Николай Полунин - Цербер
— Пошли мы сигнал ставить, час назад примерно. Мусора натащили три кучи, соляром полили, только зажигалку поднеси. Он спросил, зачем, я ответил. Тут вы. Зиновий вдруг посинел, свалился, я думал — сердце или что. И вдруг загорелось. Само по себе загорелось, и сразу в трех местах. Там не было никого, точно. Понимаешь? А носилки в доме нашлись. Может, для работы понадобились, может, еще нужны будут.
Говоря так, Павел не забывал изображать одышку и безмерную усталость в сочетании с растерянностью. У него получалось очень натурально. Он даже плюхнулся, вроде бы не оглядевшись, на ближайшее откидное сиденье.
Михаила отпустили, дверь захлопнули. Когда Батя произносил слово «работа», они на короткий миг встретились глазами, и Михаил чуть отрицательно качнул головой.
Один из четверых деловито поднял веко Зиновию Самуэлевичу, закатал рукав. Вонзил полевой инъектор. Большой и указательный пальцы сжали мягкое пластиковое тельце, жидкость перетекла в вену. При необходимости такой штукой можно просадить двойной десантный комбинезон. Сказал что-то, за ревом и свистом винта неразборчивое. Переспросить Михаил не успел.
— На связь! — гулко квакнул динамик над головой, пришлось снова перебираться к кабине. Пол дрогнул, надавил на ступни.
«Похоже, этот Андрей собирается меня перегнать», — подумал Михаил. Это показалось забавным. Он качнулся, едва не упал на того, с автоматом, заставив его повернуться и опять убрать ноги. Теперь это было сделано послушно и с большей готовностью. И смотрел тот вниз, как бы палец ему не оттоптали.
Второй уступил свое «место болвана», протянул гарнитуру с одним повернутым наушником.
— Что произошло? — проскрипело в наушнике. — Ваш человек в порядке?
— Нормально. Что-то с сердцем. Помощь уже оказали.
— Не понял.
— Ему сделали укол, спасибо!
— Доктора благодарите.
— Надеюсь, это не яд. Вы подтверждаете свое слово?
— Конечно. Будем на месте через час. Передайте связь пилоту.
Михаил постучал себя по уху, указал на тумблер. Черный шлем кивнул. В правом полушарии носового фонаря плыл лохматый лес. Над ним виднелся тонкий светлый штрих под мерцающим кругом — легкая машина теперь указывала путь. «Алуэтт» Андрея Львовича был вызывающе белого цвета.
Оглядев панели над собой и сбоку, Михаил пожал плечами. Час — это много. Выбравшись из кресла, ушел из кабины. По дороге опять чуть было не свалился на автоматчика, в последний момент выбросив руку, чтобы упереться в борт. Выругался громко и внятно.
Глава 37
Когда наркотик подействовал и глаза Елены Евгеньевны закатились, девушка Нюта ослабила хватку, а Ната выдернула иглу из шеи потерявшей сознание женщины. Втроем — Артур помогал — снесли Елену Евгеньевну вниз, по гулкой решетчатой лестнице.
«Стальной комнате» был придан жилой вид. Продольные скамьи заменены с одной стороны широкой софой, с другой — столиком с парой кресел. Полированные стальные стены завешены гардинами, тканью. Охранник притащил изящный торшер и примостил на стене бра.
— С проводами что делать? Так и бросать через порог?
— Так и бросать — через порог, — огрызнулся нервничающий Артур. — И сделай так, чтоб можно было в два счета разнять и внутрь пихнуть, а дверцу захлопнуть.
Артур не имел разрешения от босса на все в этот момент происходящее. Он действовал на свой страх и риск, по приказу совсем других людей.
Он проследил, как Елену Евгеньевну уложили, поправил легкий плед. Наверху, в столовой, отослал охранника и прошел в комнату, служившую на даче кабинетом. Здесь была сосредоточена вся связь, но Артур не собирался пользоваться ею.
Бездумно уставившись перед собой, он сидел у темного, с мерцающими точками экрана. Лена, на которую он такое продолжительное время оставался настроенным, словно бы исчезла из его восприятия. Превратилась в размытое образование, которое едва теплилось. Четкие штрихи и детали уступили место невнятному пятну, похожему на дрожащие пульсации неисправной газовой трубки. Не в состоянии загореться, она лишь мелко подрагивала лиловатыми намеками на свет и сразу замирала.
