Светлана Прокопчик - Корректировщики

— Так кто тебе про конец света сказал? — спросил он неожиданно.

— Да какая разница? Я так поняла, что сказки очередные, иначе ты бы знал.

— Сказки или нет, зависит от того, кто ляпнул.

— Ну Витька Крюков, — сдалась Оля. — Все равно скажешь, что на это не надо обращать внимания.

Илья страдальчески поморщился:

— Определенно, рано или поздно я ему голову все-таки оторву.

Оля хихикнула, вспомнив, что Цыганков сказал Витьке. Илья покосился на нее и объяснил:

— Есть три вида прорицателей. Прогнозисты, дельфийцы и библейцы. Прогнозисты самые слабые, дельфийцы самые сильные. А библейцы самые безумные. У них дар вечно накладывается на психологию юродивого. Вот это Витька.

— Так он не просто так ляпнул?! — испугалась Оля.

— Нет, конечно. Он же не шизофреник, как всем говорит. Шизофрению эту он сам себе придумал, в качестве экзотической детали биографии. Я ему тыщу раз говорил: Витя, не вздумай рассказывать всем подряд, что видишь. Приди ко мне и расскажи. Не хочет. Ему так неинтересно. В результате мы все отлавливаем слухи вместо того, чтобы нормально работать. Давно он тебе сказал?

— С месяц назад. Илья, а на самом деле — что будет?

— Вот теперь будем считать. Да не переживай, то, что видят прорицатели, — это лишь вероятность. В нужный момент вмешиваются корректировщики и вероятность исключают.

— А-а, — успокоенно вздохнула Оля.

Илья не доехал до конечной трех остановок. Спрыгнул в снежную тьму и исчез. И только потом Оля вспомнила про его обещание. Ничего особо интересного она так и не увидела.

24 февраля 2084 года, четверг

Селенград — Ольжичи

Межпланетный звонок поймал Илью на пороге. Вернулся, тронул пальцами клавиши ответа.

— Удивлен? — вместо приветствия спросил Стрельцов.

Видеосвязью Стрельцов пользоваться не стал, наверное, из-за специфики стыковки земного и венерианского информационных полей. И правильно сделал, потому что Илье трудно было бы увязать уже сложившийся образ с тем искаженным, который появился бы на экране.

— Нисколько, — ответил Илья. — У нас тут девушка одна предсказаниями занимается, успела предупредить.

— Хочешь сказать, она предвидела мои действия?!

Стрельцова можно было понять: предсказывать поступки корректировщиков не брался ни один нормальный прорицатель. Но Оля не знала, за что берутся нормальные прорицатели, а за что — нет. Потому предсказывала смело.

— Она дельфиец, — объяснил Илья.

— Н-ну… Хотя все равно — странно. Я ж не собирался тебе звонить, сам не знаю, что меня дернуло… Впрочем, ладно. Я по поводу нашего с тобой договора. Ты, эта, еще не передумал на Венеру ехать?

— Нет.

— Замечательно. Я договорился с вашей Службой. Год отработаешь в Московье, потом — ко мне.

Илья удивился:

— Сначала в Московье? А только потом — на Венеру?

— Ну да. Раньше никак, ты в течение этого года можешь потребоваться Службе.

— Фигня какая-то. Я ж собственными глазами видел списки! И меня уже ждут в Ольжичах. Никакого Московья там нет. Я думал, ты прислал письмо, как обещал…

Стрельцов помолчал. Потом осторожно сказал:

— Илья, я этот вопрос решал вчера. И вчера меня уверили, что еще два месяца назад вопрос с твоим распределением был решен в пользу Московья. А в Ольжичи я никого не запрашивал вообще. Был запрос на системного инженера с Дебрянского комбината, но это не Ольжичи, это в ста пятидесяти километрах. Хотя и считается еще Центральным округом. И туда, как меня уверили, распределен некто Птицын. Я так понял, вашей Службе надоела атмосфера таинственности, и они к нам своего разведчика забрасывают… Хочешь сказать, Птицын не работает в Службе?

— Я тоже работаю. Это не значит, что я разведчик.

— Ты — нет. Но я кое-какие меры принял, чтоб тебя как штатного осведомителя не вербовали. Пусть тебя это не заботит… А ты уверен, что не ошибся?

— Уверен. Птицын распределен в Московье, а я — как раз в Центральный округ.

— Странно. Очень странно. Ну ладно, мне же лучше. А к тебе у меня будет просьба личного характера. Ты, эта, скинь мне досье на эту вашу прорицательницу. Секретной информации не надо, общие данные.

— Скину, — пообещал Илья.

Освободив телефонную линию, некоторое время сидел неподвижно. Мелькнула во время разговора какая-то очень ясная, и самое главное — очень нужная мысль. Мелькнула и тут же пропала. Ладно, подумал Илья, еще вспомню. Мысль, один раз оформившись в информацию, бесследно исчезнуть уже не может.

