Александр Косарев - Тайна императорской канцелярии
– Только ночью и только тайно! – веско добавил Михаил. Он подхватил весла и начал разворачивать натужно заскрипевшую лодку в обратную сторону, обронив: – В противном случае лучше вообще не начинать.
– Ты что, опять к острову гребешь? – удивился я.
– Надо на всякий случай повыдирать наши вешки, – объяснил он свои намерения. – Неровен час, кто-нибудь догадается об их назначении.
– Брось, Миш, – постарался охладить я его пыл. – О чем можно догадаться, увидев торчащие из земли ветки? Да там столько кустов, что на них никто в жизни не обратит внимания. Поплыли лучше в Езерище. Ночью на раскопки идти, а у нас с собой только одна никчемная раскладная лопатка, а мешков вообще ни одного! Не мешало бы заодно прикупить и батарейки для фонарика, а то уж больно ночи сейчас темные.
Так мы и поступили, несмотря на слабые возражения Сандрин, время от времени робко призывавшей нас одуматься и отказаться от столь, по ее мнению, поспешных и непродуманных действий. Но мы были совершенно непреклонны в своем неукротимом желании разбогатеть здесь и сейчас. И нам действительно казалось, что ничего такого необычного в наших действиях нет. Подумаешь, покопаемся пару часиков на территории другого государства! Курица не птица, Белоруссия не заграница. Привыкшие жить в объединенном государстве, мы не могли взять в толк, что где-то могут быть какие-то особые правила. Главное, твердо верили мы, не привлекать к себе внимание властей. Да и вообще, не пойман – не вор!
С этими мыслями мы высадились на окраине поселка Езерище и, оставив Сандрин охранять лодку, скорым шагом направились в сторону железнодорожной станции. С покупкой двух штыковых лопат проблем не возникло. В промтоварном магазине их было несколько разновидностей и, выбрав парочку самых крепких, мы посчитали, что половина дела сделана. Оставалось только найти мешки для затаривания и переноски ожидаемой ночью добычи. Но здесь мы столкнулись с неожиданными трудностями. Ни в одном магазине, ни в одной местной лавке мешки не продавались. Можно было купить всевозможную материю, но вот готовых мешков нигде не оказалось.
– Наверняка в поселке есть швейные машинки, – пробормотал Михаил, скептически переминая пальцами отрез грязно-серой технической ткани. – Если взять этого полотна метра три, из него точно выйдет не менее двадцати небольших мешочков. А нам, собственно, больше и не надо. Золото ведь жутко тяжелое, много объема не занимает.
Особо размышлять было некогда, и примерно половину белорусской наличности мы потратили в промтоварном магазине на приглянувшуюся нам ткань и несколько батареек для фонаря. Сложив покупки в пакет, вышли на улицу.
– Слушай, – повернулся я к Михаилу, – ступай-ка ты к лодке, а то наша парижанка наверняка нас заждалась. И гребите с ней домой, как раз и обед приготовите. А я тем временем поищу здесь мастерицу, которая сошьет мешки. Вернусь пешком, благо дорогу помню.
Мы расстались, и я двинулся по дороге, которую, пока мы были в магазине, успел смочить мелко накрапывающий дождь. Кроме проблемы с изготовлением мешков я намеревался прояснить еще один давно мучающий меня вопрос. Для того и собирался вернуться в дом, где мы в день приезда покупали молоко, и уточнить, почему хозяйка не советовала останавливаться в доме «Бирюка». В качестве же невинного предлога для подобного посещения я как раз и решил выдвинуть версию о необходимости пошива мешков. Мой нехитрый план удался как нельзя лучше. Подойдя к знакомым воротам, я увидел через забор фигуру хозяйки дома, копающейся в огороде.
– Эй, хозяюшка! – помахал я рукой. Женщина подняла голову, и я, заметив, что она смотрит в мою сторону, крикнул чуть громче: – Могу я войти?
Выпрямившись, женщина разрешающе кивнула. Приблизившись, я поздоровался и тут же сделал ей комплимент по поводу давешнего молока, после чего она сразу же признала во мне одного из своих недавних покупателей.
– Но сегодня я уже все продала, – посокрушалась она, – даже самим не осталось, так что заходите завтра.
– Ничего страшного, – понимающе кивнул я, – но у меня есть еще одно дело, с которым, надеюсь, вы могли бы помочь. Не бесплатно, разумеется, – вытащил я из кармана заранее приготовленную купюру в 10 долларов.
Десять долларов для почти любого белоруса были тогда очень приличной суммой. На этом строился мой расчет, и он себя оправдал.
– Что делать-то надо? – торопливо вытерла о фартук руки моя собеседница.
