Пауль Локамп - Есть время жить
— Уходим...
Когда мы вышли на улицу, я сдернул шахидку с лица и несколько раз глубоко вдохнул. Оглянулся вокруг и пошёл к колодцу. Вода была чистая; перед тем, как пить, мы посветили в колодец — ещё не хватало, чтобы там что-нибудь дохлое плавало. Как и везде в округе, колодец был неглубокий, водяные жилы залегали вблизи поверхности. Вытащив ведро холодной воды, нагнулся и вылил половину себе на голову. После комнаты у меня было ощущение, что этот запах въелся намертво, даже в лёгкие.
— Робби!
Я обернулся на крик Айвара и увидел, что он держит под прицелом ворота сарая.
— Что там?
— Морф. Но какой-то странный. Слишком худой и длинный. На богомола похож. Он так быстро промелькнул.
— Понял.
Первая мысль, которая мне пришла в голову — сжечь к чёртовой матери и этот дом, и сарай, и всё, что там в этом сарае поселилось. В памяти промелькнула фотография времён Вьетнамской войны — горящие дома и на их фоне солдат с М14. Ну к чёрту, нельзя, эдак можно и лес поджечь.
— Валим?
— А что с ним делать? — сквозь зубы процедил я. — Смотреть на него? Надо его наружу выманить. Прикрой.
— Может, подождём, сам выползет?
— Скоро темнеть начнёт, на «подождать» время нет. Прикрой, дверь пошире распахну, — я обошёл Айвара, чтобы не перекрывать ему сектор стрельбы, и приблизился ко входу в сарай. Там явно держали скот — на пороге видны ошметья навоза, перемешанные с соломой. Взялся рукой за обрывок верёвки, привязанный к ржавой скобе, и потянул скрипнувшую дверь на себя...
Меня спас жилет. А точнее, магазины к Сайге, которые лежали в нагрудных карманах жилета. Когда створка дверей начала открываться, в неё что-то сильно ударило, и прямо на меня выпрыгнул морф. Я таких ни разу не видел и, сильно надеюсь, что больше не придётся. Маленькое тело, размером с хорошую овчарку, и не по размеру длинные, тонкие руки. Это даже не морф, это скорее паук на четырех длинных лапах!
Он ударил меня в грудь, отчего я отлетел назад и упал на спину, больно ударившись о какой-то твёрдый предмет, не успев даже выстрелить. Айвар что-то матерно кричит, два быстрых выстрела, а морф уже вот, рядом, почти нависает надо мной, скаля челюсти. Почти не целясь, стреляю в него — мимо! Скребу по скользкой земле ногами, по горлу прокатывает холод, падая куском льда в желудок. Позади меня опять хлопают выстрелы Айвара, всё чаще и чаще, словно ему некогда целиться, но на теле морфа я не вижу попаданий! Куда же он стреляет, мазила!!!
Морф прогибает горбатую спину и резким, почти неуловимым движением хватает меня за жилет. Ну, с-с-сука, хватаю его левой рукой за запястье, чтобы удержать, и резко откидываясь назад, тяну на себя, выбрасывая навстречу руку с пистолетом. Выстрел! В голове морфа появляется аккуратная дырка. Стреляю ещё несколько раз, невольно прищуриваясь, когда вижу, как из головы морфа брызжет чёрная слизь. Морф замер и покачнулся. Но покачнулся уже мертво, словно подрубленное дерево. Лапы подгибаются, и валится набок, чувствую, как последним движением он сжимает на моём жилете свои длинные пальцы.
Всё ещё лежу на земле, не в силах оторвать взгляд от рухнувшей рядом нежити, когда слышу ещё несколько выстрелов. Они выводят меня из ступора, и я оглядываюсь. Метрах в десяти стоит Айвар, привалившись спиной к трактору, и затейливо матерится по-русски. Перед ним на земле ещё два морфа. Они похожи на того, который напал на меня, разве что размером немного помельче.
Сажусь на земле, вытираю рукавом мокрое лицо и сплевываю на землю кровь — прикусил губу, когда падал. Вяло отпихиваю ногой морфа, перезаряжаю пистолет и поднимаюсь на ноги, надо еще сарай проверить. Внутри нахожу останки коровы, голова телёнка и ещё каких-то животных, опознать которых уже не получится — одни кости. На подгибающихся ногах подхожу к Айвару и, опираясь на колесо, медленно достаю из кармана две сигареты. Прикуриваю, одну передаю ему.
— Славно постреляли...
— Да, — от глубоко затягивается и устало кивает, — что это за твари?
— Это? — переспрашиваю я. — Так понимаю, что это были дети... А в комнате их родители, на которых они и отожрались до такого вот состояния.
— Выросли детки. С помощью дедки и бабки. Хотя нет, там четыре головы. Наверняка ещё и папку с мамкой сожрали. А в сарае что?
— Была корова.
— Вот, — кивает он, — а корова пошла на закуску...
— В лесу ещё морфы есть, — напоминаю я. — Наверное, тётя.
— Или дядя, — соглашается Айвар, — родственнички, мать их так...
Роберт. 29 апреля, вечер, часом позже.
Осмотрели хутор, кое-что решили забрать с собой. Автомобильный прицеп с чурками дров прицепили к машине. Туда же загрузили несколько канистр, с соляркой, которые нашли в сарае.
— Смотри! — Айвар махнул в сторону загона.
Я поднял голову — в дальней части загона виднелся силуэт лошади. Загон был приличных размеров, и вдобавок уже начинало темнеть.
— Вроде живая, — Айвар посмотрел на меня.
— А ты что, лошадей-зомби видел?