Часть 4

Когда все нити сходятся

Thank to you, my dear old friend

But you can’t help — this is the end

Of a tale that wasn’t right… [8]

Глава 8

Точка невозвращения.

28 февраля 2084 года, понедельник

Селенград

В кафе на большой перемене к Оле подошел Илья.

— Я с курсовым проваландался, оформить не успеваю, — сказал он. — Поможешь?

Работать с презентационными программами Оля умела хорошо. А потому после третьей пары они вдвоем с Наташей завалились в 123-ю аудиторию. Работу распределили следующим образом: Оля за компьютером, Илья “полировал” общую картину, а Наташа составляла им компанию. Как правило, возилась с картами — Оля научила ее гадать, и Наташе понравилось это занятие, правда, ошибалась часто.

Провозились до пяти вечера, захотели есть, навестили ближайший магазин, потому что студенческие кафе закрывались в четыре. По дороге между Ильей и Олей завязалась привычная возня, которая заключалась в том, что семьдесят пять килограммов живого веса радостно отплясывали гопак на Олиных ногах: у Ильи появилась новая причуда, ему теперь на ноги наступать нравилось. Она возмущенно вопила, вцеплялась ему в локоть, чтоб если подножку подставит, то вдвоем упали бы, не так обидно.

Но как только вернулись в Академию, все сразу посерьезнели. Оля верстала, Илья за дальним столом занимался своим делом, а Наташа на стуле раскладывала карты. Гадала Илье, потому что Оля не могла отвлекаться на треп. Нагадала, что она — Наташа, в смысле, — должна целоваться с Ильей.

— Сдам курсовой, а там — сколько угодно, — сказал Илья без смущения.

Оле стало очень обидно, чуть не до слез. Но сдержалась. Потом воцарилась рабочая тишина, все как будто устали болтать. И в этой звонкой тишине Наташа ка-ак скажет:

— А Олька Моравлина любит!

После этих слов тишина стала гробовой. Наташа, кажется, испугалась. Оля потеряла дар речи, внутри все оборвалось, она боялась шелохнуться, чтоб не покраснеть, и только думала: “Что она говорит?! Она что, с ума сошла?!” Ей захотелось сорваться с места и вылететь из аудитории, только она сразу же поняла, что последствия будут просто катастрофические: Илья поймет, что это — правда. И на всякий случай прекратила даже дышать, чтоб не спровоцировать себя на обличающее действие.

— С чего ты взяла? — спросил Илья напряженным голосом.

— Да на картах так получается!

Оля закрыла глаза и чуть не уронила голову на клавиатуру от облегчения. Илья заговорил быстро, как говорят те, кого только что уличили в каком-то проступке:

— А я этого вопроса не задавал, так что это все неправда! И вообще без вопроса нельзя гадать…

Он еще говорил, а к Оле вернулась способность здраво рассуждать. И она удивилась: “А почему, собственно, оправдывается он? Должна-то я. Чего он так разволновался?”

Потом, когда Илья уехал домой, а девушки перебрались в есусиковскую лаборантскую, Оля долго нервно смеялась. Наташа оправдывалась, что сама не понимает, как та злосчастная фраза из нее выскочила, и старалась утешить Олю.

Под вечер к ним присоединился Димка Карпатов. Он торчал в Академии сутками, занимаясь своей творческой работой по инфосетям. А вечером приходил пить чай к Оле и Наташе.

Эти вечерние чаепития помогли девушкам увидеть в нем совсем другого человека. Раньше они воспринимали его просто как однокашника — высокого, слегка угловатого, чем-то похожего на медведя.

Карпатов был взрослым. Со сложившимся мнением по многим вопросам, с выработанными моральными рамками, тем, что все называют “принципами”. Как-то заспорили о русских и американцах.

— Как это — американцев нельзя считать нацией? — удивился Карпатов. — А русские — нация? До сих пор так никто и не знает, откуда название взялось. Не было такого народа — русские или русь. Был Олег, которые собрал в кучу разрозненные славянские племена, добавил варягов, и из этого создал нацию.

— Но мы хоть все — славяне! — возражала Оля. — А американцы? Там и европейцы, и китайцы, и негры, и индейцы…

— Мы — славяне?! На севере славяне перемешались с германцами. На востоке и юге — со всей гаммой тюркских народов. Ты вспомни про татаро-монголов! И про сибирские, северные, восточные народности. Такая же мешанина. России потребовалось пятьсот лет, чтобы мечты Олега о единой нации стали былью. То же самое и Америка. За пятьсот лет существования этого государства люди, его граждане, стали нацией. У них есть своя культура, у них выработался свой язык, все-таки сильно отличающийся от английского, у них есть свои, американские мораль, система ценностей, менталитет. У них, в конце концов, есть своя история. Так почему ты отказываешь им в праве называть себя нацией? В конце концов, это личное дело каждого народа, считать себя единой нацией или собранием разных племен.