Темный орден (Оболенский, том 3) - Алекс Хай

— Вам же предписывали оставаться в постели, брат Элевтерий! — возмутился хозяин дома. — Пожалуйста, вернитесь в постель.

Я замешкался — видимо, слишком долго провалялся в отключке, и мышцы задубели. Я двигался, как кукла, неуклюже, угловато. Но все-таки дотопал до кровати и бухнулся под одеяло, отметив, что за окном уже стояла осень. Листья на деревьях пожелтели. Обычно у нас такое бывало в середине сентября, иногда позже.

Выходит, я пробыл здесь больше двух недель?!

Тем временем Великий князь распорядился оставить нас наедине и потрепал Алтая по холке, словно они были старыми знакомыми.

— У вас отличная собака, — сказал Глеб Алексееви, присев на стул у изголовья моей кровати. — Настоящий друг. Он вас спас.

Я кивнул.

— Да, милостивейший государь. И уже не впервые.

Глеб Алексеевич был одет по-домашнему: костюм-двойка из мягкой уютной ткани, фланелевая рубашка и комнатные туфли. Мне, видимо, повезло уловить редкий момент, когда представитель императорской фамилии наконец-то переводил дух дома. Однако впечатление мягкости Великого князя было обманчивым: он наградил меня строгим взглядом, и я понял, что разговор будет непростым.

— Что ж, в какой-то степени я рад, что вам удалось выжить, брат Элевтерий.

— Орден распущен, прекратил свое существование, ваше императорское высочество, — ответил я. — Не уверен, что пользоваться этим именем уместно.

Великий князь печально улыбнулся.

— Но другого имени у вас нет, — ответил он. — Вы перестали быть Владимиром Оболенским после того, как ступили на путь Тьмы. Кроме того, и Владимир Анреевич Оболенский, и темный брат Элевтерий официально мертвы и похоронены на особом неосвященном участке Смоленского кладбища вместе с теми, кого унесла та ужасная трагедия. А унесла она, считай, весь Орден.

Я изучающе уставился на Великого князя, пытаясь понять, знал ли он о том, что на самом деле произошло в Темном дворце. Но тягаться с человеком, собаку съевшем на умении держаться в обществе и контролировать каждое микровыражение лица мне было не по силам. Я не мог понять, сколько ему было известно.

— Что ж, отныне я покойник, — пожал плечами я. — Но живой. И что-то мне подсказывает, что вы не намерены меня воскрешать.

— Именно так, — кивнул Глеб Алексеевич. — Ваше воскрешение неудобно всем. Никто не знает о том, что на самом деле случилось в Ордене, хотя слухи ходят самые невероятные. Но факт остается фактом — Тьма ушла, темные дары утрачены. И в Ордене действительно больше нет смысла. Да и Оболенским вы тоже не нужны: ваше имя связано с неприличным количеством скандалов, да еще и заговор внутри столь важной фамилии… Словом, мы бы предпочли, чтобы вас помнили как человека, который перед смертью смог исправиться и совершил поистине благородный поступок — спас наследника престола.

Я понимающе улыбнулся.

Что ж, следовало ожидать. Оболенским действительно сейчас не до меня: заговор раскрыт, все, судя по всему, остались живы-здоровы, но впереди семье предстояло много работы по восстановлению связей, репутации, активов. Володя Оболенский, непутевый сыночек, действительно мог стать помехой.

А вот остальное было куда интереснее. Меня могли просто оставить подыхать, и я бы наверняка сгинул вместе с остальными членами ордена где-нибудь под завалами. Но меня вытащили и, более того, спасли целенаправленно.

— Зачем же вы сохранили мне жизнь, Глеб Алексеевич? — напрямую спросил я. — Чтобы выяснить подробности о падении Ордена?

— Многое мне известно из рассказа брата Луция, — ответил Великий князь. — И хотя некоторые хитросплетения мне неясны, но общую суть я уловил. Внутренний заговор, попытка высвободить могущественную силу… И, насколько я понимаю, именно попытка ее остановить и стала причиной такого количества жертв.

Хм. Значит, Луций рассказал не все и не так. Но почему? Он ведь всегда радел за истину.

Может, когда осознал, что лишился силы, решил напоследок меня прикрыть? Или сам хотел узнать от меня, что там случилось, и для этого решил избавить меня от мгновенного смертного приговора?

— Мы действительно пытались остановить силу, — сказал я, тщательно выбирая слова. — К сожалению, ее истинный замысел стал понятен слишком поздно. Пришлось импровизировать.

Казалось, мой ответ удовлетворил Великого князя. Он задумчиво кивнул.

— Наш договор с Орденом строился на доверии. Орден обещал защищать нас от Тьмы, и мы считаем этот договор выполненным. Поскольку сила в итоге покинула мир, претензий к вам нет.

Я изумленно на него уставился.

— Вот так просто? И никаких расследований?

— Важны факты, брат Элевтерий. А факты таковы, что формально к вам, как к брату Ордена, у трона претензий нет. Наоборот, мы, признаться, счастливы наконец-то избавиться от этой дряни. Слишком много соблазнов она в себе несла и развратила слишком многих.

— Что ж, всегда к вашим услугам, — рассеянно отозвался я.

— Кроме того, после вашего подвига за вас вступился сам цесаревич, — добавил Великий князь. — Ваш расчет оказался верным, и сведения о заговоре дошли до нужных людей. Разумеется, сам наследник был также впечатлен вашим поступком и распорядился о большой милости для вас.

— Даже так?

Глеб Алексеевич тускло улыбнулся.

— Мы умеем благодарить верных подданных. С учетом вашего крайне необычного положения и опыта… Мы рассудили, что будет крайне неосмотрительно бросать вас на произвол судьбы. Поэтому мы нашли для вас задачу, одно важное дело, которое вам поручим.

Я снова уставился на хозяина дома.

— Что вы предлагаете?

— Насколько мы понимаем, попытка Тьмы прорваться в мир еще возможна. Брат Луций пустился в пространные объяснения, но самое важное — то, что нам, вероятно, когда-нибудь придется снова столкнуться с этой силой. Не сейчас, не через год, но, быть может, через сотню лет… Но теперь у нас есть человек, который изучил это явление как никто другой. Который знает, что следует делать и как действовать. Этот человек, разумеется, вы, брат Элевтерий. И мы хотим, чтобы вы стали хранителем столь ценного знания. Чтобы вы собрали его, восстановили всю необходимую информацию из архивов, что смогли спасти из дворца Ордена, структурировали эти знания и передали нашим потомкам. Это — вопрос безопасности не только для державы, но и, быть может, для всего мира…

— Именно так, —