Любовь Пушкарева - Синто. Героев нет
– Хорошо.
Она включила камеру, и мы официально подтвердили контракт.
– А почему я? – спросила я, когда она уже уходила.
– Потому что ты гейша, – ответила Шур и скрылась.
Отлично, значит, мне при извинении надо будет еще и «хвост распустить». Ладно, подумаю над этим потом.
Наконец меня вынули из регенератора. Теперь предстояла активная физнагрузка под руководством того же Синоби-Чеха, к моему удивлению, обычно такое поручали практикантам.
И вот буквально по секундам рассчитаны периоды нагрузки и отдыха. Я привычно выкладываюсь на все сто, зная, что сейчас жалеть себя нельзя, что после всех страданий будешь просто летать и искриться энергией. Примерно после третьего часа тренировок и передышек доктор обронил:
– Жаль что мы в космосе, воздух все-таки не живой, да и положительных эмоций мало.
– Ну почему же, – вздумалось мне пошутить. – Я вас люблю Синоби-Чех, вполне сильная положительная эмоция.
Ответом мне был оценивающий взгляд самца. Ой-ой-ой, пора завязывать с шутками про секс, на них как-то неадекватно реагируют.
– И как же вы меня любите, Викен-Синоби?
– Как близкого родственника, – тут же отозвалась я.
Он отвернулся обратно к экрану.
– А жаль. С тех пор, как я подлечил девчонку, вроде тебя, и она опять ускакала на подвиги, мне стало не хватать того одного раза в пятидневку, что может предложить жена.
У меня сбилось дыхание. Восстановив его, я все же спросила:
– Вы шутите?
Вместо ответа он стянул через голову реглан и подошел ко мне; я продолжала мерно, без рывков подтягиваться.
– Мне восемьдесят четыре, – сказал он мне в лицо. Я не могла отвести взгляда от его идеального тела с тугими, сильными, но необъемными мышцами, возраст выдавала лишь небольшая дряблость кожи. Наверное, так выглядит мой пятидесятилетний отец, который очень следит за собой. Довольный произведенным эффектом, Синоби-Чех надел реглан.
– Таким должен быть каждый синто, – выдал он.
– Желчным, неудовлетворенным стариком с молодым телом? – вырвалось у меня.
– Дурочка, – отозвался он без злости. – Стоп.
Я закончила движение.
– И это только «раскачка», – продолжил он прерванный разговор, – а в регенераторе я лежал в молодости три раза после дуэлей.
– Но ведь вы все время живете на Синто – живая еда, чистый воздух. Вы ж знаете, что «раскачка» не работает на искусственном питании.
Он тут же зло на меня посмотрел:
– Вот вы, Викен-Синоби, когда приезжали в отпуск на Синто, вы хоть что-то делали?
– Я приезжала на десять дней от силы, – заявила я, оскорбленная в лучших чувствах. – К тому же я постоянно занимаюсь, только по другой схеме.
Он скептически хмыкнул.
– Ну да, оправдывайтесь! Как правило, все вспоминают после сорока, что надо все-таки, быть в форме… Да поздновато.
Несносный старикашка, он может быть хоть трижды супер-любовником, но при этом он все равно старик. Ни за что не позарилась бы на такого. Тем не менее, после семи часов рваных тренировок, когда мне позволили уснуть, последнее, что я увидела, закрыв глаза, это выцветшие серые глаза, седые усы и сильное тело доктора.
Проснулась я с четким желанием танцевать. Так всегда бывает, когда пройдешь восстановление. Настроение не могло испортить даже то, что через пару часов мне придется распинаться перед русами.
С момента отравления газом прошло трое с половиной суток. Двое суток «Атакующий» проболтался в космосе, не решаясь улететь, а может, мы не отпускали. Третьи же сутки русы провели в посольстве, не проявляя желания общаться с кем-либо. Идя одна в посольство, я чувствовала себя так, как если б шла за границу терраформирования к крысодлакам и марипозам. Оделась я на всякий случай в платье: если будет дуэль, попрошусь переодеться, а так худенькая девушка в шелковом длинном платье, надеюсь, не будет вызывать агрессию. Меня снабдили инфокрисами по интересующим русов вопросам – «дельфинам» и медразработкам; странно, что они не затребовали эту информацию до боя. И вот я стою перед воротами посольства, они без лишних проволочек открылись, так же без вопросов открылись двери в дом. И почему меня это не радует?
Все собрались в гостиной. Кроме знакомой мне делегации, были еще трое послов и военные – офицеры с «Атакующего», наверное.
Крутецкий, которого вчера привезли в посольство, выглядел неважно – видно, не долечили, Кахадзе, как всегда, был готов кого-нибудь разорвать, Лепехин тоже был зол. Молодой подполковник спокойно и с интересом за всем наблюдал, послы и офицеры насторожены. Красота!
