Андрей Щупов - Приглашение в ад

— Вот так, мой юный друг! «И все заверте…», как говаривал мой любимый писатель Аверченко. Вы довольны? — Кит маленькой ложечкой доставал из блюдца вишневые ягоды и, предварительно полюбовавшись на каждую, клал в рот.

— А вы?

— Я всегда доволен. Вишня с ревенем, гимнастика фараонов и бездна дел излечивают от ипохондрии надежнее любого средства.

— Что еще за гимнастика фараонов?

— О, это особая система! Система Гермеса, как ее когда-то называли. Я, конечно, понимаю, эффектных методик — великое множество, но судите сами, всего двадцать с небольшим столетий понадобилось нам, чтобы подвести планету к роковой черте. И что увидит какой-нибудь альфа-центавровец, которому суждено будет прилететь сюда лет этак через пятьсот-шестьсот? — Кит усмехнулся. — Он найдет руины на месте городов, болота на месте бывших пашен. И только египетские пирамиды — величественные и неповторимые — встретят его как ни в чем не бывало. Разве что чуточку прибавится морщин на их лике, но не более того. Египтяне понимали толк в вечности. Потому и просуществали столь долго. А посему — гимнастика Гермеса! — Кит красноречиво развел руками. — Говорят, фараоны жили столько, сколько хотели, сколько требовалось для пользы царствования. И я, честно сказать, этому верю.

— Верите в вечность?

— В историю, Вадим. В нашу историю. В то, что было когда-то, потому что было в общем-то все. Вы меня понимаете? Уже давным-давно человечество исчерпало себя, замазывая старое и пытаясь рисовать новое, но повторяя в сущности контуры прошлого. Своеобразная трагедия поколений. Наличие лишнего опыта…

Вадим с любопытством взирал на Кита. В сущности излагал этот лесной царек вещи самые прописные, но особенность таилась в том — КАК он это делал. Анекдоты тоже способен рассказывать не каждый. Голос Кита обволакивал, лицо светилось магическим светом всезнающего философа. Глядя на собеседника, он смотрел не мимо, а в глубь, практически не моргая, не испытывая, а главное — не выдавая ни малейшего сомнения в произносимом. Возможно, это был своеобразный гипноз, но так или иначе спокойной убежденности Кита мог бы позавидовать любой крупный политик. Во всяком случае Вадиму стало понятным сегодняшнее положение Кита. Для того, чтобы очаровать разбойный люд, тоже нужен своеобразный шарм, и этот шарм у Кита безусловно присутствовал.

— Вот так мы и живем-поживаем. Отцы поучают детей, а детям неожиданно оказывается нечего делать! Потому как научены! А ведь в ошибках и неудачах кроется свой великий смысл. Кто не был глуп, тот не был молод, и снова получаем ту самую палку о двух концах. Храня традиции и изучая историческое наследие, мы приобщаемся к культуре человечества, но одновременно лишаем себя невинности, лишаемся возможности совершать столь нужные нам ошибки. Вы улавливаете ход моих рассуждений?

— Признаться, не без труда.

— Разумеется. Не то время и не то место. Для того, чтобы философствовать, необходимо приобщиться к покою, а покой в нынешние дни дорогого стоит. Нет, не жизни, я не о том. В мире ином вообще навряд ли философствуют. Я, Вадим, убежден, что там знают все и обо всем. Философствование же — занятие ищущих и занятие незнающих. А ТАМ знание — норма. Как говорится — die nacht ist tief und tiefer als der tag gedacht. Кстати, и фараонов тоже называли посвященными. На мой взгляд, это неспроста. Вероятно, в посвященности подразумевалось именно то знание, о котором мы с вами сейчас говорим.

— А может, эти ваши египтяне знались с инопланетными цивилизациями?

— Бросьте! — Кит махнул рукой. — Кому мы нужны? Контакт неравных партнеров — пища для юношеских умов и не более того. Даже если кто-то где-то и есть, то в переговоры с нами не вступит по одной простой причине. Мы не нужны им, как и они нам. Более того, слабому партнеру грозит информационный перекос. Согласитесь, глупо — оторвавшись от сохи тут же усаживаться за экран компьютерного агрегата, натягивать виртуальные очки и перчатки…

— Ну, а помощь? Ликвидация голода, нищеты?

— Для этого нам вовсе не нужны сверхцивилизации. Вполне могли бы справиться и сами. Если бы, конечно, захотели. Но надо ведь захотеть! Вот в чем проблема и главная сверхзадача! Тем паче — и своих нищих народцев хватало. Чего уж толковать об инопланетянах! — Кит поморщился. — Да ну, глупости! Даже обсуждать лень.

— Однако… После ваших невеселых рассуждений хочется задать тривиальное «зачем?». В самом деле, зачем тогда все?

— Что — все?

