Роман Глушков - Эксперт по уничтожению
– Ей надо вниз, к доктору, – пояснил Мефодий. – Говорят, где-то здесь поблизости есть второй вход в бомбоубежище.
– Вроде бы ничего такого не попадалось, – пожал плечами Брендон. – Разве что вон там, за углом, – подземный переход…
Конечно же, никакой не люк, не отдушина, а обычный подземный переход! Мигелю простительно – он мог про него забыть, но Мефодий!.. Ведь сколько раз его выгоняла оттуда милиция, когда зимние холода заставляли уличного художника искать для промысла более теплое местечко, нежели продуваемые насквозь парковые аллеи. Еще в те времена Мефодий задавался вопросом: а куда, интересно, ведет имевшаяся там загадочная бронированная дверь? И вот теперь настала пора разгадать эту давнюю загадку.
Один выход из перехода был наглухо завален обломками, зато второй, к счастью, остался проходимым. Разве что был перегорожен поперек остовом тяжелого грузовика, но перелезть через него было вполне возможно.
Внутри перехода отголоски сражения заставляли ходить ходуном бетонные стены. Бронированная дверь оказалась именно там, где Мефодий ее запомнил. Он бережно опустил Кимберли на землю и, дабы не повредить саму дверь – вполне вероятно, еще пригодится, – аккуратно провел слэйером в том месте, где в стену должен был входить запирающий ригель дверного замка.
За дверью пахло тленом и крысиным дерьмом, а в спину повеяло лютым сквозняком – подземелье словно бы ожило и сделало глубокий вдох. Внутри было темно, но для зрения исполнителя вполне приемлемо.
– Держись! – снова взяв Кимберли на руки, попросил Мефодий и легонько коснулся ее щеки, холодной и будто восковой. – Скоро будешь в безопасности. Уже совсем немного осталось.
Веки Кимберли дрогнули, но глаза так и не открылись. Слышала она Мефодия или нет, почувствовала ли его прикосновение – неизвестно…
Короткий отрезок узкого коридора, в котором с Кимберли на руках пришлось передвигаться боком, длинная железная лестница, и вот уже акселерат бежит по широкому тоннелю с проложенными по нему рельсами. Судя по расположению, это был тоннель метро между станциями «Парк имени Розы Люксембург» и «Площадь Некрасова». Бомбоубежище Мотылькова должно было находиться где-то поблизости, возможно, даже в нескольких метрах за стеной.
Долго искать мотыльковцев не пришлось. Вернее, их вообще не пришлось искать – они сами заявили о себе.
Поскольку двигался Мефодий в полной темноте, слух и зрение его были обострены до предела, и потому, когда до его ушей долетел сначала легкий щелчок, а спустя десятую долю секунды – выстрел, акселерат сразу смекнул, что тот, кто спустил курок, стрелял именно в него. Других целей в тоннеле попросту не было. Трассирующая очередь прорезала тоннель, прошла под потолком, а потом зазвенела пулями по рельсам. Стрелявший явно запаниковал, когда почуял движение, и решил, что под покровом темноты к нему движется целое вражеское войско. У страха глаза велики, а у страха перед миротворцами они вообще вылезают из орбит.
Не мудрствуя лукаво, Мефодий отпрыгнул к стене тоннеля и спрятал Кимберли за бетонным выступом. Сам он за выступ не поместился, поэтому лишь втянул голову в плечи, пытаясь прикрыть ее воротником куртки. Две пули ударили акселерата в спину, еще одна в плечо, но все они, расплющенные, тут же упали на землю. Исполнитель лишь пошатнулся, признав, что люциферрумовое волокно снова оказалось на высоте.
– Не стреляй, я свой! – заорал Мефодий, опасаясь, как бы следующая очередь не зацепила его ног, прикрытых обычными джинсами. – Какого черта не спрашиваешь «кто идет», мать твою?!
И акселерат от души выплеснул на бдительного охранника поток ругательств, которые никто из юпитерианцев не вызубрил бы и на треть, даже если бы очень постарался.
– Какой такой свой? – ответили из темноты. – Есть приказ не пускать никого, даже своих!
– Я помню! – отозвался Мефодий. – Но мне действительно надо пройти. У меня раненый! Срочно нужна помощь!
– Есть приказ!.. – снова запротестовал охранник, но вдруг чей-то знакомый голос, по-видимому второго охранника, перебил его:
– Рисовальщик, это ты, что ли?
– Колян, это я! – подтвердил Мефодий, сразу узнав спрашивавшего. – Так пропустите или нет? У меня раненый!
Охранники начали о чем-то оживленно спорить. К счастью, спор их продлился недолго.
– Постой минуту! – выкрикнул Колян. – Надо твой вопрос с Васильичем перетереть. Как Васильич порешит, так и будет.
