Ник Перумов - Гибель Богов - 2. Книга вторая. Удерживая небо

— Гей, Свамме, пиво-то у тебя не перевелось?

— Не перевелось, Журкас, у меня оно никогда не переводится! Может, и не из Синехатовки, моё собственное, да не хуже ихнего будет!

— Точно! — кивнул долговязый и тощий Журкас, плотник. — Налей-ка мне кружку, а то по таким делам совсем горло пересохло!

— Ирма! — привычно скомандовал Свамме, не отрываясь от возни с растопкой.

Девочка так же привычно взялась за черпак, наливая пенящееся пиво в высокую кружку.

— Спасибо, красавица, — плотник бросил монету на стойку. — Испугалась, поди, Ирма?

— Как же не испугаться, мастер Журкас? — в тон, тихим и покорным голоском отозвалась девочка. — Страх-то какой! Мертвяки полезли! Людей живьём рвали!.. — Она почти натурально всхлипнула, закрывая лицо передником.

— Ну, ничего, ничего. — Жёсткая ладонь коснулась её затылка. Журкас был незлым, хоть и любил выпить. К тому же у него самого было три дочери. — Теперь уж всё. Свамме! Ты хоть девчонке заплати, как подобает, что работает, а не сидит в погребе, от страха визжа!

— А кто визжит-то? — полюбопытствовал Свамме.

— Да Нельке-пряха и весь её выводок. Как заваруха-то началась, в погреб все сиганули и давай голосить. Я-то топор схватил, сюда кинулся, да пока бежал — всё их слышал…

В трактир вошли ещё двое мастеровых, тоже спросили пива, и Ирма, подавая пенящиеся кружки, вдруг с ужасом ощутила, что вот сей же час умрёт. Нет, она не хочет, она не будет так жить! Только на миг дали ей ощутить вкус совсем иного, прекрасного, волнующего бытия, где она — не жалкая трактирная служанка, которую года через три-четыре всякий богатый гость станет таскать на сеновал, а Свамме-гном — только отводить взгляд, не несчастная сиротка, а чародейка, могущественная, грозная и прекрасная! Эвон сколько у той же Айки нарядов… Да и у госпожи Клары…

Нет, не желает она подавать пиво! Не желает, чтобы валяли её и лапали! Не хочет никого слушать, и голодать не хочет тоже! Где та волшебница, что вывела её из мглистой ловушки, отчего бросила?! Должна была помочь!

…День клонился к вечеру, работы в трактире становилось всё больше. Жители Поколя, справившись с бедой и наведя хоть какой-то порядок, дружными рядами отправились к Свамме, пропустить кружечку-другую-третью после трудов праведных. Явился даже патер Фруммино. А вот патера Франкля нигде видно не было…

Притащилась и неудачливая компания поджигателей, спасовавшая перед «колдовским котом». Хильда-молочница, Прескас-кожевник, резчик Жижма, шорник Мырнай и многие другие, больше дюжины. Были они все злы, исцарапаны, тяжело дышали, и по всему не составляло труда догадаться, что все усилия их пошли прахом.

Все они потребовали себе пива, не исключая и Хильду, бывшую до него большой охотницей и способную перепить даже матёрого лесоруба.

Ирма устала, сосало под ложечкой, болели руки, оттянутые тяжёлыми кружками. Эх, сейчас бы забиться хоть и в свою каморочку да накрыться с головой, никого не видеть и не слышать — но нет, давай, старайся, тащи пиво дорогим гостям…

…Всё началось с пустяка, по нравам Поколя — сущей ерунды. Шорник Мырнай, шипя от боли, прикладывал к глубоким и продолжающим кровоточить царапинам жёваный лист малородника, кривился и дёргался. И да, она, Ирма, думала совсем про другое, не заметила, наткнулась на острый, в сторону выставленный локоть шорника, расплескав пиво ему на штаны и рубаху. Мырнай подскочил, грубо выбранившись.

— Осторожнее, ты!..

— Простите, мастер Мырнай…

— Гляди, куды прёшься, вошь трактирная! — Мырнаю требовалось сорвать на ком-то злость. Жёсткие пальцы вцепились Ирме в волосы, заставляя выгнуться. — Кнутом тебя за такие дела!.. Всего меня залила, дрянь этакая!

Едва ли Мырнай собирался сделать с ней что-то совсем уж ужасное прямо тут, в общем трактирном зале, но глаза у Ирмы мигом налились кровью, бешенство и ярость толкнулись в грудь так, что она мигом забыла обо всём, кроме лишь одного — никто больше не смеет меня трогать!

— Убери руки, скотина! — завизжала она, без колебаний залепив тяжеленной кружкой по скуле шорнику.

— Ах ты!.. — захлёбываясь от ярости, взвыл Мырнай, схватившись за лицо. — Сейчас я тебя…

Чем он собирался пригрозить Ирме, осталось неизвестным. Навсегда. Потому что в тот же миг Серко, с которым она не расставалась, вывернулся у неё из глубокого кармана на переднике, ещё в воздухе обращаясь в огромного волка с оскаленной пастью и слюной, капающей с более чем внушительных клыков.

Мырнай завизжал, опрокинутый на спину, Жижма с Хильдой вскочили, перевернув скамью, Прескас сгрёб было Ирму за плечо огромной ручищей, но в этот миг она крутнулась, а с пальцев её сорвался самый настоящий огнешар.

В точности, как учила госпожа Клара.

Прескас опрокинулся, визжа резаной свиньёй, его грудь вспыхнула, языки пламени вцепились в усы и бороду.

Позади Ирмы кто-то завопил: «Ведьма!», лязгнуло железо, раздался топот; ничего больше не дожидаясь, она кинулась к выходу, Серко — за ней, на бегу обращаясь обратно в волчонка.

Что она там учинила с огнешаром — неведомо, но, едва она очутилась за порогом, как из всех окон трактира вырвались клубы рыже-чёрного пламени, а крыша просела с тяжким предсмертным треском.

Не помня себя от ужаса, не разбирая дороги, Ирма бросилась наутёк, крепко прижимая к себе волчонка.

…И бежала она так до тех пор, пока перед ней словно ниоткуда не появилась та самая девушка в плаще из солнечных, источающих тепло и свет волос.

— Сюда! Ко мне и за мной! Пока не догнали!

Ирма машинально обернулась — топот ног, тёмная черта набегающей толпы, вскинутое дреколье, лиц не различить — и, забыв обо всём, она опрометью кинулась в какое-то бледно-сиреневое колышущееся марево, в дрожь, подобную той, что стоит летом над раскалёнными камнями.

— Ф-фух, — услыхала она, едва мерцание исчезло, а под ногами обнаружился твёрдый камень — гладкий, отполированный камень покоя, да такого, что самому королю впору. — Мы успели, Ирма, успели!

— Г-где я? — пролепетала девочка. — К-кто ты?

— У меня дома. Вернее, у нас, — золотоволосая подплыла к ней, тонкие пальцы босых ног не касались красноватых гранитных плит.

— У нас? У кого «нас»?

— У твоих друзей, — улыбнулась девушка. — Соллей моё имя.

— З-зачем… П-почему?..

— Потому что иначе они бы убили и тебя, и меня, стань я на твою защиту. Несмотря на то что я чародейка. А таких как мы — боятся и ненавидят. Потому что мы — отличаемся от других. Так было, так будет. Нет смысла пытаться изменить естественный ход вещей. Можно лишь направить его ко всеобщему благу. Маги и простой народ плохо уживаются, Ирма Нарви.