Роман Глушков - Свинцовый закат

Я сильно рисковал, взявшись размахивать мачете в опасной близости от противника, но проку от одного моего удара попросту не оказалось бы. Мне удалось нанести их полдюжины, прежде чем полковник развернулся, решив наотмашь огреть меня вешалкой. Но дальше намерений дело у Черепанова не пошло. От резкого замаха тяжелым предметом надрубленные кости на обеих руках врага с хрустом сломались, после чего он был уже не в состоянии удержать вешалку. Она выпала из разжавшихся полковничьих пальцев, а болтающиеся на недорезанных сухожильях предплечья калеки стали напоминать крестьянские цепы для обмолота колосьев. Вложив в удар все силы, оплошавший Череп крутанулся на месте и, потеряв координацию, сначала упал на колени, а потом, не сумев опереться на руки, завалился ниц.

Вскочить без их помощи полковнику оказалось непросто, но, как говорится, терпенье и труд все перетрут. К тому же слуга Искателя не испытывал боли и потому не утратил ни самоконтроля, ни своей звериной силы. Перекатившись на спину, Череп сначала принял сидячее положение, а затем с раскачки неуклюже, но резво вскочил на ноги. Я в этот момент, забыв про брошенные пистолеты, уже перелезал через подоконник. Сражаться врукопашную в тесном помещении с мутировавшей Венерой Милосской, где она имела надо мной неоспоримое превосходство, меня совершенно не тянуло. Крыша ресторана – еще куда ни шло, хотя и на ней безрукий раскольник мог заставить меня изрядно побегать. А если к нему подтянутся собратья, тогда вообще полный кабздец. Эх, не получилось у нас смотаться по-тихому, да еще Кальтер угодил в передрягу…

Кстати, а где он?

Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагал. Гостиничный корпус был немного шире одноэтажной пристройки, и под окном, из которого выпал майор, располагался самый край ресторанной крыши. Упади компаньон метром правее, возможно, ему повезло бы отделаться ушибами, но Тимофеич грохнулся аккурат на ограждающий крышу железный парапет, а с него – на землю. В общей сложности Кальтер пролетел не четыре метра, а все восемь и сейчас лежал на асфальте у входа в ресторан, не предпринимая даже слабых попыток подняться. В лучшем случае майор потерял от удара сознание, в худшем – свернул себе шею. Если бы не чертов парапет, о который он просто не мог не удариться, его шансы выжить выглядели бы не столь плачевными. Но чтобы навернуться с высоты спиной или головой о швеллер и не пострадать, надо иметь прямо-таки фантастическое везение. Которое, похоже, от Кальтера сегодня отвернулось.

– Дерьмо! – в отчаянии выругался я, когда выпрыгнул наружу, из жуткого холода в тепло, и глянул через парапет на недвижимого компаньона. Отсюда нельзя было определить, жив он или мертв. Но даже если Тимофеичу подфартило отделаться легкими повреждениями, ему придется немного потерпеть. Я не мог сейчас прийти ему на помощь, поскольку неугомонный Череп уже маячил у окна, собираясь перемахнуть через подоконник и поквитаться со мной теперь еще и за свои отрубленные руки.

Я суматошно огляделся и задержал взгляд на валявшемся поблизости фрагменте вывески, обрушившемся с гостиничного корпуса. «ЛЬ» – две метровой высоты буквы и часть удерживавшего их на крыше каркаса, сваренного из металлического уголка (целиком вывеска некогда являла собой украинское название гостиницы: «ГОТЕЛЬ „ПОЛIССЯ“). Кто сбросил сверху этот обломок – ветер, мутанты или аномалия, – можно было лишь гадать. Но у того вандала хватило сил разорвать на каркасе сварные швы и деформировать уголки так, что теперь они топорщились во все стороны, будто шипы огромного моргенштерна. Вряд ли сталкерский комбинезон обезопасит от падения на них с высоты – эта мысль пришла мне в голову сразу, как только я заметил лежащий лицевой стороной книзу „ЛЬ“. Вся его крепежная фурнитура, соответственно, торчала вверх, и валялся обломок не там, где он был, а под нашим окном…

А в чем, собственно говоря, загвоздка? Что мешает моей мечте сбыться прямо сей же момент? Я кинулся к фрагменту вывески и, ухватив его за один из шипов, попробовал сдвинуть «ЛЬ» с места. Запросто! Гладкая поверхность букв и небольшой вес обломка позволяли буксировать его по ровной крыше даже в одиночку. Чем я без промедления и занялся, едва понял, что это осуществимо.

Болтая недорубленными предплечьями, Череп поставил ногу на подоконник и, кое-как протиснувшись в оконный проем, сиганул вниз следом за мной.

– Мягкой посадки, сучара! – процедил я, подкатывая под окно шипастый обломок вывески. Я спешил что было мочи и все равно едва не опоздал. Раскольник уже находился в полете, когда мне удалось завершить свою жестокую каверзу. Враг напоролся сразу на два торчащих уголка: один угодил ему в пах и вышел наружу из поясницы, заодно выдрав правую почку, а второй вонзился под ложечку и застрял где-то в грудной полости. Центр тяжести у «ЛЬ» моментально сместился, и нанизанное на каркас тело, перевернув обломок, упало на крышу. Не ощущающий боли Череп попробовал было встать и стянуть себя с шампуров, но они так крепко застряли промеж полковничьих костей, что все его старания были тщетны. Он мог только еле-еле ползти на четвереньках и волочить за собой фрагмент вывески подобно тому, как муха волочит соломинку, воткнутую ей в брюшко юным сорванцом… да простит меня храбрый полковник Борис Черепанов за столь циничное сравнение.

Спустя еще четверть минуты кожа на теле раскольника начала лопаться и бурно кровоточить – это означало, что вместо отвоевавшего свое Черепа на крыше ресторана должна возникнуть аномалия. Я не стал дожидаться ее рождения и поспешил спуститься к не подающему признаков жизни Кальтеру. Судя по хлопку, что раздался вскоре наверху, и брызнувшим фонтаном кровавым ошметкам, тело полковника тоже разродилось «трамплином». Не слишком достойный для нашего мстителя финал. В отличие от брата, Веня Черепок погиб гораздо менее мучительной и более человеческой смертью. Что ж, каждому свое. Неизвестно еще, насколько мне повезет в таком деликатном деле, как отход в мир иной. За последние дни Всевышний не завизировал ни один из моих смертных приговоров. Неужто они показались ему чересчур щадящими? В таком случае какую же тогда эксклюзивную смерть он для меня приберег?

Зато Тимофеич, кажется, отмучился. Однако и впрямь до слез обидно за старика, сошедшего с пути раньше срока. Вот уж не думал, что буду жалеть своего двуличного компаньона, но поди ж ты – жалею. М-да, парадокс…

С момента, как мне удалось выпрыгнуть из окна, и до той поры, как я склонился над скрюченным телом компаньона, прошло минуты три (две из них ушли на спуск с ресторанной крыши, поскольку лихо прыгать с нее на асфальт я побоялся). За это время майор так и не пошевелился – плохой, очень плохой знак. Ну да что теперь поделать – чьи-то мечты сбываются, чьи-то нет. Оно ведь не только в Зоне так, но и везде. Жестокая, слепая рулетка жизни…