Роман Злотников - Элита элит

Сама операция началась с того, что я выдвинул в купы деревьев, довольно живописно разбросанные по обширному лугу, тянущемуся вдоль дороги, несколько групп наблюдателей и приказал минометчикам пристрелять основные ориентиры. Естественно, звуки выстрелов и разрывы мин привели к тому, что спустя где-то час на дороге появились мотоциклисты. Наблюдателям, которых я приказал отобрать только среди бойцов, вооруженных винтовками, была дана команда обстрелять мотоциклистов с минимальной эффективностью. Максимум ранить и продырявить мотоциклы. При той подготовке, которую прошли мои бойцы, требуемый уровень эффективности огня уже не представлял непреодолимой проблемы.

Все прошло довольно удачно, так что еще через четыре часа на обочине дороги появились сначала грузовики, из которых начали выгружаться немецкие войска, а затем и подводы с полицейскими из вспомогательных сил. Мои наблюдатели тут же открыли плотный огонь из винтовок, а когда им начали отвечать, стали медленно отходить к опушке.

Немцы оказались верны себе. Сначала прилетели самолеты и двадцать минут обрабатывали опушку леса. После окончания авианалета я велел провести перекличку, показавшую, что благодаря хорошо оборудованным укрытиям единственными потерями от действий авиации оказались трое легкораненых. Затем немцы развернулись в цепь и двинулись в сторону леса. При этом по опушке открыла огонь минометная батарея, развернутая на противоположной стороне дороги. Пока все шло настолько идеально, что я стал даже опасаться, что в самый последний момент произойдет нечто неприятное. Мы, гвардейцы, в чем-то сродни даосам. В нашем представлении мир при всей его упорядоченности содержит в себе изрядную долю хаоса, который в любой момент может вмешаться в любой, даже самый точный и детально разработанный план, и потому надо всегда быть готовым к этому выплеску хаоса, способному все пустить наперекосяк. Но пока все шло в точном соответствии с моими предположениями, и немецкие цепи подходили все ближе и ближе к опушке.

Когда до наших окопов осталось около сотни метров, по траншеям прошло легкое шевеление. Согласно моим распоряжениям до сих пор огонь по приближающимся немцам велся только двумя стрелками из каждого отделения, и только из винтовок. Причем им была поставлена задача не поражать более одной цели на сотню шагов. Так что до сих пор немцы чувствовали себя довольно уверенно. Тем более что основные потери несли полицаи из вспомогательных сил, шедшие в первой линии. Теперь же ротные подали команду занять позиции всем стрелкам. Восемь «максимов» также установили на тщательно выровненных бермах, и сейчас наводчики спешно уточняли прицел и затягивали винты вертикальной наводки. Еще два десятка шагов…

Такой огонь называется кинжальным. Открытый с короткого расстояния, практически в упор и с высокой плотностью, он не оставил ни полицаям, ни немцам ни единого шанса. Мои минометчики открыли огонь, буквально со второго залпа накрыв немецкую минометную батарею (сказалась предварительная пристрелка). Уверенные в себе немцы к этому моменту перенесли обстрел вглубь леса, чтобы воспрепятствовать практически неизбежному, по их мнению, отходу разбитых русских. Покончив с батареей, мои принялись обрабатывать остатки залегших цепей немцев.

Через пятнадцать минут после того, как батальон открыл огонь, я дал команду покинуть окопы и броском выдвинуться метров на тридцать вперед. К тому моменту полицаев практически полностью выбили, а немцы понесли тяжелейшие потери. Сделав короткую остановку, мои бойцы приготовили гранаты и швырнули их по настильной траектории, с оттягом, с замедлением броска, чтобы те успели взорваться еще в воздухе, метрах в двух-трех над поверхностью земли. Это получилось у, дай бог, четверти метнувших, но я был не склонен их винить. Время горения замедлителя было крайне неустойчивым, да и навыка таких бросков не было практически ни у кого. К тому же и так получилось неплохо. Едва только отгремели взрывы и бойцы приготовились к последнему броску, как немцы истошно завопили и внезапно начали подниматься на ноги, бросая оружие. Батальон замер. Несколько мгновений ничего не происходило, только количество немцев, поднявшихся и бросивших оружие, все росло и росло, а потом Гарбуз, лежавший неподалеку от меня, повернул голову и изумленно произнес:

— Товарищ командир, это что, они нам сдаются, что ли?..

Сказать по правде, когда ко мне подвели командира, руководившего всей операцией, я оказался не слишком удивлен. Нет, предчувствий у меня заранее никаких не было, хотя, как я теперь понимал, только потому, что просто не размышлял над этим вопросом. Для того чтобы свести воедино разрозненные факты и вычислить всю опасность, которую мой отряд мог для них представлять, да к тому же суметь убедить в этом вышестоящее начальство еще до того, как я начал действовать, и эта опасность сделалась очевидной, требовались незаурядные способности и высокий уровень влияния. И под перечень этих требований гауптман фон Зееншанце подходил идеально. А если еще прибавить сюда личную заинтересованность, то иного кандидата просто не существовало.

Он встретил меня словами:

— Мы вас недооценили.

Я подумал, что он даже не подозревает насколько, но вслух спросил другое:

— Это все силы, которые вам удалось сосредоточить против меня?

Гауптман усмехнулся.

— Неужели вы думаете, что я отвечу на этот вопрос?

— Почему бы и нет? — пожал плечами я. — Сейчас вашей жизни ничего не угрожает, но его можно будет задать еще раз, просто применив к вам более болезненные способы побуждения к ответу.

— Вы собираетесь меня пытать?

Я рассмеялся.

— На самом деле нет, тем более что всю необходимую мне в данный момент информацию я способен извлечь из перекрестного допроса вон тех пленных. — Я кивнул в сторону нескольких десятков немецких солдат и едва ли дюжины полицаев, которые остались в живых из приблизительно шести рот, что были в распоряжении гауптмана до начала операции. — С вами же мне хотелось просто побеседовать.

Он покосился в сторону лейтенанта Сокольницкой. Вследствие того, что работы для медиков среди личного состава нашего батальона сейчас практически не было, лейтенант деятельно занималась немцами, среди которых, наоборот, практически не осталось не раненых. Вот тоже еще забота!..

Я прекрасно помнил те взгляды, которыми она меня одаривала там, на лесном складе. И у меня не было иллюзий по поводу того, какие чувства в них читались. Слава богу, большинство бойцов и так уже записали ее в мои, так сказать, фаворитки, поэтому никаких особенных проблем ей это не принесло. Но мне-то что делать? Ведь на этот раз я точно не смогу ограничиться одним-двумя свиданиями. А на том пути, который мне предстоял, личные привязанности скорее ослабляли, чем делали сильнее, серьезно расширяя возможности моих врагов — настоящих и будущих — для воздействия на меня.