Олег Кулагин - Русская кровь
– Туда!
Сворачиваем налево.
Выстрел.
Есть!
Мы – снова в ярко освещённом холле. А лестница наверх – там!
Плохо, что возникли осложнения. Визжащие посетители элитного ресторана «ДАНТЕС» – не в счёт. Толпа охранников с «помповыми» карабинами – более существенно. Откуда их столько набежало?
«Подарок» Алана уже не работает. Надеяться можно только на себя. А ещё на керамические пули «шелеста» и боеприпасы калибра 23 мм.
Разлетаются брызгами стеклянные витражи. Россыпью дырок берутся сосновые панели. Хорошо, что картечные заряды почти не дают рикошетов.
И здорово, что не все они летят мимо.
Перезаряжать некогда. Вечная беда систем с подвижным цевьём… Проще взять оружие с трупа.
Я успеваю сменить два карабина, прежде, чем мы выбираемся на крышу.
Свежий ветер бьёт в лицо. Можно расслабиться и подумать о чём-то приятном.
Тем более, что спешить некуда.
Вертолётов нет…
– Сюда! – хрипло говорю я.
Из-за вентиляционной трубы можно контролировать выход на крышу. А с тыла нас не обойдут. Позади – бортик и двадцатиэтажная высота. Отсюда отличный вид на Москву. И хорошая позиция для последнего боя…
Он будет коротким.
Пара зарядов в карабине. Плюс «макаров».
Тихий голос отца:
– Прости, Денис – я виноват перед тобой и мамой.
– Неправда. Ты сдержал обещание.
Времени слишком мало, чтобы тратить его на семейные разборки.
Лучше вдохнуть по-осеннему холодный воздух. Глянуть в небо. Это хорошо, что нет солнца. Так легче. Облака – низкие, тяжелые. Большая чёрная птица кружит, почти их касаясь. Плохо, что я не могу летать… Всё что я умею – убивать и самому оставаться в живых. Но второе – уже не актуально.
– Сколько у тебя патронов?
– Три, – ответил отец.
У «шелеста» – указатель боекомплекта. Удобная вещь…
Что ещё у нас есть? Я глянул на моби-браслет. Его экранчик матово темнел. Сломался?
– Всё таки странно…
– Что?
– Почему нас эта гадость не вырубила?
– Точка флуктуации, Денис. Мы там были.
Я поднял на него глаза – отец казался удивительно спокойным.
– А ещё Алан грозил, что взорвёт браслет… Десять грамм пластида. Наверное, обманул. Иначе, уже взорвал бы…
– Думаю, он пытался, – кивнул отец, – Но у него не вышло.
Легонько коснулся браслета. И тот ветхими крошками осыпался с моего запястья. Я потрясённо моргнул.
– У нас мало времени, Денис.
– Да…
Нарастающий гул полицейских вертолётов. Топот шагов по лестнице. Скоро здесь будет многолюдно. А патронов не хватит и на минуту…
Отец сунул «шелест» в просторный внутренний карман пиджака. Снял и положил туда же очки. Встал во весь рост. Пытливо на меня глянул:
– Дай руку, Денис. У нас должно получиться.
Это похоже на бред. На «окопный» психоз…
Я роняю карабин. Медленно заставляю себя выпрямиться. Тянусь к отцовской ладони.
В это мгновенье, мир раскалывает грохотом и огнём. Вертолёт возникает из-за ближней высотки. Пулемётные очереди взметают по крыше пыль и бетонные брызги, срезают верхушку вентиляционной трубы. А из дверей уже бегут фигуры в штатском. Гулко хлопают газовые гранаты.
Только один путь ещё свободен – двадцатиэтажная бездна за спиной.
Мы вскакиваем на бортик. Хватаемся за руки. И вместе шагаем в пустоту.
Время цепенеет.
Я оборачиваюсь.
Клубы слезоточивого газа кажутся нарисованными. Типы в штатском – будто примороженные. Только пули упорно клюют рядом бетон. И одна из фигур мчится в нашу сторону гигантскими прыжками.
Я узнаю Михалыча.
Вырываю из кармана пистолет – так, что бумажными клочьями расползается материя куртки. Несколько раз жму спуск. Девятимиллиметровые «шмели» летят импланту в голову.
Он легко уклоняется. В последнем, длинном прыжке вскидывает М19. И мчится к нам быстрее, чем мы проваливаемся сквозь вязкий, отяжелевший воздух.
Целится он не в меня.
Я успеваю это понять. Успеваю рвануться в загустевшей пустоте. И встретить грудью предназначенную отцу очередь.
