросами. Дайте мне нишу в обществе, и я больше не буду вас беспокоить.
— Мы пытаемся найти эту нишу, но вы выпадаете из всех мыслимых стандартов. Пятилетние дети более готовы к жизни, чем вы. Вы не умеете ровным счетом ничего.
— Почему? У вас здесь очень красивый сад. Я мог бы убирать мусор, подстригать кусты, ухаживать за клумбами. Разве это так сложно? — Я невольно нащупал в кармане чудом сохранившийся пакетик с семенами водавийской капусты.
— Представьте себе, сложно. Что вы знаете о химическом составе почвы? Или о свойствах трансгенных удобрений?
— Я научусь, обязательно научусь. Мир не так сильно изменился, пока меня не было. Я смогу привыкнуть.
— Вы готовы начать все сначала? Вы сядете в школьный класс вместе с пятилетними детьми? Мне кажется, у вас есть профессия, как и у любого жителя Земли. Я подозреваю, что в вашей жизни произошел какой-то крах — вы утратили имущество и близких либо совершили преступление и скрылись от наказания. Возможно, вашу память каким-то образом вычистили и заполнили историями о космических перелетах. Должно быть какое-то простое объяснение вашей загадке.
— Нет никакой загадки. Не мучайте меня. Позвольте стать садовником, мусорщиком — кем угодно. Или отпустите. Разве я не могу быть просто человеком?
— Очень вам рекомендую — пойдите нам навстречу, и мы вам поможем. Вспомните, может быть, есть человек, который готов вас опознать, установить вашу личность?
— Да, есть. Но он далеко, я не знаю, где его искать.
— Назовите его, и мы найдем сами.
— Не найдете. Он придет сам… позже.
Я прикрыл глаза. И сразу вспомнилась сгорбленная фигура Щербатина, перед тем как мы расстались на пустынной дороге. Под откосом горел подожженный нами вездеход и все наши цивилизаторские доспехи. Мы не оставили ничего, кроме минимума одежды.
«Главное — не надо меня жалеть, Беня, — говорил Щербатин. — Я сознательно это делаю. Я же обещал, что искуплю свой грех. А как я это сделаю — моя забота. Я уйду один, меня не будет очень долго. А ты живи, как считаешь нужным. Надеюсь, у тебя все будет хорошо».
«Кому нужно это твое искупление?» — спросил тогда я.
«Только мне, Беня. Как ни крути, а каждому в жизни нужно пройти свою желтую линию. До конца пройти, понимаешь? Но весь фокус в том, чтобы самому нарисовать ее для себя. И тогда уже не сворачивать, не метаться, не менять направления. И уже не важно, кто ты такой и что у тебя есть. Главное — идти вперед. Я свою линию вижу, она меня не отпустит, пока не дойду до конца. А там уже можно будет вздохнуть свободнее…»
«Я не стану с тобой спорить, Щербатин. Ты редко ошибаешься. Но что делать мне?»
«Иди к людям, устраивайся. У тебя все будет хорошо. У тебя будет свой дом, друзья, дело жизни, уют и покой. Устройся и жди меня. Мне будет легче, если я буду знать, что в конце пути меня ждут свои».
Мне представились уходящие за горизонт пыльные дороги, огни чужих городов, речки, петляющие в заросших лесах, топкие берега, родники у подножия холмов… Год за годом Щербатин будет идти по своей желтой линии. Его лицо зарастет бородой, кожа огрубеет от ветра, одежда истреплется и выцветет на солнце.
По вечерам при свете костра он будет на мятых листках переписывать раз за разом путь к счастью, до которого так и не дошел сам. Потом — раздавать эти записи людям. Не всем, а лишь тем, у кого он заметит отрешенность и отчаяние в глазах. Кто знает, может, найдется тот, кто захочет набрать таинственный телефонный номер. Наверняка найдется. И почему бы не позволить ему сделать выбор?
— Почему вы улыбаетесь?
— Потому, что я могу быть человеком, — сказал я, не открывая глаз. — Не садовником и не настройщиком кухонного синтезатора, не бедным и не богатым, не большим и не маленьким… Просто человеком. Мне этого хватает.
