Василий Орехов - Зона поражения
Тем не менее я благополучно пересек улицу, а также два двора, прежде чем мне пришлось пустить в ход оружие. Стая слепых падальщиков учуяла меня и попыталась загнать, как оленя. Несколько коротких очередей немного охладили их пыл и сократили численность стаи, однако настырные твари продолжали следовать за мной поодаль, теряясь в густой тени. Им-то глаза нужны не были, а вот мне в темноте ни черта не было видно.
Несмотря на то что я продвигался к дому Динки с крайней осторожностью, в темноте я едва не наступил на псевдоплоть. Слишком много вокруг вертелось мутантов, слишком много запахов, звуков и ментальных ощущений перемешивалось сейчас в пространстве, чтобы я безошибочно смог почувствовать затаившуюся в засаде тварь. Псевдоплоть яростно хрюкнула и попыталась вонзить мне в грудь свои острые костяные копыта, но я прянул в сторону, и мерзкая тварь промахнулась на полметра. Хладнокровно развернувшись вполоборота, я длинной очередью снес ей башку. Когда я снова двинулся вперед, позади меня раздалось жадное рычание и чавканье: преследовавшие меня падальщики торопливо делили добычу, пока на мертвую псевдоплоть не наткнулись конкуренты из соседнего клана.
Добычи им хватило ненадолго. Вскоре слепые охотники вновь начали шнырять вокруг меня, неуклонно сжимая кольцо, так что пару раз мне пришлось пугнуть их одиночными выстрелами. Это было плохо, патроны у меня с печальной неизбежностью подходили к концу, а ведь мне еще как-то надо было доставить Динку обратно в бар, под защиту ребят. По моим прикидкам, мне можно было твердо рассчитывать только на полрожка. К сожалению, я не имел возможность вылущить патроны в бандану, пересчитать их и вновь набить магазин: мутанты мне такой возможности не предоставили бы.
Черт. Правильно сказал Бубна: думать надо головой, а не хреном. Что мне мешало взять в баре патронов про запас, а еще лучше – отобрать у Хе-Хе его американскую автоматическую винтовку? Нет, блин, бросился спасать возлюбленную с рожком патронов и штык-ножом на поясе. Тарзан недоделанный, твою мать. Кретин почище того страуса.
Слепые собаки совсем обнаглели. Некоторые уже начали бросаться на меня из темноты. Пока я безошибочно снимал их одиночными выстрелами, но если они решат атаковать все вместе, меня уже ничто не спасет. Кроме того, патроны у меня тоже заканчивались быстрее, чем я рассчитывал. Поймать бы в перекрестье прицела их чернобыльского пса, да только где же его разглядишь в такой темноте. Прячется где-нибудь в кустах, щерит свою жабью пасть с торчащими лезвиями обоюдоострых зубов, смеется надо мной, глупым куском ростбифа, который сам лезет в зубы.
К счастью, дом Динки был уже совсем рядом. Я видел его из-за забора – небольшой коттедж, который выкупил и подарил ей Бубна, чтобы она танцевала только в его баре. Света в окнах не было, как и во всем городе, – видимо, после выброса выбило к чертям все источники питания, – но я заметил едва заметные отблески пламени свечи. Динка забаррикадировалась дома!
Воодушевленный, я поднажал. Слепые собаки тоже забеспокоились, словно понимая, что добыча вот-вот ускользнет от них. Последние метры до дома я уже буквально прорывался с боем, неэкономно расходуя патроны, лишь бы не подпустить к себе озверевшую стаю. Наконец я отворил незапертую калитку в заборе и попал во двор Динкиного дома. За забранным металлической решеткой окном мелькнуло лицо моей девочки, которую привлекли шум, выстрелы и бешеный лай на улице. Я услышал, как в замке проворачивается ключ, и бросился к дверям.
И тогда из мрака возник матерый чернобылец и одним прыжком оказался между мной и дверью.
– Эге, подруга, – хрипло произнес я. – Да мы знакомы.
Собака склонила уродливую голову, когда-то рассеченную гранатным взрывом, и глумливо посмотрела на меня, нервно хлеща себя по бокам обрубком хвоста. Теперь у нее была новая отметина от Хемуля – огромное пятно ожога под лопаткой. Проклятая чернобыльская сука, как же я не сумел прикончить тебя там, в Собачьей деревне?..
Если бы вся стая сейчас бросилась на меня, тут бы мне и конец. Против лома нет приема. Но слепцы не собирались меня атаковать. Они бродили по саду, рассаживались в траве, равнодушно поглядывая в мою сторону, словно разом потеряв интерес к моей персоне. Это дело касалось только двоих: чернобыльской суки и меня, ее кровного врага. Она не собиралась доверять свою месть подчиненным. Она лично хотела разорвать горло убийце ее щенков и увидеть предсмертный ужас во взгляде человека, изуродовавшего ее тело. Причем сделать это она желала на глазах у его возлюбленной – что ж, должен признать, восхитительная, очень адекватная месть. Я вполне понимал и уважал такое желание.
