Михаил Ахманов - Я – инопланетянин
– Один из Старейших беседует с моим отцом, и с дедом, и с прадедом, – сказал я с невольной робостью. – Отец говорит, что это наш предок и хранитель рода.
– Все, кто общается с нами, – наши предки, далекие и близкие, – отозвался Зилур. – Люди уходят с Уренира сотни тысяч лет, и древние Старейшие связаны узами родства со всей планетой. Но они, мой мальчик, только частица межзвездного содружества; есть иные существа, иные расы, и нам их тяжело понять. Слишком велики различия… гораздо больше, чем, например, между талга-ми и уренирцами.
– Но Старейшие…
– О, Старейшие! За них не беспокойся, они отлично понимают друг друга. Они единый галактический народ, следующая ступень эволюции, но это не значит, что нужно спешить приобщиться к ним. Все в свой черед, Асенарри, все в свой черед… Сейчас, при первом контакте, ты должен лишь убедиться, что они есть и что они живые, такие же, как ты и я или обитатели Рамессу-Кор, планеты рами… Конечно, тебе об этом говорили, но собственный опыт – лучший из учителей и самый мудрый из наставников. Ты убедишься, Асенарри, что жизнь твоя беспредельна и облик, который дан тебе природой, лишь ее начальный дар. Будут и другие! – Зилур запрокинул голову, всмотрелся в небо, где плавали, лучась теплом, два солнца, и повторил: – Да, будут и другие! Старейшие ведь не конец и предел… по их понятиям, предела вообще не существует.
Величие этой мысли ошеломило меня. Озеро с кораблями, деревья, здания, холмы вдруг растворились в солнечном сиянии, а вслед за этим распахнулось небо.
– Что я увижу, Наставник? Что почувствую?
– Мощь. Красоту. Единение с Вселенной. Беспредельность жизни, всесилие разума… Достаточно, мой мальчик?
– Да.
– Ты готов?
– Готов.
– Не тревожься, Асенарри, я с тобой. Я твой проводник среди небесных сфер, твой первый и верный вожатый. Я здесь, я рядом… Ты не одинок!
Темная космическая пустота, и в ней – светящийся туман, подобный межзвездному газу, рассеянному в необозримом пространстве… Я плыву, не ощущая холода, я поднимаюсь все выше и выше, и нечто, какой-то внутренний порыв или беззвучный голос подсказывают мне, что это туманное облако – всего лишь мираж, иллюзия, что-то подобное чадре из кисеи, скрывающей облик человека. Не совсем человека, почти божества, могущественного и прекрасного, мудрого, всезнающего, но главное – родного… Оно, это создание из галактических бездн, говорит со мной, шепчет, зовет, и я подчиняюсь его настойчивому призыву, чувствую, что меня принимают как равного. Я уже не крохотный, ничтожный, уязвимый; я – великан, повелитель Галактики, владыка звезд, царь Вселенной…
Что говорит мне новый друг, что шепчет? Одно усилие, и я различаю слова:
«Асенарри, сын Рины, Наратага и Асекатту… Добро пожаловать, новая жизнь! Приветствуем тебя и ждем… Придешь, когда наступит срок».
Это не вопрос, а утверждение, но я все равно отвечаю:
«Приду… Приду!»
ГЛАВА 19
БАКТРИЙСКАЯ ПУСТЫНЯ
Вечер четырнадцатого дня
Когда я вернулся в лагерь, Фэй была уже свободна. Трос, которым ее связал Сиад, валялся на земле, у плоского камня-стола тихо гудела спиртовка, какое-то варево булькало в котелке, распространяя знакомый упоительный аромат. Я втянул ноздрями воздух. Чай! Зеленый чай! Напиток богов и людей из Поднебесной…
– Как ты освободилась? – спросил я, подсаживаясь к котелку.
Лукавая улыбка скользнула по губам Фэй.
– Моя женская тайна. Мы, девушки из Хэйхэ, всякое умеем.
– Кажется, наша семейная жизнь не будет скучной, – заметил я и отхлебнул из кружки. Кружку мне поднесли с церемонным поклоном.
– Безусловно, – подтвердила Фэй.
Мы пили чай, поглядывая друг на друга, на маленький огонек спиртовки и на небо. Смеркалось, но воздух был прозрачен, а небеса ясны. На востоке висел лунный диск, и с каждой минутой узоры созвездий проступали отчетливей и ярче. Флер исчез, и теперь я знал, в чем причина этой стремительной перемены.
– Ты возвратился один, – сказала Фэй.
Это был вопрос, заданный в вежливой форме, которая принята на Востоке. Можно ответить или просто кивнуть – последнее было бы знаком, что я не желаю касаться данной темы.
Но я ответил.
– Макбрайт лишился разума. Такие затмения бывают в зоне эоита… Он захотел меня убить.
Брови Фэй взлетели вверх.
– Тебя? Но ты же бессмертен, Цзао-ван!
– Бессмертен мой дух, но не тело. – Я сделал паузу, наслаждаясь вкусом и запахом чая. Он был великолепен; поистине девушки из Хэйхэ умели многое!
Фэй чуть слышно кашлянула.
