Андрей Щупов - Оккупация

— Серега! Наплюй на него! Не надо!..

Крика Шматова Миронов так и не услышал. Рука его уже была занесена, когда свистнула спускаемая тетива. Запахом смерти омыло лицо, и стрела, смотревшая точно в грудь Сергею, противоестественно вильнула в сторону, пустившись в свой далекий путь. И одновременно пришла в движение правая кисть Сергея. Всего один раз крутанувшись в воздухе, кинжал с хрустом вонзился в грудь лучника, заставив его скрючиться и упасть на колени. Мало что соображая, Миронов спрыгнул вновь на арену и тотчас угодил в объятия Шматова.

— Ну, ты даешь! — Потап мял и тискал его. — А если бы он не промахнулся?

— Он и так не промахнулся. — Язык едва слушался Сергея. — Это Вадик, понимаешь?…

— Что ты такое говоришь?

— Клянусь тебе, это Вадик меня спас. — Миронов порывисто ухватил Потапа за кисть. — Я видел, как стрела отвернула в сторону. Всего за полметра от моей груди.

— Может, тебе почудилось?

Сергей резко качнул головой.

— Нет, Потап, стрелу намеренно увели в сторону. Такое мог сделать только он…

А в следующий миг победно затрубили трубы, пространство наполнилось дробным гулом барабанов. На арену торжественным шагом вышел отряд стражников, возглавляемый одетым в золоченые доспехи сотником-суфаном. Четверо девушек в пестрых накидках вынесли тяжелые венки и под крики разбушевавшейся публики цветы водрузили на шеи победителей.

— Улыбайся! — шепнул Потап. — На тебя смотрят сейчас тысячи и тысячи поклонников.

— Перебьются! — едва слышно отозвался Сергей. С остервенением сплюнул себе под ноги и повторил: — Перебьются!..

Часть 5

ЛАКУНА

«Нация, которая ест макароны с хлебом, воистину непобедима!»

Глава 1

В печи еще продолжали потрескивать тлеющие пальмовые листья, догорающая лучина разбрасывала по стенам хижина кривляющиеся тени. И непонятно было, откуда они взялись — такие бесноватые, так как беседующие в хижине люди не делали никаких движений…

— Разумеется, вы, Вадим, держава зубастая, сильная. Опять же — людей талантливых у вас хватает, но все-таки было бы гораздо лучше, если бы Россия не выходила за пределы своих границ. В самом деле, зачем вам это? У вас без того необъятная территория. На севере — тундра, на востоке — тайга. В городах — грязь, в сельской местности — неустроенность. — В такт своим словам Стив Бартон лениво покачивал жестяной банкой. Пиво, сохранившее стараниями Вадима должную свежесть, действовала на жаре оглушающе. Даже закуска, которую приволок в хижину старик, не очень помогла. После недавних приключений с каменными червями англичанину надо было позволить расслабиться, и, чуть поколебавшись, Дымов решил, что короткий перекур им не помешает. Заодно можно было отметить и чудесное исцеление девочки. Вадим корпел над ней не менее двух часов. Пришлось даже греть в печке воду, для чего старик и Стив выходили во двор за охапками пальмовых листьев. Горели они, как выяснилось, не хуже сосновых дров, и воду благополучно вскипятили. Вероятно, Дымов мог бы обойтись без нее, но магию воды он давно уже воспринимал, как нечто само собой разумеющееся. Она действовала, как мощнейший катализатор, ускоряя любое лечение, снимая боль, заставляя оживать самые запущенные раны. В итоге ему удалось добиться желаемого результата. Сначала девочка открыла глаза, а вскоре попросила пить. Ей дали все ту же подогретую на пальмовых листьях воду, старик с женщиной помогли поддержать голову ребенка. Девочка была крайне слаба, но Вадим не сомневался, что уже через неделю-другую, она непременно, встанет на ноги.

Неспешно пройдясь ладонями над маленьким тельцем, Дымов в последний раз просканировал свеженькие швы и спайки, срастившие изуродованные кости, порванные сосуды и ткани. Не найдя изъяна, окутал лицо девочки приятной прохладой, заставил ее вновь смежить веки. Сил лечение отняло порядочно, но в большей степени донимала обычная человеческая усталось. Хотелось заснуть — и не на час или два, а сразу на сутки. И чтобы обязательно приснилось что-нибудь доброе — из его далекого прошлого. Вадим умел восстанавливать силы, однако естественный отдых был всегда предпочтительнее. Тем не менее, спать он не стал, позволив себе небольшую передышку в компании захмелевшего Бартона.

— …Танки, автоматы, пушки — все это, конечно, необходимо, но и у вас, и у нас есть иное оружие — более мощное и эффективное. — Бартон величаво покачивал головой. — Не ракеты с ядерными боеголовками, а язык. Вы согласны?

— Отчего же не согласиться. Согласен…

— Нет, Дымов, вы все еще не понимаете! Только вдумайтесь! Всего горстка держав определяет культурный уровень всей планеты. Чудовищно, но это так. Вот и давайте биться на новом полигоне! Французы пусть душат своим кино Голливуд, мы с вами будем поднимать литературу, японцы возродят поэзию. — На щеках Бартона разгорался вдохновенный румянец. — Это и будет настоящей властью над людьми. Властью языка и слова!..

