Хроники дальних дорог - Иар Эльтеррус
Губы неизвестного божества, а именно так воспринимали его застывшие на месте, скорчившиеся от ужаса наорцы, ничего подобного они не ждали и ждать не могли.
— Вижу, некоторые из вас даже не понимают, о чем речь? — в голосе слышалась горечь. — Что ж, сейчас поймете. Вас убедили, что вы вправе решать, кому жить, а кому нет, и вы пошли убивать ни в чем не повинных женщин и детей. Мы вас остановили, у вас больше нет флотов. О, я слышал ваши аргументы о том, что на вас когда-то напала банда смесков. Да, напала, но какое отношение эта банда имела хотя бы к мирным селениям, островам и городам системы Далгот? Вы пришли и убили ничего вам плохого не сделавших людей. Да, людей, они ничем не хуже вас! А теперь, чтобы до вас дошло, что вы сотворили, вы ощутите кое-что на своих шкурах.
…Девушки собирали цветы и плели венки на полянке, распевая песни и улыбаясь друг другу, ведь сегодня к ним должны были прилететь свататься парни с соседнего острова. Эста надеялась, что так понравившийся ей здоровяк Ромат, посватается именно к ней, ведь он в прошлый раз так на нее смотрел! В этот момент остров настиг какой-то странный четырехмачтовый черный корабль. Интересно, кто это? Купцы торговать прилетели? Надо будет обязательно наведаться на рынок. Больше ни о чем девушка подумать не успела — с черного корабля на остров потекла какая-то жидкость, тучей брызг проникая под магосферу. А затем она вспыхнула. И пришла боль. Страшная боль. Эста дико завизжала, с ужасом глядя как пылаюшее мясо сползает с костей ее рук. К ее счастью, этот кошмар не продлился долго, и уже через минуту пришло небытие…
…Стайка детишек носилась друг за другом, играя в прятки, воспитательница, пожилая гномо-орка, щурясь, поглядывала на нее, уделяя также внимание вязанию — хотелось подарить внуку на праздник теплый свитер, удалось по случаю достать немного отличной анлонской шерсти. На проплывающий над островом черный корабль Нимхат обратила внимание только когда вспыхнул сам воздух. Вязание превратилось в клубок пламени, затем сгорели и отломились ее руки, после чего мир погас. Детишки уже не бегали, они лежали на покрытой пеплом поляне черными, скорчившимися трупиками…
…Больше двух миллионов людей и нелюдей жило на небольшой луне Талмия своей жизнью, кто-то грешной, кто-то праведной, но своей. Они не думали, что кто-то может просто так прийти и всех их убить. Просто так, ни за что. Но это случилось, и один из галеонов рейха сбросил на Талмию супербомбу. Над столицей ярко полыхнуло, и луна мгновенно осталась без атмосферы. Люди, орки, эльфы, гномы, гоблины, дварфы и смески падали на землю, хрипели, царапали себе грудь в попытках вдохнуть хоть глоток воздуха, но воздуха не было…
Наорцы вопили, корчились на полу или земле, поскольку свалились, кто где стоял или сидел, ведь они ощущали все, что ощущали погибшие по их вине. О, далеко не так много, как следовало бы, ведь убивать их не хотели, за исключением виновных, которых ждало кое-что намного страшнее смерти.
— Это вы с ними сделали, — снова загремел с небес наполненный ледяной яростью голос, когда все закончилось. — Вы пришли и убили ни в чем не повинных существ! Вы — звери и чудовища!
Люди внизу выли, рыдали, драли на себе волосы, сходили с ума, до них постепенно начало доходить, что да, все правильно — они действительно звери и палачи. Не до всех, конечно, это дошло, были и считавшие себя правыми. Эсесовцы, штурмовики и прочая коричневая мерзость орали, что так и нужно поступать с погаными смесками и грозились добраться до гадины, заставившей их испытать неприятные ощущения. Нормальные наорцы смотрели на них с гадливостью, понимая, что именно из-за этих тварей все и случилось.
— Это далеко не все, — губы неизвестного молодого человека скривились во многообещающей гримасе. — Те, кто разделяет идеи бесноватого Адольфа, отправятся живыми в ад. На миллионы лет! И выбраться оттуда можно будет только одним способом — искренне раскаявшись. Ну или после того, как выгорят все оболочки души, что значит проходить заново полный круг перерождений, начиная с червей.
Глаза говорившего заполыхали яростным белым огнем, из них прянуло чем-то бесконечно жутким, и большинство наорцев на месте обделалось и обмочилось, такого потустороннего ужаса они ни разу еще не испытывали. А то, что началось следом, напугало людей еще сильнее.
Перед что-то вопящими и грозящими небу кулаками эсэсовцами вдруг распахнулось туманное пятно, из которого вырвались несколько скелетов в развевающихся призрачных лохмотьях и, невзирая ни на какое сопротивление, утащили здоровяков в черной форме в неизвестность.
Подобное происходило по всей планете и всем населенным островам системы. Эсэсовцы, штурмовики, гестаповцы и вообще все, пусть даже в тайне разделявшие фашистские идеи, с воплями исчезали в туманных пятнах, их утаскивали туда иногда призраки, иногда скелеты, иногда полусгнившие мертвецы, иногда мелкие демоны. Остальные пытались отползти от этих пятен, молясь всем богам, чтобы их миновала чаша сия. Но зря — нормальных людей, которым проповедуемые фашистами идеи были не по вкусу, никто не трогал.
Рейхсфюрер с трудом встал после того, как полной мерой прочувствовал, что такое, когда тебя заживо сжигают, потом убивают ножом, потом насилуют, потом вешают, расстреливают и многое другое. Он почти безразлично смотрел, как нескольких знакомых офицеров утаскивают в туманные пятна и понимал, что вскоре настанет его очередь. Мало того, Лимаро, похоже, ждал не просто ад, а что-то намного страшнее. В этот момент он пожалел, что когда-то давно пошел за бесноватым Адольфом, решив, что тот способен пробиться к власти. Так и случилось, но теперь рейхсфюрер был этому совсем не рад. Он хмуро смотрел, как из распахнувшегося напротив туманного пятна вышли четыре адские гончие, он как-то сразу понял, что это за жуткие собаки, и слегка прикрыл глаза, кусая губы. Из пятна тянуло страшным жаром, и Лимаро судорожно вздохнул, понимая, что его ждет. Руки тряслись, но он набрался мужества и сам шагнул навстречу гончим. Раз виноват, но должен вынести наказание. А он виноват, не смог переубедить Адольфа, что ничего хорошего от идеи юбер и унтерменшей не будет. Нельзя объявлять одних лучше других только потому, что они принадлежат к определенному народу или расе. Люди делятся по совсем другим критериям — своим поступкам, этическому и моральному уровню, поскольку каждый выбирает сам, творить ему зло или нет. Странно, но гончие его не торопили, они молча
