Один в поле воин - Виктор Иванович Тюрин
– Ты что делаешь? – прохрипел я. – С ума…
– Запомни, ублюдок…
Он не договорил, потому что в следующую секунду я развел руки в стороны и тут же нанес резкий одновременный удар ребрами ладоней по бокам противника. Вся хитрость заключается в том, чтобы попасть в строго определенные места на теле. Ударишь чуть выше, поломаешь ребра, чуть ниже, не будет никакого эффекта. Тут важна точность. Немец хрюкнул, после чего, разжав пальцы, завалился на пол, даже не успев стереть маску ярости со своего лица. Я покрутил шеей, потом осмотрелся, нашел взглядом самый маленький ящик, лежавший наверху, стащил его вниз и поставил на торец. После чего взял каталог, сел на ящик и стал его листать. Картины известных художников. Коллекции старинных монет. Древние вазы и статуэтки. Интерес к содержимому каталога как появился, так почти сразу исчез. Закрыв, я сунул его себе под задницу, потому что ящик, на котором я сидел, оказался жестким и угловатым.
«Марию бы сюда! Вот уж сколько было бы восторга! Она бы точно здесь поселилась. Вот только не покажешь и не расскажешь. Насколько я узнал Вильсонов, они не оставят ничего себе, а раздадут все это богатство по музеям. Я, в принципе, не против, вот только как потом отмыться от этого всего. Конечно, можно будет соврать, но зачем? Не знают, да и бог с ними. А вообще, как-то я обо всем этом не подумал. Богатства, богатства, а как насчет конкретики…» – тут мои размышления прервали стоны очнувшегося Хольца.
Я переключил свое внимание на него. Спустя еще какое-то время он окончательно пришел в себя, попытался приподняться, охнул и тут же скрючился от боли. Затем с явным трудом, опираясь на угол ящика, Манфред попытался подняться, а когда не получилось, сел, прислонившись спиною к груде ящиков, и, тут же скривившись от боли, тихонько застонал. Какое-то время он сидел, закрыв глаза, а когда поднял их на меня, его взгляд изменился, стал злобно-задумчивым.
«Похоже, что англичанин оказался на моей стороне, иначе бы он его предупредил, что от меня надо держаться подальше. Хотя… возможно, тут невольно сыграла роль эйфория, замешанная на эмоциях».
– Ты убил… Дитриха? – перебарывая боль, спросил меня Хольц.
– Убил?! Я?! Манфред, ты что такое говоришь? Да и вообще, как ты мог такое подумать обо мне! – ответил я ему, придав своему лицу выражение самой искренней честности. – Да и вообще о ком ты говоришь?
– Ни о ком. От боли в голове перепуталось.
– Это бывает. Не пора ли нам, наконец, перейти к делу. В каталоге – сто тридцать девять ящиков и около трехсот единиц наименований самых разных предметов. Как делить будем?
Судя по его гримасе, скользнувшей по лицу, ему была противна сама мысль о дележе с кем-либо всего этого богатства, которое он давно считал своим, но при этом понимал, что спор с наглым американцем может серьезно отразиться на его здоровье. Переборов свое, явно завышенное чувство собственного достоинства, он сказал почти по-дружески:
– Я не очень хорошо себя чувствую, Майкл. Может, давай все отложим на завтра. Хорошо?
– Завтра так завтра, – легко согласился я. – Поднимайся, Манфред, и пошли.
После того как было закрыто хранилище, мы поднялись наверх, забрали документы и пропуска-разрешения, после чего вышли из банка. На входе нас встретил Джеймс.
– Как все прошло?
– Нормально, – буркнул Хольц, при этом, не сдержавшись, бросил на меня злой взгляд. – Идемте в кафе, вон то, через дорогу, там обо всем и поговорим.
Войдя в кафе, мы с Джеймсом опять сели так, чтобы контролировать входную дверь и окно, выходящее на улицу. По пути я снова отметил как машину с двумя наемниками, так и брошенный в их сторону быстрый взгляд немца.
– Раз все хорошо, то, я думаю, не грех отметить это дело рюмочкой коньяка. Вы как, господа? – предложил англичанин.
Мы с Хольцем только молча кивнули головами. Какое-то время все молчали, изредка переглядываясь, в ожидании заказа. Когда на столе появились чашки с кофе и рюмки с коньяком, начался деловой разговор. И начал его, к моему удивлению, Хольц.
– Джеймс, приношу свои извинения, но обещанную сумму сейчас выплатить я просто не в состоянии. Мне неожиданно пришлось пойти на траты. Давай сделаем так: половину суммы я отдам прямо сейчас, а остальную часть через семь-десять дней. В качестве компенсации к оставшейся сумме я приплюсую еще десять процентов. Так пойдет?
– У меня на руках остается твоя расписка на полную сумму. Переписывать мы ее не будем. Ты ее получишь обратно, когда вернешь мне вторую половину денег плюс десять процентов.
Хольц задумался, потом выложил на стол пакет и сказал:
– Это твое.
Англичанин положил пакет в портфель и вопросительно посмотрел на меня.
В свою очередь я достал пакет и передал его прямо в руки Джеймсу.
– Здесь все, до цента, как и обещал. Можешь пересчитать.
Хольц посмотрел на меня, словно в первый раз увидел. Он все еще никак не мог понять, как может прятаться за лицом шестнадцатилетнего юноши непонятно откуда взявшийся опасный незнакомец. Впрочем, мне сейчас было не до тонких психологических материй, так как мимо окна кафе только что проехала машина с наемниками. Немец, сидевший спиной к окну, ничего не заметил.
«Похоже, игра началась, – подумал я. – Теперь надо убедиться, по той ли схеме они будут работать».
Я исходил из того, что один из них перекроет черный ход, пока водитель контролирует входную дверь и улицу. Пора было проверить мои расчеты.
– Извините, но мне нужно в туалет.
Немец после моих слов насторожился, но видя, что я оставил портфель, снова расслабился, а англичанин только усмехнулся.
Спустя пару минут я уже вышел черным ходом из кафе, в спортивной куртке и кепке, бросив в мусорный бак свои плащ и шляпу. Боевик, вывернувший из-за угла, еще не понимая, кто перед ним, насторожился и сунул руку в боковой карман куртки, как я сделал шаг вперед и ударил его ладонью в лицо. Хлесткий удар, не калечащий человека, но оглушающий и лишающий ориентации. Наемник охнул и вскинул руки к глазам, но последующая за этим связка из двух ударов отправила его