Со стороны очень походило на то, что, размахивая жестянкой из-под пива, англичанин попросту дирижирует своим словам.

— Мы ведь тоже когда-то владели чуть ли не третью мира — Китай, Индия, часть Африки, десятки и сотни островов! Владели и пыжились. А сейчас вот с последними колониями расстаемся — и заметьте! — без всякого сожаления.

— И молодцы!

— Конечно, молодцы! Потому что жадность в этом мире еще никого не доводила до добра. Ни одну живую душу, не говоря уже о государствах.

— Браво, профессор! — Вадим улыбнулся. — Слушать вас — одно удовольствие.

— А вы не иронизируйте! Я говорю совершенно серьезно. Любая тоска по империи — ни что иное, как комплекс неполноценности. Впрочем, если вы психотерапевт, то уж, конечно, знаете, это лучше меня. Обычно — кто комплексует, тот и рвется к великодержавному титулу или золоченому трону. Но уж России-то с ее историей чего плакаться? Я понимаю американцев, — они до сих пор обижаются, что молоды, переживают, что даже истории своей не имеют. Могли бы, конечно, индейцев изучать, но и тех практически всех перебили. Что же в итоге? Да ничего хорошего! По сию пору, как зеленые недоросли дергают всех за косы, дают подножки, доказывают, что круче и умнее всех. Где уже только не разряжали свои кольты! В одном Вьетнаме семь миллионов людей покрошили! А как они воевали во время Второй Мировой? За одну только ночную бомбежку Токио сожгли более ста тысяч людей. Я уже не говорю о Хиросиме с Нагасаки. А все потому, что болеют имперской спесью!

— Если разобраться, мы тоже хороши. — Дымов пожал плечами. — У нас Афганистан, у вас Фолкленды.

— За то и накажем себя когда-нибудь! — англичанин зло выругался, тут же обеспокоено оглянулся на спящих. Однако старик, девочка и мать спали крепко. Уж об этом Вадим позаботился в первую очередь. Он и Бартона мог усыпить вместе с ними, но, в конце концов, рассудил, что будет более естественно предложить ему пива. Да и отощал англичанин за время их короткого путешествия. Сам Дымов в пище особенно не нуждался и дабы не терять драгоценное время беззастенчиво подпитывал своего спутника «чистой» энергией. До поры и до времени подобную подпитку организм человека выдерживал неплохо, но и злоупотреблять этим не стоило.

— Что ж, наверное, все идет своим чередом. — Вадим вздохнул. — Рим пал, Россия рухнула, Великобритания самораспустилась, вот и они никуда не денутся. В свое время последуют общему примеру. Очень уж нестойкая это конструкция — империя…

— И черт с ней! — Стив ухарски поднял банку с пивом. — Черт с ними со всеми! Потому что нам с вами, Дымов, беспокоиться не о чем. Мы непотопляемы! У нас в тылу — Диккенс с Уайлдом, у вас — Лесков с Чеховым. А еще… Еще… — Бартон захлебнулся пьяным смехом. — Еще у вас имеются граждане шерхи, а это очень и очень большое подспорье! Трудно поверить, но одного из них я даже узнал лично…

Голос его слабел все больше и больше, туловище заметно накренилось. Дымов посмотрел на собеседника вприщур, и глаза Стива тотчас закрылись. Движением ладони Вадим помог англичанину мягко завалиться на тростниковую циновку. Отныне следовало поторапливаться. Хотелось успеть провести разведку еще до пробуждения Бартона. Ну, а бросать спящих без присмотра Вадим не очень опасался. Если верить старику, каменные черви обитателям хижины никак не угрожали. Тот же развешенный всюду табак вперемешку с дольками чеснока, по словам старика, отпугивал в равной степени и червей, и грызунов, и даже ахназавров. Тем не менее, покидать этих людей надолго не следовало.

Бережно Вадим слил из чумазого котелка остатки воды в бамбуковую флягу, куски обломанной лепешки прикрыл куском холстины. Улыбнувшись своим мыслям, шагнул к спящей девочке, приблизил к ее лицу ладонь. Вдруг появилось острое желание взглянуть на нее обычным человеческим взором. Во всяком случае, до сих пор он видел ее только как картинку в кабинете рентгенолога. Но это было тоже неправильно. Уже хотя бы потому, что человека нельзя приравнивать к биологическому сгустку, состоящему из костей, сосудов и мышц. Сейчас перед ним лежал не пациент, а маленький человечек — девочка трех с лишним лет, которая любила рано постаревшую мать и своего седого, как лунь, деда. Перед ним лежала девочка, которая наверняка полагала, что лучше этой хижины, этого прокаленного песка и этих городских полуразрушенных стен ничего в мире нет. И даже многотонное чудище харан получит от этого доброго сердечка прощение, потому что не прощать в таком возрасте еще не умеют. В том и таится горькая суть любой родины, что она намертво привязывает к себе, совершенно не интересуясь ни вкусами, ни желаниями, ни пристрастиями. Что есть, то и есть, а значит, живи и радуйся…