– У него был боевой имплант, не лазер, а метатель на сжатом воздухе. Выбрасывает стрелки… вот такие… – Я отмерил фалангу мизинца. – Иглы с ядом, таким же, как в наших дротиках. Он выстрелил в меня.
– И?.. – Щеки девушки побледнели.
– Между нами встал Сиад. Зарубил хозяина и умер. Их тела – за той расселиной, где мы были утром. Я завалил их камнями.
Фэй долго молчала, хмуря брови и навивая на палец темный локон. Потом губы ее дрогнули, и до меня донеслось:
– Он был достойным человеком. Ты мог спасти его, Цзао-ван? Мог что-то сделать с Макбрайтом?
– Мог. Убить или забрать его жизненную энергию… Но этого мне не хотелось. Убийство – смертный грех, а лишение жизненной силы – гнусный поступок. Взять энергию у живого, даже у деревьев, можно лишь с согласия того, кто отдает, иначе превращаешься в вампира… В общем, я ждал, что Макбрайт утихомирится, и просчитался.
– Никто не застрахован от ошибок, – сказала Фэй. – Даже мудрый пришелец из космоса.
– Никто, – подтвердил я.
Мы молчали, сидя у крохотного язычка пламени, нашего очага в этой бесплодной пустыне. Небо расцвело звездами, луна карабкалась к зениту, прохладный ветер играл волосами Фэй, то разбрасывая их пушистым облаком, то свивая в тонкие пряди. Ветер стихал и поднимался вновь, словно пустыня дышала нам в спины, напоминая о своем присутствии, о стертых в пыль горах, исчезнувшем Тиричмире и миллионах людей, павших под косою времени. Нынче к ним прибавились еще двое… Фэй пошевелилась.
– Тот дух, что прилетал к тебе… Старейший… он еще здесь?
– Да, милая. Я говорил с ним. Это мой брат. Риндо, сын Рины, старшей из моих матерей.
Мои слова не вызвали удивления – она привыкала к необычному с поразительной быстротой.
– Он молод, этот Риндо? Рано ушел, да?
– Рано. Но люди разные, моя фея, и мудрость, определяющая их поступки, не исчисляется годами. К одним она приходит на склоне лет, к другим – едва они достигнут зрелости. Риндо был из числа последних.
– Скажи, Цзао-ван, объясни мне… – В голосе Фэй вдруг зазвучало волнение. – Сделаться Старейшим – это навсегда? Если бы Риндо захотел… если б возникло такое желание… мог бы он превратиться опять в человека? Обрести новое тело, прожить жизнь на Уренире или в одном из других миров, встретить женщину и полюбить ее, оставить потомков? Мог бы или нет?
– Старейшие умеют создавать любые формы и орудия, милая. Сотворить себе новое тело, прожить в нем сто или тысячу лет? Конечно, это в их власти, но я не уверен, что тело – вернее, мозг – вместит их разум. По этой или по другой причине никто из них к нам не вернулся… – Помолчав, я тихо прошептал: – Может быть, они не покидали нас, а затаились в какой-то частице сознания, объединяя и храня живое во Вселенной? Хотелось бы, чтобы это было так… Но я не знаю, моя фея.
Глаза Фэй сверкнули отблеском лунного света. Она кивнула, отбросила локон со лба и одарила меня улыбкой.
– Ничего, Цзао-ван, узнаешь, когда превратишься в Старейшего. Будешь летать среди звезд и вспоминать обо мне, а я попробую устроить так, чтоб память эта была не горькой. – Ее улыбка погасла, милое личико сделалось серьезным. – Риндо сказал тебе что-нибудь? Об эоите, катастрофе и Анклаве? Что-то, чего ты не знал?
– Очень немногое. Мои догадки оказались верными… догадки и слова Аме Пала. Бушует ненависть… – произнес я, вытянув руку на запад. – Там она бушевала много лет, волны ее текли к эоиту и извергались в космос, в ноосферу Вселенной, струями зла. Представь занозу под ногтем – крохотная, а болит… Ее выдернули, и ранка сейчас исцеляется. Риндо пришел сюда, чтоб исцеление было надежным и быстрым. Видишь, – я поднял глаза к небесам, – флер уже рассеялся, и, полагаю, от вуали не осталось ни следа. Скоро это обнаружат и ринутся в Анклав со всех сторон, искать причину катастрофы, делить незанятые земли… Ну а дележка, сама понимаешь, без споров не обходится. Как бы не вогнали новую занозу!
Вздрогнув, Фэй пробормотала:
– А те, кто ее выдернул, сгубив миллионы людей… это Старейшие? Или твой Вселенский Дух? Или другая сознательная сила?
– Нет. Всего лишь инстинктивная реакция вселенской ноосферы. Смотри, – я кивнул на пламя спиртовки, – вот крохотный огонек, но он обжигает. Ты поднесла к нему руку – случайно, ненамеренно – и ощутила боль. Что ты делаешь? Отводишь руку… Но огонек остался, ты можешь обжечься опять и обжигаешься – раз, другой, десятый, пока не сработает инстинкт: отдернув руку, ты дунешь на пламя. Дунешь несильно, огонь погаснет, получится Анклав… А если непроизвольно шевельнешь рукой и опрокинешь спиртовку, исчезнет Земля или Солнечная система… Понимаешь?
