Свиток 1. Волшебный меч - Егор Дмитриевич Чекрыгин
Утром Накай был невыспавшийся и несчастный. Уверен, он за всю ночь и глаз не сомкнул, обуреваемый очень плохими мыслями. Ворочался, вздыхал… Естественно, видок утром у него был еще тот. Глазки воспаленно сияют безумием, весь перекошенный, трясется… Кажется, его еще и перекособочило. Любо-дорого посмотреть.
В этот день охрана старалась держаться от нас с Лга’нхи подальше. Когда парочка вояк поперлась за моим приятелем в кусты, я просто поманил их пальчиком, и они послушно оставили его в покое. К вечеру Накай сломался окончательно, прилюдно просил у меня прощения и со слезами на глазах обещал, что больше никогда-никогда-никогда…
Ладно. Я хоть и сволочь, но сволочь отходчивая — я простил! Удалил фигурке излишки носа и горб и даже был настолько великодушен, что втер глину в бицепсы, ставшие после этого особенно рельефными. Но фигурку Накаю не отдал, а запрятал в мешочек и подвесил к поясу. Так. На всякий случай.
Больше Накай старался не попадаться мне на глаза, и охрана тоже предпочитала держаться в отдалении. Вот только не уверен, что Лга’нхи вообще понял, что это я ради него старался. Дылда неблагодарная!
И вот мы пришли в очередную Крепость. На мордуйскую она походила не только названием, но и размерами, и особенностями архитектуры. Те же самые унылые каменно-саманные домики, покрытые соломой. Такие же плетни из лозы и сложенные из камней невысокие заборчики… И такой же дворец-сарай, что и у Мордуя.
Принимали нас вполне себе хорошо. Без особой ласки и дружелюбия, но с уважительной предупредительностью. Благо Ортай всю дорогу расписывал крутизну Лга’нхи, мои шаманские достижения на поприще войн в потустороннем мире и ту великую помощь, которую оказал нам Мордуй. Кажется, я даже слышал, что мое волшебное копье будет охотиться за моими врагами даже после моей смерти, благодаря символам, начертанным на нем, естественно, именно в мастерских Олидики. Последнее подчеркивалось неоднократно.
Вот даже не знаю — говорить ему за это спасибо или нет. Не уверен, что он пекся о моем благе, рассказывая эту ложь.
Впрочем, и моя невинная шалость с носом Накая сыграла свою роль, вылив немало водицы на мельницу авторитета простых ребят из Олидики. Только вот после этого от меня все, даже наши, не говоря уж о иратугцах, старались держаться подальше и общались с опаской, словно с ядовитой змеей. Кажется, я все-таки перестарался.
Естественно, местный пахан по имени Виксай дал пир в нашу честь и одарил подарками.
В качестве подарков шла та самая цветная ткань, одежду из которой я отметил на Осакат еще в самую первую нашу встречу (как же давно, кажется, это было). Как мне пояснили, тайна окраски этой ткани была страшным военным секретом местных шаманов, и больше никто в окрестных царствах ничего подобного сделать не мог. Так что подарки нам были сделаны действительно царские.
Мы вроде тоже отдарились неплохо. Ортай преподносил Виксаю и его лучшим воинам оружие и бронзовые висюльки. А я выделил из добычи несколько чаш и котелков, особенно подчеркнув, к большому удовольствию Ортая, происхождение данной посуды, и вполне себе тонко намекнул, что у верблюжатников такой еще много. Всего-то и делов, сходить, убить и взять. Кажется, Виксай серьезно заинтересовался…
Виксай, кстати, понравился мне куда больше Мордуя. Честное, открытое лицо и повадки гуляки-воина импонировали куда больше хитрожопости политика Мордуя. И пивко у него было вполне себе забористым, и угощение славное. Только, боюсь, из-за этого самого пивка мы и вляпались в очередные проблемы.
Все начиналось чинно и благородно. Приветственные речи, ответные речи благодарности, обмен подарками, жареный барашек, каша, пиво, похвальбы, пиво, пение былин, пиво, воинские игры, пиво, «ты меня уважаешь?», пиво, «да кто ты такой?», пиво…
Как я понял, на пирах Викса — это было нормальным явлением. Если у Мордуя в особой чести были шаманы и мудрецы, Викса более уважал вояк и охотников. Так что едва только пир перешел рубикон между чинной благопристойностью и искренним весельем, сидящие за столами дюжие вояки пошли мериться пиписьками. Все без удержу хвастались своими подвигами и свершениями. Кто-то там завалил горного козла, забравшись на какую-то местную Джомолунгму, а кто-то изловил оленя голыми руками, бегая за ним по просторной долине. А я! А я-я-я!!! Я дрался с воинами соседнего царства и, завалив их вождя, добыл вот этот доспех! Вот! А этот кинжал видишь? Вот этим вот кинжалом я лично зарезал… Хвастались, как малые дети новыми игрушками. Потом пошли показывать удаль молодецкую — армрестлинг, борьба, кто дальше кинет камень, дальше прыгнет, кто поднимет бочку с пивом… Детский сад, короче. Я сидел и взирал на это с благодушием старого и мудрого Акеллы, наблюдающего щенячьи бои со скалы Совета, даже не подозревая, какая беда подкрадывается ко мне с фланга. И вот — начали петь былины. Причем не абы какие, а воспевающие подвиги каждого конкретного бойца за столом… И тут я почувствовал, как кто-то тихонечко попихивает меня локтем. Вернее, это Лга’нхи казалось, что он тихонечко попихивает. Я-то был уверен, что мне снова пытаются переломать ребра.
Чего тебе надобно, старче? Так… глаза пылают, рожа хмуро-недовольная… Чего-то он от меня хочет… Чего??? А! Ну, конечно же, в мои обязанности шамана входит воспевание подвигов лучших воинов нашего племени. И мне еще повезло, что лучший воин нашего племени попутно является еще и единственным. Одна только беда — не умею я петь!
В смысле, былины эти ихние. Нет, не подумайте, что там требуется какой-то сверхсложный вокал. Обычно былина занудно поется на одной-двух нотах. Но вот местная поэзия отличается какой-то особенной выкрученностью и, не побоюсь этого слова, извращенностью. Каждое слово должно сопровождаться разными украшающими завитушками и завирушками. По-человечески ничего сказать нельзя, а надо выкрутить да извратиться, подобрав немыслимые эпитеты к банальнейшим вещам. И излагается все это длинными, наподобие гомеровских, строфами.
Мой мозг, честно говоря, не был способен запомнить ни одну балладу, даже хрестоматийную «про Ска’гтаху, убийцу тигров» — наиболее популярный шлягер, исполнявшийся в нашем племени по каждому случаю и даже без такового. Видно, к такому изложению надо привыкать
