Исповедь - Юра Мариненков
– ААа, черт! Помогите, мужики! Прошу вас! Прошу! Кто-нибудь! Ааа! – раздался знакомый крик где-то дальше.
В этот момент Рома остановился, пытаясь что-то подумать в голове и принять хоть какое-то решение. Это длилось буквально несколько секунд. Именно секунд, потому что дальше его уже изо всех сил неосторожно, нагоняя небольшой страх, вела угнетающая совесть. Он даже не замечал пролетающие комнаты коридора, порой задевавшие его тело ощущениями мрака, холода и чего-то более серьезного.
Когда то место уже было где-то рядом, за углом, и оставалось лишь несколько метров, голос понемногу начинал теряться, затухая в созданной собою панике и страхе, пытаясь немного дезориентировать его тело. Правда, было уже слишком поздно, чтобы пытаться делать это. Он нашел тот источник звука и то место, правда, почти случайно. Это был Илья. До боли знакомый Илья, вид которого сейчас подкашивал тонкие, худые ноги, заставляя даже дергаться его полуживую бровь. Он стоял в огромной комнате, застряв между двумя большими шкафами с книгами.
– Сейчас, – сказал Рома, быстро кинувшись к нему вперед.
– Стой! – почти из последних сил прокричал ему тот. – Не так прост…, – полуживым голосом говорил он, находясь спиной к нему.
Он никак не понимал, в чем проблема, всё же пытаясь прислушаться и осмотрев всё вокруг. Действительно, это помещение было очень странным, обладая какой-то неясной способностью моментально нагнать на него жуткий страх и отчаяние.
– Ааа, – простонал Илья. – Рома, друг!
– Почему нельзя идти, – быстро проговорил ему он.
– Тут… ааа, – тяжело сглотнул он и продолжил. – Тут всё заражено и ещё поле какое-то. Можешь тоже застрять. Не подход… Не надо.
Рома с болью смотрел на его умирающее тело, каким-то непонятным образом застрявшее между шкафами, никак не понимая, почему всё это вышло? Самым странным и необъяснимым было то, что все зажавшиеся места тела были чем-то пропитаны. Он никак не мог разглядеть, что это, но они очень сильно выделялись на темно серой одежде в куда более серой комнате. Вообще, даже сами шкафы стояли так, что вряд ли кто-то мог просто так втиснуться между ними. Может быть, это было сделано специально, но кем и зачем? Кому вдруг понадобилось сдвигать книжные шкафы в здании ФСБ?
– Ааа, Рома, – снова простонал Илья. – Ты… тут?
– Да, я здесь. Я не знаю, что я могу сделать?
– Наверное, ничего… черт побери. Гребаные военные. Всё не просто так, – вытянул он из себя. – Здесь всё не просто так. Будь осторожен… будь. Друг мой, – сказал он и дальше замолчал.
Всё же, момент, в котором Рома не выдержал, настал. Это случилось в ту секунду, когда знакомая совесть снова схватила его за самое дорогое и живое, что ещё билось внутри, то и дело выкручивая этот орган на 180 градусов. Он подошел к его еле дышащему телу и попытался высунуть его оттуда. Конечно, это оказалось не так просто. Через страдания и боль в какой-то момент всё же раздался хрустящий звук, где-то в районе плеча его друга, и они упали вдвоем назад, дав возможность двум огромным деревянным колоннам закрыться с особым шумом и грохотом. Это, кажется, был самый настоящий механизм, пользу которого он так и не смог понять.
Тело Ильи лежало на его полусогнутом районе живота, бездыханно пронизывая и его одежду кровью тоже, которая тепло и медленно лилась по всей округе. Пульс ещё бился, но бледная голова уже была без сознания, заставляя его спускать не неё свои слезы. Правда, той боли, что когда-то он чувствовал в храме при виде смерти сейчас не было. Он не погружался в бездонную пропасть отчаяния и безнадеги. Сейчас, его слабое нутро лишь давало ему понять, что он больше никогда не услышит каких-либо историй от него и никогда так и не узнает, что с ним стало после колонии? Это была достаточно сильная боль, но только уже более осознанная и всё же, не такая близкая, как когда-то тогда.
Он просидел с ним так непонятно какое время, очнувшись в момент, когда почему-то всё его тело, в особенности области рук, начинало странно обжигать что-то невидимое, покрываясь теми же красными пятнами, которыми был полностью пропитан Илья. Он аккуратно сдвинул его с себя, пытаясь как можно быстрее встать, и направился в сторону коридора. Только выйдя туда, на свет, он смог отчетливо понять, что это были самые настоящие ожоги, медленно и довольно неприятно разъедающие его тело. Благо, что он вспомнил про задание. С одной стороны эта мысль как можно быстрее отвлекла от всего, что ещё несколько минут назад, кажется, заразило его голову, а с другой, снова погружала в полнейшую неизвестность.
Этот длинный коридор почти заканчивался и идти приходилось лишь там, где свет ещё хоть немного мог доставать своими лучами, освещая огромные слои пыли, расстилающиеся по всему серому полу. Сердце снова начинало играть какую-то непонятную симфонию, попеременно то сбрасывая, то нагоняя обороты потока крови по телу. Неожиданно настал момент, когда внутри всё снова полностью замерло, заставляя слышать лишь страх остановленного сердца. Снова ничего не ощущалось и лишь казалось, что нечем было дышать. Это прервалось резким криком какого-то грубого и тяжелого голоса где-то вдалеке. Никак не хотелось снова увидеть, как кто-то из бригады находился в шаге от смерти. Ему до последнего хотелось верить, что этот моментный крик был лишь частью того самого непонятного поведения организма, отдававшее, видимо, какими-то галлюцинациями. На несколько секунд у него всё же получилось сделать это и он во всё той же, полной тишине, шел, куда вели глаза.
– Нет, я не хочу! Неет! – снова раздался крик всё того-же голоса, теперь казавшийся большей реальностью.
В этот момент Рома оказался напротив тех окон, чей вид как раз выходил на ту сторону, где ждали военные. Они были на другом конце, в метрах пятидесяти от него, но звук, как ему казалось, доносился именно от туда. В этот раз он уже не шагал туда по зову совести. Это был путь безнадежности, который всё больше нависал над ним. Даже через эти несколько десятков минут, что он здесь находился, «Большой Дом» уже начинал ассоциироваться у него с самым настоящим лабиринтом, в котором потерять себя можно было так же легко, как и найти.
Его немного трясущиеся ноги всё ближе подходили в ту самую сторону, из которой так же свирепо доносились очень знакомые, кричащие звуки. Проходя вдоль десятков