Но вот сквозь этот первый слой начали появляться новые образы. Тяжелые рушащиеся плиты, пласты темного камня и грунта. Стены, которые медленно опадали внутрь себя, на их место вставали другие и опять складывались, рассыпаясь в падении. Невидящий взгляд выхватил стройный шпиль, который склонялся, склонялся и наконец грохнулся, ударился оземь… нет, об асфальтовую площадь, нет — о брусчатку, разлетелся на тысячу кусков. Сполохами пламени озарилось колышущееся черное море человеческих голов до самого горизонта. Вспученная и застывшая стоп-кадром водяная гора над россыпью крыш ненастоящего игрушечного города. А над всем этим, в небе цвета гноя — нечто… Твердое облако. Свернувшееся чужое пространство. Кокон. Громадное надколотое яйцо. Оно в широких трещинах, но трещины не расходятся, а наоборот, сужаются, втягивая в свои ломаные зевы дома, деревья, людей, машины, воздух, свет…
Дыхание Артура затруднилось, на лоб упала потная прядь. Он оттянул, а потом резко рванул ворот рубашки.
Части целого. Кусочки головоломки. В детстве у него был брелок в виде шарика, который разбирался на неправильные фрагментики, и его было нипочем не собрать снова.
Но эти готовы собраться, соединиться, слиться друг с другом. Каждый из них опасен, но не подозревает об этом. То, что они знают о себе, — только верхушка айсберга. Чужие, они несут в себе что-то такое, что может стать началом гибели для всех и вся, близких и далеких.
Ими управляет, их ведет тот, чьего имени нельзя называть. Он… или она? оно?.. неумолим, не знает отдыха и сна, непобедим и беспощаден. Они приближаются. Они вот-вот будут здесь.
Мучительная судорога пронзила все мышцы Артура, каждую его клеточку, каждый нерв. Инстинктивным усилием, последним рывком утопающего он выскочил на поверхность, изгнал невыносимый образ. Спасся из цепких смертельных объятий. Надолго ли?
Тело вздрагивало, липкая испарина леденила кожу. Дрожащей рукой он попытался водрузить на место свалившиеся очки, но из этого ничего не вышло.
Нет, это невозможно выдержать. Пусть кто угодно, только не он. Недаром Роман и другие не захотели иметь к этому никакого касательства. Но как же выдерживает он, тот, чьего имени нельзя называть, на которого через почти потухшую Лену краем Артур вышел сейчас? Неужели Андрей так слеп и не понимает, с кем он связался?
— Там гости.
Девушка Нюта стояла в дверях. Солнце, бьющее в витраж у нее за спиной, делало почти прозрачным легкий сарафан, и она, конечно, знала это.
— Какие гости?
— Привезли какого-то, говорит, он ее муж. Рвется.
— Какой еще муж? Что городишь? — Артур окончательно стряхнул с себя наваждение. — Постой, их что, на воротах пропустили?
— Я же говорю. Там при нем еще трое, у них пропуск от Большого дома.
— Ч-черт! Этого не хватало… Я в толк не возьму, какой муж, зачем муж? Почему через голову босса?
— Ой, Артурчик, ну откуда мне знать? Ты бы пошел посмотрел сам, а то их Солдатик наш в подвал не пускает, уже за огнемет свой любимый схватился.
Из нижнего холла действительно слышались голоса. Артур шагнул к двери, Нюта, повернувшись в проеме, загородила дорогу бело-розовым сливочным коленом, уперев его в косяк. Подтянула подол до самого паха. Провела пальцем по внутренней стороне бедра.
— Артурчик, мы с Наткой по тебе соскучились. Что так долго не был? Только из-за этой профуры и приехал. Солдатика мы уже в полный кисель уходили. Прячется от нас, бедный.
— Пусти, Нютка, не до вас. Видишь, что творится.
— Ой, да пускай творится, что хочет! А мы соску-учи-лись…
Она придвинулась вплотную. Горячая ладошка скользнула за ремень на его джинсах. Груди лезли из-под сарафана.
— Подожди ты, Нюта…
Ладошка пробралась, нащупала, сжала сперва ласково, потом изо всех сил, ноготки воткнулись в нежную кожицу. Артур охнул, вырвался, оттолкнул круглую голую ногу.
— Паскудина… Что ж ты делаешь? Нюта и Ната, оказавшаяся здесь же, в коридорчике, обидно расхохотались.
— Приходи, нам втроем веселее будет. Ната обняла Нюту и смачно поцеловала взасос. Артур никак не мог разогнуться.
— Приходи, наш зайчик, мы тебе вавочку залижем…
— Н-ну, сучары…
Прижимая ладонь к саднящему месту, Артур, горбясь, торопливо вышел в холл. Четверо приезжих, среди которых выделялся седеющий крупный мужчина с породистым лицом, стояли навытяжку спинами к стеклянной стене, а перед ними Солдат поигрывал черным толстоствольным огнеметом. Баллон со смесью, торчащий наподобие раздутого магазина, описывал плавную дугу от одной крайней фигуры до другой.
— Я полковник Бусыгин, где моя жена? — Вспотел породистый явно не от жары.
