Элона Демидова - Метро 2033. Отступник
Степан, сын Петра, всегда был верным сторонником царя Антона, однако, занимая должность казначея, не мог не озаботиться финансированием военной операции против Таганрога. И по мнению этого невоенного человека, выделить семь восьмерок на мелкий конфликт значило беззаботно сорить трудоднями, без веских на то оснований. Было решено, что в поход отправятся тридцать два воина и самая сильная видящая из жриц Храма Славы. Приготовления должны закончиться в течение трех дней. Никто не сомневался в быстрой победе. За два десятка лет Великий Лакедемон не проиграл ни одного сражения.
Глава 21
Пастырь, учивший любить, собирает ужасную жатву
Лакедемон провожал своих воинов в поход. У восточных ворот собрались почти все граждане, свободные в данный момент от службы. Не смешиваясь с привилегированной частью населения, стояли здесь и многочисленные зеваки из крестьян (кто смог отложить дела), чтобы поглазеть на редкое в последние годы зрелище.
Тридцать два человека, хотя и были разного возраста, очень походили друг на друга: все как один с сурово сжатыми губами на каменеющих лицах, они являли неуемно-жестокую силу, что двигала людьми, словно пальцами. Побывавшие во многих переделках, одетые в бронежилеты, а под ними в камуфляж, не новый, застиранный, и кое-где заштопанный, бойцы были полны решимости вырвать победу даже из лап смерти, не оставляя противнику ни единого шанса.
Кроме рядовых автоматчиков, каждая восьмерка была укомплектована снайпером с СВД. Запасы провизии брались на пять дней, хотя никто не сомневался, что война продлится всего лишь сутки, то есть будет молниеносной, но путь до Таганрога был неблизким, тем более что назад предстояло идти с многочисленными пленными.
Царь Роман критически посматривал на четыре телеги, в оглобли которых радостно вцепились руки рабов, что вместо тяглового скота приготовились тащить армейское обеспечение, полевую кухню, провиант и воду. Как обычно, этим болванам, сопровождающим отряд, была обещана свобода и перевод в класс крестьян, а в случае особенно добросовестного выполнения задач – вообще неслыханная милость: переселение в Ломакин.
План был прост.
Отряд пойдет вдоль Миуского лимана северной дорогой, что снизит до нуля возможность встречи с Туманом Даров.
Сегодня воины уходят из Лакедемона и ночуют в Гаевке, поближе к городу, а завтра, с первыми лучами солнца бойцы рванут к Таганрогу. Можно было бы пойти напрямую, через бывший военный аэродром, но, как утверждали поисковики из отряда покойного Николая, там поселились гигантские пауки, потому придется делать небольшой крюк и обогнуть опасное место, чтобы как снег на голову упасть на выродков с севера.
Далее, сориентировавшись на местности, отряд продолжит путь к центру города по улице Ленина и приблизительно в девять часов утра нанесет первый сокрушительный удар по нуклеарам, обитающим в районе порта.
Следом, продолжив продвижение в глубь территории противника либо по Петровской, либо вдоль моря по Пушкинской, либо по обеим улицам одновременно, они нападут на второе обиталище дикарей.
Затем, ликвидировав основные скопления туземцев, предполагалось провести общую зачистку территории, после чего отступить на исходные позиции к Гаевке или же по Мариупольскому шоссе вернуться с победой в Лакедемон.
Согласно этой тщательно продуманной диспозиции, к шести часам завтрашнего вечера операция должна завершиться. Стратеги из Совета старейшин полагали, что смогут уничтожить порядка двухсот аборигенов, а около пятидесяти или чуть больше взять в плен. Если кто-то из мутантов спасется, то будет деморализован и надолго запомнит урок, преподнесенный доблестными солдатами Миусской Политии, чтобы никогда даже не помышлять о предоставлении приюта врагам могущественного соседа.
По крайней мере, Верховная жрица Храма Славы Светлана по прозвищу Лики убеждала себя, что все так и будет. С тех пор, как много лет назад девушка сделала выбор и села в джип с тонированными стеклами, планы ее мужа никогда не нарушались. Впрочем, женщина давно уже была равнодушна как к деяниям своего супруга, так и ко всему остальному. Светлана выполняла то, что от нее требовала должность Верховной жрицы – не менее, но и не более. Ее внутренний мир, похороненный под грудой пепла, оставшегося после горения страстей, надежд и страхов, долгие годы никто не беспокоил. Но события последних дней расшевелили потухший костер, и болезненное смятение тлело где-то в глубине давно остывшего сердца.
Жена царя обняла юную воспитанницу, черноглазую брюнетку Ирину, которой за особую чувствительность дали прозвище Психея. Пятнадцатилетняя девушка, лучшая видящая Лакедемона, в иные дни была способна ощущать присутствие живых существ в радиусе до пятисот метров.