Я поклонилась и поздоровалась, я всего лишь маленькая женщина. Мне ответил старший посол.
– Здравствуйте, леди некст Викен-Синоби. Чем обязаны визитом?
Я опять поклонилась.
– Позвольте принести мои извинения за то досадное недоразумение, которое имело место в командном пункте крепости Хоресов. – Поклон.
– Если господин Крутецкий, как наиболее пострадавший, или его руководители решат, что словесных извинений недостаточно, я готова искупить вину дуэлью до первой травмы. – Поклон.
Молчание. И тут подрывается Кахадзе и выдает невыразимо пошлую тираду о том, куда мне деть свои извинения, и какие действия сексуального характера надо со мной совершить, чтобы меня простили, то есть чтобы я осталась жива. Опять повисло молчание. На лицах послов застыл ужас, Крутецкий и подполковник брезгливо кривились, Лепехин был непроницаем, что, на мой взгляд, свидетельствовало о том, что он разделяет мнение Кахадзе.
А мне, как говорит Ронан, как с гуся вода. Я поклонилась и ответила:
– Увы, такие виды секса я не практикую, но если генерал Кахадзе желает, я найду красавиц, которые исполнят его желания.
Бедные послы, вот-вот грохнутся в обморок, оттого что забыли, как надо дышать. Еще бы, столько потрясений сразу.
– Простите несдержанность генерала, леди, – в полной тишине прозвучал холодный голос подполковника. Значит, правда, что он тут старший. Когда мне сказали, что он, возможно, Полномочный Представитель, я лишь посмеялась про себя, но, похоже, зря. Я поклонилась в его сторону, давая понять, что жду ответа на извинения.
– Что значит дуэль до первой травмы? – так же холодно поинтересовался он.
– Дуэль с тем, кого вы изберете, – сказала я. Глаза Лепехина хищно блеснули. – У меня есть право стараться сделать так, чтобы травма не была смертельной.
– Чья травма? – уточнил подполковник.
– Моя.
– А если пострадает ваш соперник?
– Значит, я плохо извинилась.
Кто-то из военных скривился, показывая, что, мол, большей глупости в жизни не слыхивал.
– Леди некст Викен, – голос подполковника стал обманчиво вкрадчивым, – а почему именно вы, девятнадцатилетняя девушка, приносите извинения?
Я изобразила удивление.
– Потому что это моя ошибка.
Секунду мы мерялись взглядами. Да, конечно, мы, синто, пытаемся сделать хорошую мину при плохой игре. Мы прикинулись, что никакой попытки уничтожить крепость Китлингов не было, что все те часы переговоров с «Атакующими» просто недоразумение, вызванное тем, что был выпущен газ на командном посту, и были заменены руководители крепости. Все знают, что лгут. Но зачем нам сейчас тыкать пальцем в того, кто в сотни раз сильнее, и кричать: «Предатель! Захватчик!». Так ведь можно его и разозлить. Лучше попытаться соблюсти нейтралитет и дать выпустить пар, сорвать злость на маленькой женщине.
– Извинения приняты, – раздалось в полной тишине. Кто-то испустил тихий досадный возглас. Лепехин смотрел, как пес, у которого изо рта вырвали кость. Он-то чего на меня взъелся? Я бы еще поняла, если бы Крутецкий злился, но тот спокоен.
Я склонилась в благодарственном поклоне, низко, в пояс.
– А что у вас там? – продолжил разговор подполковник, глазами указывая на сумку-мешочек. Вот дура, с инфокрисов надо было начинать.
– Это информация, которой вы интересовались, и кристаллы-отчеты о лечении господина Крутецкого, – отозвалась я, кладя мешочек на ближайший столик. Хоть у Крутецкого наверняка стояли качественные блоки против зомбирования, но вежливость обязывала предоставить доказательства того, что мы не пытались делать ему гипновнушений и прочего насилия над разумом.
– Спасибо.
Похоже, когда говорит «подполковник», все молчат.
Я опять поклонилась.
– Имею честь пригласить вас, господа, на праздничный обед по случаю победы над пиратами. Отпраздновать, как и положено союзникам.
– А пользование анализаторами не испортит праздник? – ехидно поинтересовался Лепехин.
– Как вам будет угодно, – с полупоклоном отозвалась я.
Лепехин
Витька, дурак, как он мог? Ему что, вообще крышу снесло? Мало того, что он не подал приказа на атаку, так ведь и сорвалось все. Теперь поди докажи, что он не потворствовал этим синто с самого начала. И ведь сколько лет знаем друг друга… А теперь все; наверное, это последняя его операция, таких провалов не прощают, будет сидеть на краю леса, хризантемы выращивать. Ненавижу! Ненавижу их всех! Кто теперь вместо него? Не заденет ли рикошетом и меня? Да что ж ты, друг, сидишь с блаженным видом, тебя чуть на тот свет не отправили, а ты спокоен как удав.
