Большой проигрыш - Алексис Опсокополос
Метрах в ста от границы мы выстроились согласно утверждённого плана: впереди Романов — главнокомандующий и наш лидер. По правую руку от него я. Это было довольно неожиданно, и я ощущал себя не в своей тарелке, но Александр Петрович сказал, что так надо. Далее, уже правее меня — Каменский, за ним Валуев. По левую руку от кесаря двигались Воронцов и два незнакомых мне мага.
Мы семеро шли первым рядом, за нами двигался второй, раза в три больше, а уже за ним — вперемежку шли отряды кадровых офицеров армии и спецслужб да боевых магов, призванных на помощь по случаю. Примерно на таком же расстоянии с другой стороны границы выстроились тюрки. Так же на лошадях. Правда, у них в первой линии было пять всадников.
Ровно в полдень по местному времени мы с противником выдвинулись навстречу друг другу. По мере сближения я потихоньку разглядывал врага. Карима я узнал сразу. Впрочем, даже если бы и не узнал, то понял бы, что тот, кто едет по центру, и есть новый каган. По левую руку от него ехала Дана, а сразу за ней крупный эльф лет сорока с лишним, очень на неё похожий. Видимо, это и был её брат Бахытжан.
Справа от Карима ехал худощавый и довольно пожилой мужчина, видимо, это и был Сырлыбай. Правее него располагался какой-то китаец — скорее всего, тот самый господин Ли, о котором рассказывала Дана.
По мере приближения к границе мне удалось получше разглядеть и дорогу, проложенную тюркскими магами для своего кагана. Ребята постарались и сделали всё с восточным шиком — устлали дорогу ковром.
Мы не спеша сближались и остановились, когда между нами осталось не более пяти — семи метров. Какое-то время наши стороны молча разглядывали друг друга. Напряжение ощущалось невероятное — мне казалось, что даже воздух скрипит и искрит от наложенных на всех присутствующих защит. Через некоторое время Карим бросил на нас презрительный взгляд, усмехнулся и произнёс на довольно сносном русском языке:
— Ну что, Александр Петрович, не живётся тебе спокойно? Брата моего убил, теперь решил мне и народу моему ультиматумы ставить?
— Ни в коем случае! — ответил Романов. — Я никогда бы не позволил ставить ультиматум братскому тюркскому народу. Только тебе, Карим!
Из-за расстояния и того, что мы были на лошадях, кесарь и каган переговаривались почти криком — от этого их разговор получил налёт театральщины. Обычно в театре актёры так разговаривают — громко, чтобы было слышно на задних рядах.
— Я и есть мой народ! — заявил тем временем Карим.
— Ты ошибаешься! — ответил Романов. — И я могу это тебе доказать!
— Мне неинтересны твои жалкие доказательства! Всё, что мне от тебя нужно — это извинения и тот мальчишка, что стоит справа от тебя!
Мне было интересно наблюдать за этим разговором, но вот направление, в которое его повернул Карим, мне не понравилось.
— Роман? — удивился кесарь. — С чего ему такая честь?
— Он убил моего брата и должен предстать перед Великим судом кагана! И получить по заслугам! — ответил Карим.
Мне это нравилось всё меньше и меньше. Я, конечно, ощущал себя в безопасности в таком окружении и с Кусанаги-но цуруги на поясе, но всё равно было неприятно.
— Даю тебе одну минуту, чтобы принять правильное решение! — крикнул Карим. — После чего, если я не получу мальчишку, ты и вся твоя армия будете уничтожены!
Каган явно работал на публику — создавал себе имидж сурового лидера. Всем было понятно, что Романов меня не отдаст, и что армия каганата не в силах нас уничтожить даже несмотря на ту помощь, что они получили.
Но почему тогда Карим так нагло себя вёл? Неужели совсем не боялся, что его самого убьют во время побоища? Он ведь стоял первым у нас на пути. Хотя, возможно, были какие-то правила у таких сражений, и каган рассчитывал, что ему удастся отойти в сторонку и выпустить вперёд боевых магов. Причём английских.
Пока я обо всём этом думал, справа и слева от Карима, на расстоянии примерно пятисот метров от границы открылись порталы, и из них повалил народ. Колоннами.
Возможно, это была массовка, но выглядело внушительно. Тюрков и без того было навскидку раза в полтора больше чем нас, а тут перевес грозил стать троекратным, если не больше.
— Время идёт, Александр Петрович! — крикнул Карим и осклабился. — Я жду! А как ждут мои батыры, которым просто не терпится разорвать в клочья тех, кто повинен в гибели моего брата Абылая!
— У меня тоже есть батыр! — крикнул Романов. — Готов поспорить, твои самые лучшие батыры будут бессильны против него! Не хочешь проверить?
— Ты предлагаешь провести поединок батыров, прежде чем моя армия сокрушит твою?
— Ну а почему бы и нет? Зачем нарушать вековые традиции?
— Хорошо, — согласился Карим. — Зови сюда своего батыра. Он маг?
— По традиции первый поединок должен проходить без использования магии! — ответил Романов.
— Пусть будет так, — снова согласился Карим, после чего он обернулся и что-то сказал тем, кто стоял за ним во втором ряду.
Почти сразу же, все воины со второго ряда выступили вперёд, влившись в первый, сделав его в четыре раза длиннее. С нашей стороны произошло примерно то же самое — в итоге наши стороны выстроились так, что образовали длинный коридор шириной около семи метров. И похоже, в этом коридоре и предстояло биться батырам.
Через некоторое время ряд воинов противника немного расступился, и в импровизированный коридор въехал тот самый батыр, которому выпало защищать в поединке честь Тюркского каганата и Великого кагана Карима. И это был всем батырам батыр. Хоть он и сидел на лошади, определить его примерный рост не составляло труда — метра два не меньше, а то и все два двадцать. И это был не жирдяй и не каланча, а именно батыр — идеально сложенный, накачанный, здоровенный воин. Выйти против такого без магии, я бы не рискнул. Там не то что победить, там даже продержаться полминуты шансов не было.
Батыр подъехал на лошади к своему кагану, преклонил перед Каримом голову и что-то произнёс на казахском. Карим ему что-то ответил. После этого батыр повернулся в нашу сторону.
— Знаешь, кто это? — спросил Карим Романова и указал на батыра. — Это Жандарбек — троюродный племянник Абылая! Я решил, что он, как никто другой, достоит чести начать поединок, который откроет великую битву, в которой мы отомстим за гибель моего брата!
— Это хорошо, что племянник Абылая, — негромко, буквально себе поднос пробурчал
