Андрей Буторин - Мутант

В «зале» снова начался шум, местные храмовники принялись горячо обсуждать невероятную новость, возбуждаясь все больше и больше. Однако мутант их больше не слушал. Он стоял, словно пришибленный пыльным мешком, и переваривал услышанное. Невероятно! Святая нашла выход и здесь! То есть она, получив от Пистолетца дедморозовский ультиматум, не побежала, задрав лапки, к предводителю соперников, не стала в истерике биться головой о стену… Напротив, она решила разыграть и эту, казалось бы, совсем проигрышную карту, превратив ее в козыря! Это же надо так вывернуть!.. Теперь она – благородная, чадолюбивая мученица, а морозовцы – бездушные твари. Теперь никому и в голову не придет обвинять ее в отвратительном материнстве; к тому же она выдала сына всего лишь за приемыша. Теперь наоборот, многие примут ее поступок едва ли не за подвиг. Теперь она без всякого зазрения совести откажется выдавать Деду Морозу какие-либо секреты. Получается, старый дурак, затеяв эту игру, только себе самому и навредил. А вот им, Глебом, мать определенно решила пожертвовать – очень уж сомнительно, что Дед Мороз захотел бы обменять его на Пистолетца.

Между тем среди храмовников все чаще и громче стали доноситься выкрики:

– Нужно собраться всем вместе и выручить парня!

– Да, соберем всех и двинем на штурм резиденции этого бородатого гада!

– Точно! Камня на камне от нее не оставим!

– А если он за городом прячется, в Вотчине своей дурацкой, то мы и туда доберемся!

– А заодно и остальным морозовцам покажем, кто в Устюге настоящий хозяин!

– Да-да, а то зарвались, сволочи мутантские!..

– Устроим им, чтобы впредь неповадно было подлости устраивать!

– Идемте, идемте! Прямо сейчас и пойдем, чего ждать? По дороге остальных с этой стороны соберем!..

Мутанту стало не по себе. Это что же такое получается? Он становится причиной начала новой войны между храмовниками и морозовцами?… Он – никому не нужный, ничей?… Хотя ничего удивительного, он читал в книгах, какими нелепыми были порой поводы для того, чтобы развязать войну: кто-то не поднял расческу [15], кто-то украл ожерелье [16]… Из-за похищенных людей тоже начинались войны, как, например, война между троянцами и греками из-за красавицы Елены. Ведь ерунда, казалось бы, – мало, что ли, в Греции было красивых женщин?… Нет же, бились до конца, ухлопали на эту войну кучу средств и потеряли уйму народа. Но Устюг не Греция, здесь людей и без того мало. Да и он не Елена, и уж тем более далеко не красавец. И ведь не остановятся, даже когда поймут, что никто его больше не держит взаперти, – уже и не вспомнят, из-за чего резня началась. Нет, нужно все это пресечь в зародыше!

Даже не подумав, а что же будет с ним самим, Глеб рванул к «залу».

– Стойте! Стойте! – закричал он, размахивая руками. – Остановитесь! Вот он я!

Наконец-то очухавшийся караульный развернулся и навел на него автомат. Кто-то крикнул:

– Не стрелять!

Кто-то ахнул:

– Вот это уродина!..

Мутант разглядел наконец всех храмовников. Их было тут человек тридцать-сорок, не больше. Некоторые сидели на скамьях из досок, многие вскочили на ноги. Мужчин раза в два больше, чем женщин. Но у всех, это Глеб выделил сразу, были хоть и чистые, без признаков мутаций, но очень бледные лица. «Белые люди», – невольно подумал он с ноткой непонятного даже для себя презрения.

– Вот он я, – повторил мутант, остановившись перед храмовниками. – Это меня воспитала Святая.

«Не может быть! – побежало по толпе. – Жуть какая! Чтобы у Святой – и этот…»

– А ты не врешь? – выкрикнул один из мужчин.

– Зачем мне врать? Пусть я урод, но я же не дурак, чтобы самому лезть в петлю!

– Но подкидыша украл Дед Мороз! Так ведь, Лола?

Невысокая молодая женщина с черными прямыми волосами до плеч, одетая, как и мужчины, в мешковатые черные штаны и куртку, но, несмотря на это, очень изящная, посмотрела на Глеба, но тут же отдернула взгляд. Поежилась, потом коротко кивнула.

Мутанту вдруг стало очень обидно. Его и до этого не раз и не два пугались люди, да что там – почти всегда пугались, увидев его впервые. Но ему не было до этого дела, иногда возникало даже некоторое чувство злорадства: «Ага, страшно? Да-да, я такой, бойтесь меня, бойтесь!» Но сейчас, когда вздрогнула и не смогла смотреть на него эта славная девушка, Глеб лишь еще отчетливей почувствовал свою ущербность, свою пугающую чуждость для людей – не только этих, а вообще. И от этого стало больно. Горький ком неожиданно подкатил к горлу и пришлось сделать усилие, чтобы его «проглотить».

Однако нужно было ответить пристально разглядывающим его храмовникам. Что сказать? Правду? Но правда очень сложна, чтобы рассказать все понятно и быстро. Да и можно ли рассказывать всю правду этим людям, имеет ли он на это право? К тому же, по большому счету, он и сам еще всей правды не знает. А кто знает?… Наверное, одна лишь Святая, его мать. И теперь, когда она сделала свое прилюдное заявление, он вряд ли навредит ей, если придет к ней. Тем более, другого выхода, похоже, и нет.

И мутант решился.

– Мы можем долго спорить, – сказал он. – Что бы я ни сказал, подтвердить это все равно ничем не смогу. А словам вы не очень-то верите…

– Смотря чьим, – послышалось из «зала».

– Вот именно. Не моим, это точно. А… Святой поверите?

Храмовники зашумели. Вперед вышел немолодой мужчина с худым продолговатым лицом. Его близко посаженные глаза зацепились за Глеба, словно острым крючком.

– Предлагаешь пойти к ней?

По голосу мутант признал в человеке того, кто до этого чаще всех сдерживал людей, направлял разговор в деловое русло. Он же запретил караульному стрелять.

– Разумеется, – кивнул Глеб. – Разве есть другие варианты?

– Не боишься?

– Если бы боялся, то меня можно было бы прикончить сразу. Это бы значило, что я вру.

– Можно врать и делать вид, что не боишься.

– Я уже говорил, что не вижу в этом смысла, – пожал плечами мутант.

– Смысл в том, чтобы с нашей помощью добраться до Святой, – прищурился мужчина.

– И что дальше? Я безоружен, вокруг будете вы…

– Игорь, Артем, – обернулся храмовник к своим, – проверьте-ка этого шустрика, что там у него под лохмотьями. И карманы, и сапоги – везде посмотрите. А ты, – кивнул он караульному, – держи его под прицелом. Чуть что – стреляй.

Глеб расстегнул и распахнул рубаху. Но она и впрямь была настолько драной, что эти действия выглядели всего лишь формальностью. К нему подошли двое храмовников и тщательно осмотрели. Потом заставили снять сапоги.

– Обувайся, – махнул рукой тот, кто взял на себя руководство. И опять повернулся к остальным храмовникам: – Есть у кого лишняя рубашка? Не обязательно новая, но хотя бы целая. А то стыдно такого оборванца Святой показывать.