Гвидово поле. Хроники Паэтты. Книга V - Александр Николаевич Федоров
Около трёх десятков голосов слились в единый звук, и те, кто замешкался на мгновение, даже слегка покраснели так, словно боялись, что их обвинят в трусости и нерешительности. Все присутствующие здесь, не раздумывая ни секунды, высказали желание следовать за своим властелином.
— Благодарю вас, друзья мои, — Увиллу почти не пришлось разыгрывать, что он был тронут этим единым порывом. — Для меня это очень много значит! Если вы так вдохновлены тем прекрасным будущим, ради которого мы боремся, значит, вдохновятся и другие! Если всё пойдёт так, как я мечтаю, то вскоре у нас будет целое войско таких же благородных и целеустремлённых людей как вы!
— Но что мы будем делать дальше? — резонно поинтересовался один из вассалов.
— Вернувшись в домен Колиона, каждый из вас отправится в свой замок и вывезет оттуда всё оружие, какое только у вас имеется. Также нужно будет взять лошадей. После мы соберёмся в Колионе и уже оттуда отправимся куда-нибудь на северо-восток домена, где и разобьём лагерь. Там полным-полно чащоб, в которых нас не отыскать всем силам Союза.
— Но чем мы станем питаться? — обеспокоенно спросил кто-то.
— На этот счёт не беспокойтесь. Наши добрые подданные снабдят нас всем необходимым! Для них мы будем героями, пострадавшими ради их низких оброков. Поверьте, они сделают всё, лишь бы помочь нам! Простонародье станет нашим верным союзником.
— Клянусь честью, это станет ловким трюком! — хлопнув себя по коленке, хохотнул Гардон. — Предвкушаю, какой видок будет у всех этих индюков, когда мы вдруг исчезнем!
— Надеюсь, они будут неприятно удивлены, — улыбнулся Увилл. — Что ж, будем считать, что я исполнил свою часть обязательств по отношению к Столу. Вы все оповещены, остальных вассалов оповестим позже. У нас есть фора, господа — покуда мы не соберём всех дворян домена, я буду формально оставаться лордом. А это значит, что будет время на подготовку. Хотя близится зима, и, боюсь, её нам предстоит провести не в самых комфортных условиях.
— Ничего страшного, — беспечно отмахнулся Гардон. — Когда потомки станут слагать саги об этом, у них не должно сложиться мнения, что победа далась нам слишком легко!
— Я рад, что вы не унываете! — словно в порыве чувств Увилл встал и принялся пожимать руки своим вассалам, что, разумеется, весьма их тронуло. — В компании таких храбрецов я нисколько не сомневаюсь в успехе! А теперь оставьте меня, я хочу поговорить с сестрой. Будьте готовы к отъезду. Мы здесь не задержимся.
Раскланявшись, присутствующие в комнате мужчины вышли, оставив Увилла наедине с единственной женщиной.
— Мне нужно будет отправиться с тобой на север? — с плохо скрытой печалью спросила Камилла.
— Надеюсь, что до этого не дойдёт, сестрица. Ты ведь — тоже наследница домена Колиона. Если лорды не заартачатся, то у нас будет неплохой шанс сделать тебя леди домена. Но, говоря по правде, было бы лучше, если бы они не согласились на подобное и настояли на кандидатуре этого щенка Борга. Для моих планов это было бы предпочтительней.
— Но тогда как быть мне? Борг ни за что не согласится, чтобы я жила в Колионе!
— Вот поэтому я и хотел бы, чтобы ты осталась в Танне, Камилла.
— Что? — девушка побледнела и задрожала от одной только мысли, что ей придётся остаться здесь, где она каждый день будет видеть осуждающий взгляд лорда Давина.
— Если для тебя это будет слишком уж невыносимо — что ж, ты сможешь уехать, сестрица. Но посуди сама — находясь здесь, ты свяжешь Давина по рукам и ногам. Может статься, он простит нам наше невольное убийство, поняв, что оно было сделано для всеобщего блага. Также я не теряю надежды однажды жениться на Солейн. Если кто-то и может повлиять в этом вопросе на Давина, то это ты. А вдруг ты сумеешь убедить его присоединиться ко мне? Лишь тебе под силу подобное чудо, Камилла!
— Я не смогу показаться ему на глаза, Увилл… — пролепетала девушка, и на глаза её вновь навернулись слёзы.
— На первых порах не будет ничего страшного, если ты всю вину будешь валить на меня, сестра. Старый пень охотно поверит в это, — усмехнулся Увилл. — Ты можешь сказать ему, что я дурно обращался с тобой всё это время, что я силой принудил тебя к тому, чтобы дать яд Даффу. Ты можешь говорить всё, что угодно. Для начала будет довольно уже того, что ты войдёшь к нему в доверие и останешься в его доме. А тогда уж со временем мы сумеем переубедить его.
— Мне кажется, я не смогу…
— Это не так, Камилла. Ты — истинный потомок Тионитов! Ты крепка, словно сталь клинка, и так же пряма и благородна! И нет в этом мире ничего, что было бы тебе не по силам! Пойми, сестрица, каждый из нас должен выполнить свою часть дела, и тогда результат будет поистине прекрасен!
— Я… сделаю это, Увилл… — задыхаясь от сдерживаемых рыданий, выдохнула Камилла. — Я верю тебе, мой брат… и мой король!..
— Благодарю, сестра, — Увилл взял её за руку и легонько поцеловал кончики пальцев. — Каждый из нас должен принести свою жертву, а иначе, как сказал Гардон, потомки сочтут, что мы не достойны легенд!
Камилла сделала слабую попытку улыбнуться этой незамысловатой шутке, которая, впрочем, в известном смысле звучала довольно мрачно.
— Так вы уедете немедленно? — грустно спросила она, уже ощущая себя покинутой.
— Нет, мы отправимся через несколько часов, — направляясь к двери, ответил Увилл. — У меня есть здесь ещё одно дело.
***
За двадцать лет Увилл выучил замок Олтендейлов до последней скрипучей половицы. Ещё будучи ребёнком, он облазил его сверху донизу, так что и сейчас мог ходить по нему с закрытыми глазами. Но главное — он знал, как можно пробраться незамеченным в любое нужное ему место. Например, в комнату Солли.
Конечно, сейчас, в разгар дня, оставаться незамеченным было сложнее, но Увиллу это, кажется, удалось. Не прошло и нескольких минут, как он оказался у дверей Солейн. Здесь ностальгические воспоминания захлестнули его с новой силой. Прошло уже два года, как он не видел возлюбленную. Нельзя сказать, что все эти годы он отчаянно страдал и терзался любовными муками. Скорее наоборот — до последнего времени он нечасто вспоминал Солли, гораздо более занятый другими делами.
Однако же Солейн неизбывно жила где-то в дальнем уголке его души. В редкие минуты откровенности с самим собой Увилл вообще сомневался
