Братья ветра - Тэд Уильямс
«Я не пытался избежать страданий, – подумал я, – но мне все равно больно».
Слова старой женщины возродили прежние переживания, которые я пытался похоронить. Что бы мы ни думали друг о друге, Шоли и я были связаны долгом – по отношению к лорду Хакатри и ее госпоже, нас удерживала верность им, и я считал, что мы пришли к согласию в этой печальной правде во время нашей первой встречи. Теперь же складывалось впечатление, что я неправильно ее понял и она по-прежнему хотела услышать о моих чувствах, и меня охватило отчаяние. Как я мог ответить на ее цветок боярышника? Что сказать? Я поклялся служить моему господину, который сейчас нуждался во мне больше, чем когда-либо. Почему Шоли так жестоко заставляет меня совершить поступок, обреченный на провал?
Я выбежал из Зала Слуг, даже не поблагодарив Нали-Пину, испытывая жгучую боль и в полном смятении чувств. Быть может, я как-то выказывал свое отношение к леди Шоли – но я ничего такого не помнил.
Или, сам того не понимая, что-то ей обещал?
Если так, тогда складывалось впечатление, что она мне поверила. И кроме того – что показалось мне еще более странным, – приняла мою неправильно понятую привязанность за непреднамеренное обещание. Разве такое могло произойти? Почему умная и привлекательная леди из хорошей семьи, привыкшая к дорогим вещам и компании таких аристократов, как леди Она и Ксанико, отдала свое расположение обычному слуге, Памону Кесу, у которого под ногтями грязь конюшен? Я даже не чувствовал себя польщенным. Тяжесть привязанности такой замечательной леди, как Шоли, казалась мне невыносимым бременем. А на моих плечах и без того лежала огромная тяжесть.
Я сразу написал ответ, хотя должен признать, что руки у меня дрожали больше, чем следовало. Я поблагодарил леди Ону и написал, что Хакатри и я после длительного путешествия лишь недавно вернулись в Асу'а. Я коротко поведал о том, что видел и пережил, а также печальную правду, что нам не удалось отыскать средство, которое могло бы исцелить моего господина от страданий. Я написал о подарке Шоли только для того, чтобы засвидетельствовать свою благодарность, но не осмелился предположить, что сказанное Нали-Пиной могло быть истиной – и уж конечно, не стал делиться с ней своими чувствами.
Но, закончив, я увидел, что почти ничего не написал о Шоли, поэтому добавил в конце послания, что отношусь к обеим леди с огромным уважением.
Я попросил леди Ону передать ее подруге мои наилучшие пожелания и поблагодарить за подарок. Потом я отнес письмо почтовым курьерам, чтобы они его доставили в Воронье Гнездо, когда кто-то из них отправится на запад.
В ту ночь, пока мой господин спал, я мучительно размышлял о своем письме. Я боялся, что оно лишено изящества и в нем нет ничего полезного. Даже подумывал о том, чтобы его забрать. В любом случае какое право я имел думать о собственном счастье? Целители Асу'а исчерпали свои знания и лекарства, а мой хозяин уже начал говорить о новом путешествии в поисках помощи. Мог ли я рассчитывать, что такая леди, как Шоли, будет бродить по миру вместе со мной, терпеть грязь городов смертных или трудности, преодолевая болота и леса? Даже если бы лорд Хакатри решил остаться в Асу'а, Шоли, чтобы быть со мной, пришлось бы покинуть свою подругу леди Ону, оставив ее вдвоем с полным горечи, обожженным кровью Червя мужем.
Все это казалось невозможным, хотя мои мучительные размышления не прекращались много ночей, пока я наконец не выбросил предательские мысли из головы и постарался полностью сосредоточиться на помощи моему бедному господину.
Между тем времена года продолжали сменять друг друга. Одна Луна приходила за другой, и каждая следующая проглатывала предыдущую. Прошел Сезон Роста, потом Сбора, лорду Хакатри так и не стало лучше, а настроение у него становилось все хуже. Письмо, написанное мной в Воронье Гнездо, давно отправилось по назначению, но ответа я не получил. После возвращения из Энки-э-Шаосэй мой хозяин больше не садился в седло, поэтому у меня было совсем немного работы в конюшне, и я большую часть времени проводил рядом с ним, дожидаясь редких моментов, когда у него прояснялось сознание. Но даже после того как Хакатри приходил в себя, он практически меня не замечал, его разум наполняли сны и призраки, и реальный мир вокруг стал еще одним царством теней и туманов. У него бывали краткие периоды улучшения, но сейчас ему становилось все хуже.
Ну а я ждал – сам не знаю чего.
Прошли почти два цикла времен года с тех пор, как лорд Хакатри получил ожоги кровью дракона, родные и народ Асу'а видели его так редко, что скорбели о нем, словно он умер. Тем не менее жизнь в Асу'а продолжалась, к концу подходил не просто очередной цикл, но Великий Год Садорожденных. Появление Луны Петуха означало, что осталось совсем немного времени до того момента, когда Факел Года запылает на небе, возвещая о начале нового Великого Года. Священный момент наступал каждые шестьдесят циклов или около того, которые смертные называют годами. Приготовления к празднованию Ежегодного Танца начались довольно давно, и город переполняло предвкушение.
Несмотря на то что зида'я живут дольше, чем мой народ, и намного дольше смертных, наступление Великого Года являлось важным событием, особенно в Асу'а. Глубоко в освещенных зеркалами пещерах под Асу'а роща ведьминых деревьев превращалась в церемониальное место, ее приводили в порядок, и она становилась такой же ослепительно чистой, как тронный зал. Между древними серебристо-серыми стволами высаживали особые цветы. На самих деревьях, следуя специальным ритуалам, подрезали белые вьющиеся стебли и украшали деревья гирляндами из разноцветных шелковых лент, и они походили на древних родственников, нарядившихся на пир в свои лучшие одеяния. Скоро сама Са'онсера приступит к священным ритуалам празднования прихода Великого Года.
Однако я не мог в полной мере проникнуться духом праздника. К нам приближалось время перемен, а сны Хакатри снова начали сливаться с моими. И если раньше, когда мы шли по Шепоту пустошей, они являлись лишь слабыми ручейками, то теперь многократно усилились. Практически каждую ночь меня посещал сильный и часто болезненный сон, который казался не моим. Я бежал под чуждыми небесами, меня преследовали какие-то существа, я их слышал, но не видел. Я корчился в агонии и ничего не мог с
