Василий Орехов - Фактор агрессии
Блэк уселся на пол. Пол оказался ледяным. Пришлось встать. Понятно было, что простоять достаточно долго – задача не из легких, но все равно майор расценил создавшуюся ситуацию как весьма благоприятную. Его заперли, причем на неопределенное время – пока он сам не решит, что хватит. Большего одолжения от противника ожидать было сложно. Не теряя времени, Блэк активировал личинку под ногтем мизинца. Ощутив нажатие, крохотное искусственное насекомое выбралось из укрытия и деловито поползло вверх по руке. Достигнув подмышки, оно прокусило кожу и начало понемногу наполняться кровью, необходимой ему для питания и роста. Одновременно запустилась генетическая программа, согласно которой некоторое время спустя крошечное существо должно было превратиться в одну из последних секретных разработок имперской разведки.
Свист медленно, но непрерывно менял тональность. Это не позволяло отстроиться от назойливого звука или привыкнуть к нему. Что касается холода, то Блэк, как и всякий кадровый разведчик, умел управлять обменными процессами в собственном организме. Он включил метаболизм на повышенные обороты, и через полчаса от его одежды разве что пар не валил. С ярким светом и выматывающим душу свистом справиться оказалось сложнее. Можно было вообще ввести организм в подобие транса, пока не вырастет необходимое оборудование, но тогда пришлось бы лежать на ледяном полу, и почки с легкими неминуемо пострадали бы. И еще мешал внезапно давший о себе знать голод – последний раз разведчик ел еще на Мисс Синтии. С голодом тоже можно было бороться при помощи волевого усилия, но энергия была необходима на обогрев. Кроме того, выйдет совершенно неправильно, если к тому времени, как все будет готово, он окажется истощен настолько, что не сможет двигаться. Поэтому Блэк, согревшись, понемногу начал сбавлять обороты обменных процессов, давая организму возможность постепенно привыкнуть к экстремальным условиям.
На самом деле страшно было представить, что сделал бы такой карцер с обычным человеком часов за шесть. Пожалуй, тут и пытки никакие не потребовались бы, на что, видимо, и рассчитывал Малфой. Отсюда вывели бы трясущегося деморализованного заключенного с полностью подавленной волей, готового на все, лишь бы сюда не возвращаться. Но Блэк не был обычным человеком. Он был имперским разведчиком, и его учили преодолевать еще и не такие сложности.
В системе сточных тоннелей царила темнота, рассеиваемая лишь жидким светом, проникающим через редкие ливневые решетки и коллекторы. Зато звуков вокруг было достаточно. Журчала по дну тоннеля вода, в густую зловонную жижу падали крупные капли, утробно урчали до половины погруженные в нее псевдоустрицы и псевдомидии, перерабатывающие органику. Биоканализация была симбиотическим организмом, поэтому в ней нашлось место для четырех десятков видов вспомогательных биоморфов. Моллюски охотно пожирали нечистоты, выдавая взамен углеводородный газ, убегавший к распределительным станциям на поверхности по проросшим сквозь грунт псевдохитиновым трубам.
Понтекорво и Каплан расположились на краю огромного перерабатывающего бассейна, затерявшегося в бесконечных пересечениях сточных тоннелей. Разведчики все еще были в панцирях патрульных, поскольку те оказались отличной защитой от отвратительных органических отходов, а наткнуться в недрах канализации на посторонних было сложновато.
– Итак, можно считать, что высадка и внедрение на территорию противника осуществлены успешно, – подытожил командир предыдущий разговор. – Не без приключений, конечно, но успешно. Основная часть группы в сливных коммуникациях, тут нас сам дьявол ловить устанет. Если Блэк все сделал грамотно, то он сейчас сидит в карцере или в камере, выращивает сколопендру. В течение суток, полагаю, можно ожидать его присоединения к группе. Впрочем, даже если мы его потеряли, это будет весьма низкий процент потерь. Я предполагал, что все окажется гораздо хуже.
Доктор Каплан невольно приподнял левую руку, под мышкой которой чувствовалось неудобное уплотнение. Они с Понтекорво начали выращивать свои «браслеты», едва выбравшись из угнанной псевдомокрицы.
– У тебя есть идеи по поводу основной миссии? – спросил Мигель после недолгого молчания. Сейчас им оставалось только ждать вторую часть группы, и, чтобы не расходовать время впустую, можно было провести с аналитиком небольшой мозговой штурм на будущее. – Мне впервые приходится командовать настолько импровизированной операцией.
– А как ее было планировать? – Каплан пожал плечами. – Арагона не представляла для Империи ни опасности, ни интереса. О ней у нашего отдела данных меньше, чем об астероиде где-нибудь в системе Карусель.