— Я вообще давно лошадей не видел. Напуганная какая-то.
— Пожил бы ты несколько дней в окружении нежити — ещё не так бы дёргался. Попробуй с нашими связаться, а? — я смотрел на лошадь и прикидывал шансы её отловить.
— Не дотягивает, лес мешает. Ты что, ловить её собрался?
— Предлагаешь бросить на съедение морфам? Жалко живую тварь бросать.
Ладно, пойду гляну на лошадку. По виду, крупный жемайтукас[97], в холке примерно метр пятьдесят. Гнедой масти, крепкая — как говорится, и в пир, и в мир. А ведь лошадь нам пригодится, ту же землю пахать. Ничего не поделаешь, раз мир катится в прошлое, будем пересаживаться на гужевой транспорт. Взял из рюкзака хлеб, испечённый Видой, и отправился в загон. Лошадь, слегка наклонив голову, настороженно смотрела на меня, словно решая, убежать или остаться. Видно, что испуганная, на месте не устоит, того и гляди, сорвётся, бегай потом за ней по загону. Удивительно, как её только морфы не поймали. Ну ладно, попробуем уговорить — что теперь делать, не бросать же! Усаживаюсь на ограду и начинаю с ней разговаривать. Слышу, как за моей спиной начинает нервно посмеиваться Айвар; в ответ, не меняя тембра, таким же добрым голосом предлагаю ему сходить в задницу. Затихает. Аккуратно, не торопясь подхожу к лошади и протягиваю на ладони хлеб. Не шарахнулась, и на том спасибо. Подумала, глазом покосила, шумно выдохнула и аккуратно, одними губами, взяла хлеб. Ну что, вкусно, чертяка? Погладил по шее — стоит вроде смирно, только глазом косит, мол, кто ты такой, человек, пахнущий оружейным маслом? Фыркнула недовольно, но не зло. Скорее выразила своё мнение о моём запахе. Только мышцы на груди подрагивают да жилка на шее бьётся. Ран нет, спина, слава Богу, не сбита. Это хорошо. Провёл рукой по холке — чисто. Протру, конечно; не дай Бог, пылинка — ведь собью седлом спину, придётся пристрелить. Кто с ней возиться будет и лечить? Разве что Аста. Вот времена настали: человека завалить — даже не задумаешься, а животное жалко.
Надо седло искать. Возвращаюсь в сарай и слышу, как следом за мной топает лошадь. У ограды грустно останавливается, словно боится, что брошу. Не переживай, не оставим. Если дети были, то голову даю на отсечение, найдётся и седло, любят у нас верховую езду. Не вести же её за недоуздок через лес! Есть седло! Как говаривал один мой знакомый, «аглицкого типу». Рядом с седлом аккуратно висит вальтрап, сделанный из детского одеяльца. В общем, нашёл весь гарнитур, аккуратно развешенный на деревянных колышках. Собираю все хозяйство в рюкзак, вещи-то дефицитные. Кстати, а что у неё с характером? Судя по форме и толщине трензелей, не вредная лошадка — они с одним сочленением, типа «империал», средней толщины.
Когда вынес седло, не поверите — эта дурёха тихо заржала. Я прямо остолбенел от удивления. Бросил взгляд на притихшего Айвара, тот глазами подозрительно блеснул и отвернулся. Вытер спину, выравнял вальтрап, седло — всё как положено, не первый раз седлаю. Перекинул поводья на спину и, поглаживая её по шее, подошёл к седлу. Даже не задумываясь, рефлекторно вытянул путлище[98] на длину руки. Если до плеча достают, значит, впору будут. Да, ребёнок ездил — короткие, на последнюю дырку застегнуты. Для начала опёрся рукой на седло — вроде ничего, стоит смирно, даже ушами не стрижёт. Ну ладно, вспомним молодость. Взлететь в седло не получилось (чай, не мальчик уже), сажусь мягко, чтобы лошадь не пугать. Подобрал поводья, в ответ лошадь недовольно тряхнула головой и, переступив на месте, пошла боком. Ну, начинается, блин. Подбираю поводья; неглубоко, как и положено, на треть стопы вставляю ботинки в стремена. Ну куда, куда, дурочка, дёргаешься; оглаживаю её по шее и начинаю уговаривать. Вслух конечно, как же ещё. Лошадь — животное умное. Правда, изредка упрямое. Ну, дурёха, ведь сожрут тебя здесь, если оставим. Оно тебе надо? Давай, не упрямься. Даю легкий шенкель. Ничего, хорошо идёт, собранным шагом. А что у нас с рысью? Ну, началось! Вот ведь, мать твою... Решила мне экзамен устроить? Ну-ну... Ветер тебе под хвост, дорогая. И голову задирать не надо, не поможет. Одерживаю попытку уйти направо, даю правый шенкель и посыл на рысь. Ничего, учёная, на собранной рыси хорошо идет, правда, слегка срывается в рабочую. Заводим в полувольт. Умница, слушается. А теперь на другую сторону. Пытается танцевать в сторону, но ничего, это лечится. Минут через двадцать успокоилась. То ли надоело со мной спорить, то ли поверила, что умею верхом ездить. Лошадь сильная, характер хороший, но немного с упряминкой. Думаю, дети на поводьях висели. Прошлись широкой рабочей рысью по загону. Нет, ну что за прелесть, ведь точно для детей держали — мягкая, как перина. Интересно, как на галопе себя ведёт, уж слишком мягко идет. Попробовать разве, размеры загона позволяют. С шага посылаю её в галоп. Поднимается хорошо, с правой ноги. Умница! Причём делает всё охотно, видно, без работы соскучилась. Минут через десять шагом направляемся к Айвару.