— А все! Земля, болезни, голод, это ваше философствание. Для чего все это нужно, если ТАМ все уже давно есть и все про всех знают?

— В самом деле — вопрос самый из самых, с бородой, усами и песочком из заднего места… Видели вы когда-нибудь, как частицы влетают в камеру Вильсона? Скорость, энергия, устремленность — все вязнет, ворвавшись в жизнь, метнувшись туда-сюда, оставив позади шлейф пузырей — жалких, никчемных пузырей, означающих нашу суетность и непоседливость.

— Вот я и спрашиваю — зачем?

— Наверное, чтобы еще разок испытать радость роста. — Кит улыбнулся. — Кто видит в небе ангелов, не видит в небе птиц. Такова печальная аксиома бытия, и если вторые завидуют первым, то почему бы первым не позавидовать вторым? Я знаю почти дюжину языков, но с кем и когда мне на них общаться? Значит, что же? Не нужно было их учить? А вот и нет! Ведь изучал-то я их с интересом! С этаким даже кипучим блаженством. Соль и сласть постижения! Самоуважение — от самопознания! Весь смысл — в процессе, любая цель — блеф. Глупо, но интересно — и потому уже вроде как не глупо… — Кит густо вздохнул. — Нас ведь тоже порой тянет в детство, но мы не умеем перемещаться во времени, увы. А вот они — те, кто наверху, должно быть, умеют все. Вот и спускаются вниз, чтобы малость побарахтаться в выборе между добром и злом, еще раз покарабкаться по горам и буеракам, хлебнуть горечи напополам с медом. Вот это все и называется Землей. Полигон, на котором ежедневно и ежечасно ведутся боевые действия. Война с окружающим, война с самим собой. Разве не так?

Дымов пожал плечами.

— Возможно, вы и правы.

— Конечно, прав. Тем более, что никаких америк я не открываю. Ведь что такое человек? А человек, Вадим, это хитрец умудряющийся превращать собственный негатив в позитив. И все, чего он может достичь здесь, на Земле, это познать высшую форму эгоизма — ощущение чужой боли, как своей собственной, покой личный — через покой окружающих. Взгляните-ка!.. — прервавшись, Кит указал рукой на воронов, гоняющихся за чайками. Собеседники сидели на открытом балконе, и камышовое царство простиралось перед ними на многие километры.

— Наглядная иллюстрация борьбы светлого и черного. Светлое не атакует, предпочитая подставлять щеку и удирать без боя, черное же, напротив — иной жизни для себя не мыслит. Со щитом или на щите!.. Казалось бы — печальная и безрадостная картина, но чайки живут и о самоубийстве отнюдь не помышляют. Они по-своему радуются этой жизни, вьют себе гнезда, выращивают птенцов — и все это, повторяю, — вопреки всяческой логике.

— Это всего-навсего птицы, а мы говорим о людях, — возразил Вадим.

— Не вижу существенной разницы. Весь мир выстроен на аналогиях. Мертвое напоминает живое, а живое — мертвое. Взглянешь на собаку и поймешь, каков ее хозяин, а по хозяину без труда вычислишь характер собаки. Если хотите, это одна из земных аксиом: мы все повязаны одной веревочкой, мазаны одним миром. А Вавилонское смешение — сугубо для экзотики, чтобы было посложнее, а значит, и позабавнее. В сущности же ничего не изменилось. Дураки, как были, так и остались понятием интернациональным. Согласитесь, если там гении и тут гении, там олухи и тут свои же, то сам по себе языковый барьер — не слишком солидный водораздел. Этакая зыбкая маскировка. — Кит прищурился. — Монголоиды, негроиды, европеоиды — лихо придумано, не правда ли? Еще один барьер, который приходится преодолевать незадумчивым людям.

— Однако, преодолевают, — заметил Вадим.

— Однако, и спотыкаются. Вернее сказать, спотыкались. Припомните историю, самые кровеобильные и непримиримые войны всегда носили национальную окраску. За исключением, пожалуй, гражданских войн.

— Значит, мир и непротивление?

— В конечном счете, видимо, так. Поверим на слово нашим классикам.

— А как же быть с Бердяевым? По-моему, он доказывал, что лишь через противление открывается свет. Тот, кто летит в бездну и трепещет крыльями, становится чуть ближе к ангелам.

— Да ладно вам! Бердяев был психически неуравновешенным человеком — с нервным тиком и трясущимися руками.

— Великий Гетте тоже был эпилептиком.

— А Байрон шизофреником!

— К чему вы клоните?

— Да ни к чему, дорогой мой! Это и называется философствованием. Поиск несуществующего, движение слепого в темноте. Потому и придумано слово «демагогия», ибо со стороны подобная болтовня всегда выглядит нелепо. Впрочем, я вижу, что успел утомить вас.