– Я не жалуюсь, я размышляю вслух, – заметил полковник. – Именно поэтому группу сформировали из тех, кто способен быстро принимать нестандартные решения. Это относится и к десантникам. Нет вопросов. Давай-ка лучше еще раз пройдем по известным нам фактам – глядишь, и придем к какому-нибудь нестандартному выводу.
– Ну… При беглом взгляде на здешние биотехнологии можно сделать вывод об их крайней отсталости. Бывает и хуже, конечно, сам видел, но уровень довольно низкий. По этому поводу полагаю, что разумно будет сосредоточиться на двух версиях из всех выдвигавшихся ранее. Первая – случайное открытие. Местное правительство вело какие-то разработки, а результат получился неожиданным, но пригодным к использованию. Вторая – в основу принципа перехвата контроля над нашими морфами положены вообще не биологические технологии.
– Да, я изучал аналитические сводки перед началом операции, – сказал Понтекорво. – Но, по правде говоря, меня больше интересовала практическая сторона вопроса, а не научная.
– Там все достаточно просто даже для непосвященного. От этого зависит наша дальнейшая тактика. Слышал про такую штуку, как электроника?
– Слово такое знаю. Значение скорее да, чем нет. Когда-то этой дрянью пользовались вместо нейропроцессоров.
– Приблизительно. На самом деле это такая древняя технология, основанная на управлении потоками отрицательно заряженных субатомных частиц. Из этих частиц-электронов формировались токи, позволявшие совершать полезную работу, управлять различными приборами, а также генерировать волны практически ничем не ограниченной мощности. Не такая уж и дрянь, но сейчас практически не используется из-за своей невысокой эффективности по сравнению с биологическими аналогами.
– Что-то вроде мозговых биотоков? – уточнил Понтекорво.
– Да. По большому счету процессы, происходящие в мозге и нервах, тоже имеют в своей основе электромагнитную природу. Поэтому, научившись эффективно их использовать, от применения электроники понемногу отказались – она значительно уступала нейронике и в быстродействии, и в удобстве использования, и в стоимости, и в количестве используемых при производстве материалов. Биотехника, как ты знаешь, вообще практически не потребляет невосполнимых ресурсов – ни при создании, ни при работе. Однако по свидетельствам дошедших до нас забытых источников, электроника, доживающая сейчас свой век в некоторых отсталых колониях, имела еще и другие стороны. Некогда велись секретные разработки электронных устройств, способных на больших дистанциях воздействовать на нервную систему живых существ, внушать им страх, апатию или агрессию. Нечто вроде ментального воздействия наших сенситивов – только укротителю необходимо находиться рядом с биоморфом, чтобы управлять им, а еще лучше – в непосредственном телесном контакте. И пока еще не зафиксировано случаев, чтобы мутант сумел внушить что-либо, кроме легких оттенков эмоций, человеческому мозгу, самому мощному нейропроцессору во Вселенной. А вот электронные средства планировалось использовать для массовой манипуляции сознанием. Представляешь, какие перспективы?.. – Амос вздохнул. – По непроверенным данным, некоторые из этих разработок увенчались успехом, однако до наших дней не дожили, погибнув вместе с древними государствами. Гипотетически я могу допустить, что подобное электронное устройство было создано на основе древних технологий, до сих пор используемых в каких-то отсталых колониях. А одну из этих колоний, надо полагать, ограбила Арагона, неожиданно завладев неизвестным нам Фактором, способным обернуть против Империи ее собственную мощь.
– Ну ладно, пусть электронное воздействие. Но речь-то идет не просто о передаче сигнала на расстояние, а о беспрекословном подчинении объекта!
– Ты прав, командир, – согласился Каплан. – Передать электронный импульс в нервную систему возможно и на нынешнем уровне развития технологий. Но вот подавить волю биоморфа и заставить его действовать против своих хозяев – штука гораздо более сложная. Тут ведь проблема в чем: сенситив, к примеру, может передать команду морфу, способному ее воспринять. Или даже человеку, другому сенситиву, как это делается в системах ретрансляции. Но эта команда ничем не будет отличаться от команды, поданной голосом. Реципиент ее выполнит, если захочет или если надрессирован на ее выполнение. А не захочет – проигнорирует. Тут встает вопрос силы мотивации поведения, то есть воли. У каждого существа есть некая мотивация поступать тем или иным образом. Даже у простейших микроскопических организмов. У одних она основана на рефлексах – стремление к пище, размножение, защитная агрессия. Эта рефлекторная программа настолько сильна, что амебу, например, никаким образом нельзя заставить двигаться из зоны меньшей солености воды в зону большей солености. Она всегда будет стремиться в обратном направлении. И единственный способ заставить ее взять нужное направление – это локально изменить соленость. Фактически в данном случае речь идет об изменении среды, то есть той объективной реальности, в которой находится организм.