– Будь всевидящим оком наших мужей, – бесстрастно произнесла наставление Светлана.
Затем жрица подошла к Антону. Выцветшие глаза остановились на царе, но, казалось, смотрели куда-то вдаль. Выдержав паузу, она сказала:
– Со щитом или на щите.
– Я вернусь со щитом, – ответил Антон, положив руки ей на плечи и притягивая к себе.
Артур, стоявший в первой из восьмерок, испытывал неловкость. Терпкое щемящее чувство всплыло из недр души, а в памяти неожиданно прояснилась картина детства, когда он, радостный малыш, обнимал смеющуюся маму, нежную и добрую, с роскошными рыжими волосами.
«Она ведь не всегда была такой, как сейчас», – подумал наследник, и к горлу подкатил горький вязкий комок.
Даже сегодня, когда она надела на шею сына свой массивный золотой медальон на толстенной, в мизинец толщиной, цепи, не было в ее взгляде ни заботы, ни теплоты, ни тревоги, ничего не было – только серый холодный пепел. Артуру вдруг стало обидно, захотелось немедленно вытащить материн подарок из-под бронежилета и швырнуть в это каменное лицо. Быть может, тогда она проявит хоть какие-то чувства к сыну – хотя бы злость, хотя бы ненависть, хоть что-то…
Но наследник сдержался, рассеял нахлынувшие на него эмоции и изгнал детские воспоминания. Что тут поделаешь! Она ведь Лики, волчица. А волчицы – не плачут. Да и кроме того, эта цацка вызывала столь откровенно завистливые взгляды у остальных воинов отряда, что бросаться такой вещью было бы глупо.
Так стоило ли теперь печалиться о детстве? Ведь Артура впереди ждала месть уродам, посмевшим держать лучшего воина Лакедемона в подвале, а особенно грела веселая мысль поквитаться с Олегом, который лишил будущего царя возможности иметь полноценное потомство, уподобив его мутантам.
Так же не забывал Артур и о красавице Каур. «Интересно, успел он уже подмять ее или нет? – обращался наследник с вопросами к небесам. – Хорошо бы нет… Ну, конечно, нет! Он же, дурачина, только вздыхать может, как по Аньке вздыхал… но в любом случае, ты понаблюдаешь, Олежек, что делают с девками настоящие мужчины, посмотришь, как это сделаю я, а у черной сучки будет возможность сравнить… Да… потом возьму ее к себе или лучше отдам в Дом Алён. Или нет, сперва все же к себе, а вот держать буду на цепи во дворе, как собаку… Жаль, что тебя скоро казнят, Олежек и этого ты не увидишь…»
В общем, можно было сказать, что жизнь наконец улыбнулась Артуру: киндеровыми листьями, которые удалось притащить из Таганрога, были оплачены долги в Доме Алён, и он получил еще неплохую сумму в придачу. Отказавшись от ласк проституток, наследник успел забежать в кабак и рассчитаться с удивленным трактирщиком Гоги. Грузин на радостях хотел угостить вечного должника за свой счет, но Артур отказался, памятуя, как невыносимо трудно дался прошлый поход по жаре. А ведь сейчас, вместо снисходительного Николая, да успокоится его душа за Дамбой Теней, за сынулей будет наблюдать суровый папаня… Нельзя подать повод для насмешек.
– Доблесть и сила! – возглас отвлек Артура от размышлений.
– Во имя победы! – гаркнул наследник с остальными воинами.
– Во имя победы! – раздалось из толпы провожающих.
Наконец-то церемония проводов была окончена.
Колонна строевым шагом прошла ворота и вскоре исчезла в мареве солнечных лучей.
* * *Роман знал, что времени у него не так уж много. Вполне возможно, что послезавтра вечером ненавистный соправитель вернется с победой. В крайнем случае, судьба подарит еще один день, и война закончится послепослезавтра, поэтому, как только были заперты ворота, царь пригласил для серьезного разговора казначея Степана, оставленного Антоном вместо себя. Уединились они в одном из кабинетов Дворца Собраний.
– Присаживайся, товарищ мой и сотрапезник, – любезно сказал Роман.
Казначей так и сделал. Теперь они сидели, разделенные столом, как границей.
– Что ты хочешь, соправитель? – на лице казначея играла иронично-надменная улыбка.
«Как же предсказуем этот незадачливый Роман! – думал он. – Истинный повелитель Лакедемона, Антон, предупреждал о подобных попытках. Что ж, любопытно, какая игра тут приготовлена… наверняка, что-то не очень чистое, но, разумеется, я готов в достаточно жесткой форме дать отпор».
