Смута - Илья Городчиков
Вся мощь Степи сейчас приближалась к нам. За стволами деревьев я видел тысячи всадников, готовых к тяжёлой схватке, а земля дрожала под ударами множества копыт. Степь шла, и двигающаяся за ними смерть уже сжимала свои костлявые пальцы на горле моего отряда. Я уже чувствовал, как оперённая стрела проникает в щель шлема, пробивает глаз и пронзает мозг, заканчивая мою жизнь в этом мире.
Харисиндцы подошли ближе и тут же затренькали тетивы из жил, выпуская в небо стрелы. На мгновение солнце скрылось, а затем снаряды обрушились на землю. Нас спасли толстые стволы деревьев, отчего лишь немногие из наёмников потеряли свои жизни. Человек двадцать по обе стороны строя рухнули, пронзённые множеством стрел, но строй мгновенно закрыл все появившиеся дыры. Мы не оставили врага без ответа, сразу дав по ним залп арбалетчиков и немногочисленных стрельцов, оставшихся в лесу. Впрочем, наш ответ не оказался эффективнее и после обмена ещё несколькими залпами, степняки поняли бессмысленность такой войны и повели вперёд коней, сменив луки на копья, цепы, сабли и топоры.
Коннице, пусть в жидком, но лесу было не столь уютно, ведь разогнаться было невозможно, а плотный строй полулатной пехоты не позволял совершить даже малый манёвр. В тот момент кровь стала удобрением для этой земли. Сталь пела свою песню, срубая головы и выпуская кишки, пока раненные кричали, надрывая голоса, а ещё живые пыхтели, пытаясь не повторить судьбу своих погибших товарищей. Времени оказывать помощь раненным сейчас не было, ведь каждый воин сейчас целиком отдавал себя битве и сердца наёмников будто слились в одно, позволяя действовать как единый организм. Каждый удар был выверенным, каждый выстрел точным, а каждый мёртвый сразу же заменялся ещё живым, но и боль мы чувствовали единым организмом. Боль была одна для всех, даже несмотря на то, что часть моих наёмников прибыла с другого края жизни. Смерть откровенно смеялась над нами, ведь на каждого моего воина приходилось по четыре вражеских всадника, а их свист вторил Смерти. Но что тогда? Отступать, подставляя левый фланг войска? Ну уж нет. Монолитная дисциплина и стальной характер наёмничьего войска не позволяли мне так просто отступить, тем более что адский хохот смерти, перекрывал рёв пушек, рвавших степняков на кровавые молекулы.
В конце концов стало понятно, что первая атака степняков оказалась безуспешной. Их удар по центру может быть и оказался удачным, а кэшиктены может быть и прорвали строй, но выучка гвардии в купе с мощью артиллерии не позволила противнику победить всего одним ударом. Их потери были большими, но и нам праздновать победу было слишком рано. Из тысячи человек, двести моих бойцов уже лежали убитыми, а ещё часть пришлось увести в тыл, дабы их там подлатали.
И всё же, не смотря на серьёзнейшие потери, степняки не ограничились всего лишь одним ударом. Ещё пять раз до темноты они накатывались, не позволяя передохнуть ни своим бойцам, ни нашим полкам. Каждый раз перед натиском происходил взаимный обстрел, после чего кавалеристы накатывались на холм, рубились словно в последний раз с сурами, но затем отступали, теряя при этом ни одну сотню и тысячу солдат. К закату мой отряд уполовинился и то это если не считать раненных, но ещё способных сражаться в строю наёмников. Обе стороны конфликта теряли тысячи человек с каждой схваткой, но ситуация кардинальной не менялась. Степняки по-прежнему не могли ворваться на холм, а нам не получалось прорваться вперёд, дабы разгромить противника.
- Царь, нам нужно что-то делать. Если так продолжится дальше, то мы здесь все поляжем. – заявил один из воевод на собрании, что началось с закатом на холме, - У меня из полка две сотни погибло, а ещё триста раненными. Тартбог нам в уши уже дышит.
- Василь, мне нужны конкретные предложения. О том что всё плохо я могу от любого другого услышать.
Государь окинул тяжёлым взглядом собравшихся командиров. В его взгляде читалась граничащая с комой усталость. Сам царь сражался в первых рядах, показывая пример своим ратникам и был ранен – степняк ударил царя по руке, сломав ему предплечье, а потому рука сурского правителя лежала на косынке, обёрнутой вокруг шеи.
- Есть у кого-то цельные предложения? Нам обязательно нужно победить.
- Мы ничего не сможем сделать, если степняки не спешатся. Они не способны взять этот холм, а мы не сможем их так легко сразить. Если всё продолжится также, то к завтрашнему закату на этой земле останутся только мертвецы. – высказался Яромур, - А подкреплений нам ждать неоткуда. Может у наёмника есть идеи?
- К сожалению нет. Я также теряю людей, но даже мои орудия не способны хоть сколько-то изменить сложившуюся обстановку. Степняков до сих пор больше нас, а их мастерство в стрельбе превосходит наше на голову. Нам же остаётся только молится и выждать удобный шанс.
На этом совете решения найдено не было и к следующему рассвету войска вернулись на всё те же позиции, которые кровью вчера удалось удержать. Мне и вправду хотелось бы выдумать необычный манёвр, который сможет позволить нам победить, но ситуация оказалась не самой выгодной для сурского воинства, а потому приходилось исходить из имеющейся ситуации. Потому нам пришлось продолжать стоят в лесу у холма, стволы которого успели окраситься в красный от пролитой крови.
Степняки из вчерашнего столкновения сумели сделать выводы и на этот раз пёрли не в конном строю, а на двух ногах, удерживая ряды под обстрелом суров. Естественно, они вновь обстреляли наши порядки, но сейчас артиллерия сработала куда как удачнее. По медленным и плотным порядкам пехотинцев картечь била на «ура». Тяжёлые свинцовые шарики разрывали тела степняков со страшной силой, отрывая целые куски окровавленного мяса вперемешку с металлом. Враг гиб, терял людей и кровь, слушая смертельный свист пролетающих мимо пуль и картечин. Гибли десятки и сотни, но враг двигался вперёд.
Наконец, противник достиг наших рядов. На этот раз мы бились, вовсе забыв хоть о каких-то нормах военного «приличия». Летали пули, свистели рассекающие воздух алебарды и влажно чавкали вонзающиеся в щели доспехов кинжалы. Я чувствовал десятки звенящих ударов, разбивающихся о сталь доспехов. Чувствовал витающую вокруг смерть и щёлкающий костяшки госпожи-Смерти, что сжимают занесённую над моей головой косу.
Харисиндцы, пользуясь собственной многочисленностью, метр за метром выгрызали у нас лесок, уплачивая