– Работы на час, не больше, – извлек я из пакета только что приобретенный кусок ткани. – Нужно просто сшить несколько мешочков… для образцов. Я бы их выкроил, а вы бы прострочили…
– С этим невестка справится в миг, – бросила женщина быстрый взгляд на зеленоватую купюру. – Проходите в дом, – толкнула она натужно заскрипевшую дверь.
Внутри довольно большой горницы было светло и чисто. Бросалось в глаза обилие белоснежных покрывал, наволочек, салфеточек и занавесочек, которые разом погрузили меня в мир почти забытого деревенского быта.
Вскоре в комнате появилась молоденькая девушка с русой косой, перекинутой через плечо.
– Здравствуйте, – поприветствовала она меня легким наклоном головы. – Меня зовут Анюта. Мария Леонидовна сказала, что вам нужно что-то пошить.
– Да, сделать из этого, – потряс я перед ней тканью, – пару десятков мешочков.
– С завязочками? – уточнила девушка, ощупывая материю.
– Нет, завязки не нужны, – мигом посчитал я возможные трудозатраты. – Мешки самые простые, прямые, незамысловатые.
– Какие размеры? – Анюта перенесла ткань на стоящий у окна стол, ловкими движениями расправила полотно и приложила к нему длинную железную линейку. – Если, как вы просили, сделать выкройку на двадцать сантиметров, – сказала девушка, – то получится ровно двадцать мешочков. Но лучше раскроить ткань на лоскуты по двадцать пять сантиметров.
– Почему? – не понял я причину ее сомнений.
– Если вы собираетесь в них что-то засыпать, – пояснила она, – то горлышко нужно делать чуть шире.
Я, зная, что между кончиками больших и безымянных пальцев как раз двадцать сантиметров, свел пальцы рук вместе, образовав нечто похожее на круг. Действительно, получившаяся окружность показалась мне слишком узкой и неудобной, и я моментально согласился с предложением мастерицы. Девушка удовлетворенно кивнула и, вооружившись куском портновского мела, принялась размечать контуры будущих вместилищ для наполеондоров. Засмотревшись на ее ловкие и уверенные движения, я чуть было не забыл о второй цели своего посещения. И спохватился лишь тогда, когда юная мастерица сняла чехол со швейной машинки и уложила слева от нее пачку подготовленного кроя. Как раз в это время в комнату зашла хозяйка дома.
– Как вы тут справляетесь? – покровительственно положила она натруженную руку на плечо девушки.
– Сейчас прострочу, и готово, – отозвалась та. – Вот только какой шов делать – одинарный или двойной?
– Тройной, если можно, – мигом отозвался я, – чтобы крепче держали.
И почему-то перед моими глазами всплыл наполовину пустой флакон одеколона «Тройной», стоящий у Болеслава Мартыновича на умывальнике.
– Да, э-э, – заторопился я, – Мария Леонидовна, один вопросик прояснить хотел. В прошлый раз вы вскользь упомянули о каком-то «Бирюке»… Предостерегали еще нас, чтоб мы у него на ночлег не останавливались. А о ком, собственно, шла речь?
– Ах, это, – устало опустилась женщина на стул. – Ну конечно, совсем упустила из виду, что вы не местные. А Бирюком мы тут зовем одного нашего электрика. Сам он из Местечка, живет у самого озера, считай, на отшибе. Фамилия у него странная, созвучная слову «бирюк». Биру, или даже Берун, толком не помню.
– Чем же он так плох? – продолжал настаивать я.
– Не сказать, чтоб особенно плох, но больно уж нелюдим. Без надобности берлогу свою не покинет. Однако начитан, не в пример многим. В нашей поселковой библиотеке почти все книги перечитал, и не по разу. Просто само место, где он обосновался, считается нехорошим.
– Оттого, что там был лагерь для военнопленных? – решил показать я свою осведомленность.
– Нет, – покачала головой Мария Леонидовна, – не совсем. Пленные там были во время оккупации. А как вернулись наши войска, там контрразведка быстренько организовала какое-то закрытое поселение для тех, кто добровольно перешел на службу в Красную армию. Дезертиры всякие, проштрафившиеся диверсанты, подозрительные иностранцы всех мастей… Были среди них, конечно, и оккупационные старосты, и казацкие старшины… много всякого темного народа. Кого-то там из них готовили. Может быть, даже натаскивали против бывших хозяев. Там и убийства даже случались, причем не раз. А убитых закапывали прямо на плацу, там, где сейчас Бирючий сад растет. Чтобы, значит, оставшиеся в живых каждый день топтали тела своих бывших сотоварищей и думали… Да и сам дом тоже дурную славу имеет, – добавила она после минутной паузы.