Удар. Тьма.
Ветер свистит в ушах.
«Двадцать этажей… Мозги раскидает по асфальту.»
Но земля оказывается неожиданно близкой и мягкой. Мы катимся вниз травянистым склоном.
А потом я теряю сознание…
Чья-то ладонь легла на лоб. Это приятно.
Рядом звучали голоса:
– … До Луховицы – не довезём.
– Таня говорила, под Егорьевском есть резервная точка…
Я поднял веки. Меня плавно покачивало. Кажется, я – в крытом кузове машины. Лежу на чём-то удобном. Боли не чувствую. А в груди – словно кусок льда. Засел там, мешает глубоко вздохнуть. И противный, солёный вкус крови во рту…
– Дай ему ещё анестетика, – голос отца.
Майя склонилась с инъектором. Глаза у неё – красные, будто она недавно плакала. Осторожно закатала мне рукав…
«Не надо!» – озвучить не могу. Только мысль трепыхнулась мотыльком. К дьяволу, забытьё! Хочу видеть их лица. Даже если вернётся боль.
Они не могли меня слышать. Но отец тронул Майю за плечо:
– Обожди…
Мы с ним глянули друг на друга. Разговаривать можно и без слов.
«Хвоста» нет?»
«Хвост» остался в Москве.»
«Уроды с чипами в мозгах… Ты им сильно досадил, папа?»
«Просто знаю, как их победить.»
Я чуть повернул голову. Там, сзади проплывала зелень. Лесная дорога?
Обидно. Вокруг была свобода и свежий ветер, а всё, что мне доступно – узкий зазор между краем кузова и тентом.
Мир сжался почти в точку… Но это – точка флуктуации.
Им не удалось нас остановить.
Меня, отца, Майю. Смешную девочку Ксюху. База, Инютина, Султана. И ещё многих других…
Не героев.
Обычных людей. Которые верили, помнили и любили.
Иногда, этого хватает, чтобы удержать мир на краю.
«Потерпи, сынок. Скоро приедем.»
«Нормально…»
Машину подбросило на колдобине. А я вдруг взлетел. Увидел со стороны своё пробитое пулями тело, потемнелую от крови куртку. Остановившиеся зрачки…
Майя вскрикнула. Но я ничего не услышал.
Поднялся выше тента…
Там, внизу – старенький «Урал» трясётся по лесной дороге.
Здесь – яркие лучи бьют в просветы между облаками. И ветер подхватывает мои крылья. Несёт меня высоко-высоко…
Деревья сливаются в сплошной ковёр. Рядом отдельные лоскуты в тёмных росчерках – вспаханные поля. И бескрайние, заросшие сорняком просторы.
Я могу увидеть эту землю – мою страну. Огромную, растерзанную. От крымских берегов до чухонских пристаней, от Киева до сожжённого Омска.
Я могу увидеть её всю.
Или опуститься ниже, различить отдельный стебелёк на краю воронки…
Отыскать сад над рекой. И посреди него дом из белого кирпича – большой и красивый…
Мне шесть лет. Друзья отца оставили нам дачу – на целый месяц. Удивительный, пронизанный солнцем август. Малинник кажется мне джунглями… Внизу течёт медленная, спокойная река. Мы уже ходили с отцом на рыбалку. Ловили карасей – крупных, золотистых.
От реки тропинка ведёт к дому. Когда вырасту – построю себе такой же… Я иду вокруг, касаясь нагретых, шершавых стен. Уют и покой вливаются в меня с каждым прикосновением.
Зелёные ставни распахнуты. Солнечные лучи играют, отражаясь в окнах.
– Дениска! Ты где?
– Здесь, мама! – бросаюсь на голос.
Я – мальчик в линялой футболке и шортах.
И я – чёрная птица в небе…
Мальчик бежит к крыльцу. Обнимает светловолосую женщину в ситцевом платье. Чувствует тепло её ладоней.
А птица ловит крылом ветер, несется над лесом и камнем падает вниз, к «Уралу» на битой колее. Проваливается сквозь брезент, летит к неподвижному телу…
Красноватая тьма.
Гулкие удары в висках. Неужели это моё сердце?
– Держись, – голос отца, – Не сдавайся!
«Не дождутся», – я открываю глаза.
Майя всхлипывает. Её слёзы капают мне на лицо. Вот, глупая…
– Ничего, – успокаивающе шепчу.
Всё будет нормально.
Будет хорошо…
Теперь, когда я вернулся домой.
