Артем Каменистый - Недобитый (СИ)

Будущее показало, что копья не столь бесполезны, как казалось. Но тогда я об этом еще не догадывался.

Впереди опять кричат — уже гораздо ближе. Тревожно, удивленно, с испугом. Все — нас заметили. Началось.

Передовая группа самых защищенных воинов припускает бегом, торопясь выскочить на полянку. Бойцы не кричат — здесь собрались опытные убийцы. Лишь дыхание тяжелеет — дружно вентилируют легкие, по опыту зная, что скоро кислород понадобится для важного дела.

А вот позади, из толпы ополченцев и межгорцев, раздается отчаянно-яростный вопль, который тут же подхватывают десятки глоток. Эх… Не удержались мужики. Ну да ладно — несколько секунд важной роли, надеюсь, не сыграют. Про нас и без горлопанов уже знают.

В спину начинают подталкивать — народу невтерпеж выскочить на открытое место. Прекрасно их понимаю — меня самого сдерживают лишь закованные в металл и кожу спины впереди идущих. И где-то там, уже совсем рядом, зазвенела сталь, закричали от боли и предсмертного ужаса. Попугай, коротко бросив: «Всем удачи», отталкивается от плеча, взмывает к макушкам деревьев, с брезгливостью высшего создания поглядывает на происходящее.

Все — вот и полянка. Крошечный огрызок луга, заполненный дерущимися людьми. Демы выделяются резко: в своих до мельчайших деталей выверенных доспехах они выглядят напыщенными павлинами атакованными стаей потрепанных жизнью воробьев. Враги пятятся, отступают, удерживаясь от бегства лишь потому, что нельзя подставлять спину. Наши навалились как следует, дружно, но пираты тоже шевелиться умеют — не меньше половины успело углубиться в лес, где их теперь гонят по двум самым широким тропам. Те, кто за ними не успели, сейчас умирают, избиваемые со всех сторон. Все — жалкое подобие строя сломано. Даже крепкие латы теперь не спасут — серьезных «танков» здесь цепляют крюками за ноги, валят, а потом забивают толпой. Подняться под ударами в такой тяжести невозможно, а узкие лезвия кинжалов всегда найдут щель: демов колют в пах, в щели забрал, в сочленения. А иным без затей лупят по шлемам боевыми молотами или обухами топоров — против лома нет приема.

На первый взгляд вроде порядок, но немало мужиков увлеклось — надо продолжать натиск, а добивать неудачников останутся ополченцы.

— Вперед! Вперед все! Не останавливаться!

Мой приказ подхватывает Тук — его зычный голос перекрывает даже крики умирающих. Арбалет не находит цель — пятящихся врагов не достать: между мной и ними слишком много своих.

Продолжая орать одно и то же, пересекаю полянку, чуть отклоняюсь влево, вслед за нашими латниками. Здесь явный успех — напор принес результат: остатки вражеского дозора потеряли всякое подобие строя, разворачиваются, пытаются сбежать. В спины бьют копья и мечи, воздух переполнен лязгом, воплями, воем, хрипами. Если и у Арисата все так же, то про эту группу можно забыть — мало кто сумеет уйти.

Как ни мало, но все же сумели. В первых рядах у нас нет лучников, так что достать шустрых не смогли, а теперь остается лишь бежать следом, пытаясь дотянуться копьем. Спаслись лишь самые легковооруженные демы — в кожаных доспехах. Латы вещь хорошая, но вот бегать в них увольте. Лишь Тук на это способен, хоть и недолго, но он уникум, каких мало.

Впереди просвет очередной поляны — эта побольше. Там нас ждет главный отряд — центр вражеского построения. Я все так же бегу с дурацким арбалетом — некуда разряжать. Ничего — уж там наверняка подвернется цель.

Подвернулась…

Когда мы на плечах улепетывающей парочки «кожаных» выскочили из леса, нас встретила стальная стена, перегородившая противоположную опушку, и свист арбалетных болтов прилетающих слева и справа. Я не верил своим глазам: демы и не думали паниковать, или впадать в растерянность. Они уже успели организовать строй, разместив стрелков за флангами — воины там присели на колени, чтобы не мешать. Места здесь, для маневров и прочего, конечно нет, но им и не требовалось: встали в несколько неровных шеренг, прикрылись щитами, выставили копья. Обойти их невозможно — с одной стороны не даст река, выглянувшая в просвете, с другой такие непролазные кустарники, что через них без бульдозера не продерешься. Одно утешает — врагов, похоже, не слишком много.

Хотя компактный строй может легко обмануть взгляд.

Толком не прицелившись, разрядил арбалет в эту мишень для слепых, забросил его за спину, выхватил Штучку из плена ременной петли, заорал:

— Стоять! Сбиться в строй! Щиты вперед!

Это и без меня уже кричали Дирбз и Арисат, но передовой отряд вообще-то не нуждался в подобных приказах. Никто не бросился убиваться об толпу — все сбивались в линию, зеркально повторяющую построение врага, лишь с тем отличием, что делали это под обстрелом. Хоть и не частым, но уже появились первые раненые, а возможно и убитые — на такой дистанции арбалет вещь страшная.

Ничего — мы ведь не собирались жить вечно. Сейчас собьем строй, и стрелять им станет труднее. Затем дождемся, когда построение станет глубже за счет притока текущих по тропам ручьев ополченцев, и попремся вперед паровым катком. Там уж не до арбалетов станет.

Тот, кто придумал знаменитое: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги» был чертовски прав. Эти проклятые две главные тропы сыграли с нами плохую шутку. Да — они способствовали быстрому передвижению, что для нашего замысла было важно, но затем начали вредить. Народ не стал ломиться тонкими стежками, более-менее развернуто, как приказывали, и, начиная от полянки, где побили дозор, поперся широкими путями. А широкими они были относительно — людям приходилось тесниться, чтобы не цепляться за кусты и деревья. Выбираясь из леса, они не могли быстро разойтись в стороны — полоса между уже выстроившимися шеренгами и густыми зарослями оказалась слишком узкой, если не сказать хуже. Наседающая масса ополченцев не успевала растекаться к флангам, давила в спины, толкала навстречу врагу. Сформировалось подобие автомобильной пробки с той лишь разницей, что машины обычно стоят смирно, а не бьют бамперами передних.

Я, увлекшись осмотром вражеского отряда, пропустил начальный этап развития процесса, и обернулся лишь увидев, что центр нашего уже почти сформированного построения начинает вспухать под давлением монолитной человеческой массы, продолжавшей выливаться из леса. Попытался криками предотвратить безобразие, но бесполезно — это все равно, что пальцем полностью открытый кран попробовать перекрыть. К тому же кричал не только я, а, похоже, абсолютно все. Причем преимущественно что-то нехорошее, если не сказать прямо — матерное. Жизненный опыт подсказывал командирам, что крепкое слово всегда самое сильное — без него тебя никто не расслышит.