Верность мотыльковцев приказу командира, бесспорно, радовала, но только не сейчас, когда у Мефодия на руках едва дышала Кимберли.
Лязгнули задвижки, и Колян убежал за советом по разрешению столь непростой, на его взгляд, ситуации. Опасаясь второго охранника, настроенного гораздо скептичней, исполнитель пока не стал покидать свою неудобную, но безопасную позицию.
Мотыльков проявил себя грамотным и гибким командиром. Прекрасно зная по опыту, что никакой приказ не может предусмотреть все непредвиденные ситуации, Сергей Васильевич о приказе даже не заикнулся. Мало того, выслушав доклад Коляна, он не только прибыл к Мефодию лично, но и привел с собой двух бойцов с носилками.
Кимберли переложили на носилки вместе с доской и немедленно унесли в бомбоубежище. И хоть Мефодий спешил обратно, все же он воспользовался приглашением полковника и зашел на минутку, желая в последний раз убедиться, что из его рук Ким попала в не менее надежные.
Мотыльков не стал спрашивать исполнителя ни о чем – то, что дела защитников общины не очень хороши, было написано на лице помятого и израненного акселерата. Мефодий тоже ничего не сказал полковнику, поскольку знал, что тот способен обо всем догадаться сам. Акселерат и полковник просто стояли рядом и молча наблюдали, как Зинаида Мотылькова и медик из Второй общины – в прошлом довольно известный староболотинский хирург – копошатся вокруг Кимберли и со знанием дела выполняют свою привычную работу: срезают одежду, осматривают повреждения, делают обезболивающие уколы… Вскоре хирург отослал Зинаиду подготовить стол, вскипятить воду и продезинфицировать инструменты.
Кимберли очнулась, открыла глаза и недоуменно оглядела окруживших ее людей. Затем она, видимо, хотела подняться, но не смогла. Лицо ее перекосилось от жуткой боли.
Мефодий приблизился и, встав за спиной хирурга, постарался встретиться с Ким взглядом, надеясь, что она сумеет его узнать.
Кимберли узнала, даже попыталась улыбнуться и что-то сказать, но хирург – человек, обязанный быть жестким и невозмутимым по роду деятельности, – велел ей замолчать.
– Она выживет, доктор? – наконец не выдержал Мефодий, боявшийся, что молчание врачей означает для Кимберли самое худшее.
– С вами буду честен – не знаю, – отозвался хирург, не отрываясь от работы. – Но то, что она еще жива, – это само по себе весьма удивительно. Больше половины костей перебито, многочисленные внутренние кровотечения, пробиты легкие… Любой другой на ее месте уже давно бы…
Хирург не договорил, очевидно посчитав разговор исчерпанным. Мефодий еще раз встретился взглядом с Ким, которая теперь смотрела на него не отрываясь, только вот непонятно – утешала друга или прощалась. А может, то и другое одновременно…
Мефодий молча кивнул Кимберли, что для нее, наверное, тоже стало загадкой – утешение или прощание? Сам он имел в виду, разумеется, первое. Затем акселерат развернулся и направился к выходу. В данный момент наверху от него было куда больше пользы, чем здесь.
– Ложись! – скомандовал Мигель и для пущей доходчивости ткнул акселерата кулаком в спину. Вернувшись из бомбоубежища, тот пребывал в заторможенном состоянии. – Ложись, кому говорят!
Сидение без дела не шло Мефодию на пользу – он сам это чувствовал: все мысли были зациклены на оставленной внизу Ким. Поэтому, чтобы взбодриться, ему срочно требовалось переключиться на что-то активное, например рукопашную. Сатиры же, как назло, продолжали топтаться на той стороне Песчаного Лога, словно стервятники возле жертвы, ждущие, пока ею не насытятся львы.
Совершенно не желая знать, что так всполошило мастера, Мефодий машинально плюхнулся мешком за ближайшую груду обломков и накрыл голову руками. Будь что будет; в конце концов, со смертью за сегодня он уже обменялся рукопожатием не единожды. Поэтому, надо думать, теперь они с ней добрые друзья, а стоит ли добрым друзьям бояться друг друга?
И все-таки удивленный возглас Мигеля заставил Мефодия оторвать голову от земли и проявить некоторое любопытство.
– Эх, быстро же летит! – воскликнул Мигель, пристально глядя в небо и провожая взглядом нечто, стремительно несущееся по утреннему небосклону. – Этак, пожалуй, и затормозить не успеет!
Внимание мастера привлек пикирующий юпитерианец, к которым исполнители давно привыкли и, едва завидев кого-нибудь из них, кидались врассыпную и затаивались в камнях. Но замеченный Мигелем небожитель двигался слишком стремительно даже для юпитерианских скоростей.