Вот только сначала пусть попробует меня взять.
Я медленно поднял автомат и вдруг понял, что не могу стрелять. Эта тварь рассчитала все слишком точно, чтобы избежать случайностей. Не зря она так эффектно появилась в последний момент и именно там, где сейчас находилась. Мой мозг лихорадочно работал, ощущая нешуточный подвох. На всякий случай я попытался представить, что сейчас произойдет: я начинаю стрелять, собака заводит свою тоскливую песню, сбивающую прицел… у меня начинают дрожать руки, и короткая очередь пробивает навылет дверь, за которой притаилась Динка. Дверь у нее крепкая, но на таком расстоянии пуля из «калашникова», говорят, пробивает даже рельс. Даже рельс.
Ай, молодец, умная тварь. Придумано шикарно. После такого меня можно будет даже не убивать – просто оставить посреди двора на коленях, воющего от бессильного отчаяния и горя. Счет будет один – один.
Диночка, радость моя, хорошая, ласковая, мысленно взмолился я, уйди оттуда, встань за угол, появись на секунду в окне, покинь линию огня, зараза этакая! Однако Динка по-прежнему стояла за дверью, держа руку на замке, напряженно вслушиваясь в происходящее на улице. Она непременно должна была впустить меня в дом, чего бы ей это ни стоило. Умница девочка, золото мое, но сейчас твое геройство мне совсем ни к чему. Уйди с линии огня!..
Подавшись всем телом вперед, совсем как в Собачьей деревне, чернобыльская сука смотрела на меня бешеными глазами, в которых сверкал лунный свет. Она ждала, когда я стану стрелять. Но я не стрелял. Я стоял и молча ждал. В другой раз, подруга.
Ее нервы сдали первыми. Она двинулась на меня, оскалив страшную пасть, скользнула по траве, резко ускорившись через пару шагов. Спасибо, тварь: теперь я мог стрелять без опасения убить свою девочку. Ощутив бесконечное облегчение, я заклинил палец на спуске.
Вы знаете, что такое закон подлости? Нет, ни черта вы не знаете, что такое закон подлости. Закон подлости – это когда на вас стремительно летит бешеная от ярости чернобыльская сука, а в автомате, который вы сжимаете в руках, нет ни одного патрона.
Моя рука метнулась к бедру, но выхватить штык-нож я не успел – массивная тварь врезалась в меня всем своим весом и опрокинула в грязь. Жесткая шерсть прошлась мне по лицу, словно наждаком, расцарапывая его в кровь. Неистово рыча, собака притиснула меня к земле, и в лунном свете надо мной склонилась, заслонив собой все видимое пространство, омерзительная морда с торчащими наружу зубами, влажными раздувающимися ноздрями и черными провалами глаз. Пленка, затянувшая пробитый сверху череп собаки, вдруг выпятилась наружу и снова опала – похоже, мозги в голове мутанта бултыхались совершенно свободно. Из распахнутой пасти дохнуло смрадом и тленом. Все это напоминало безумный кошмарный сон, мне хотелось немедленно проснуться, перевернуться на другой бок, обнять Динку и заснуть снова. Однако пробуждение не наступало.
Вывернув из-под тяжелого, воняющего псиной, покрытого радиационными язвами тела руку, я воткнул левый локоть в пасть собаки, пытаясь пропихнуть его как можно глубже, чтобы ей тяжелее было сомкнуть челюсти. Трюк был рискованным и, в общем-то, я предпринял его от безысходности: чернобылец, поднатужившись, вполне способен перекусить человеку предплечье. Однако тварь поступила проще, судорожно мотнув головой. Мой локоть потерял точку опоры и вывалился из ее пасти. Я попытался ударить собаку коленом, резко согнув ногу, но этот прием, который эффективно сработал бы против самца, тоже не достиг цели. Удар, конечно, вышел болезненным, но не настолько, чтобы собака отпустила меня. Она только глухо ухнула.
Чернобыльская тварь не торопилась. Если бы она хотела сожрать или даже просто прикончить меня, она уже давно бы это сделала. Но она не торопилась. Она любовалась в лунном свете моим перекошенным лицом, упивалась моей беспомощностью. Можно было не сомневаться, что она станет убивать меня медленно, со вкусом, с расстановкой, чтобы я ощутил все до конца.
Я плюнул в плоскую, словно приплюснутую собачью морду, снова и снова ударяя ее в брюхо то одним, то другим коленом. Тварь глухо гавкнула и шваркнула меня по руке страшной нижней челюстью. Защитный костюм хорошо справился с задачей, но незащищенную кисть рассекло словно бритвой. Я взревел и попытался скинуть собаку с себя, но она крепко упиралась в землю задними ногами. Усмехаясь во всю пасть, тварь шваркнула еще раз, по другой руке, – и один из ее зубов попал точно в промежуток между защитными пластинами, разодрав кожу у локтя.
