Камень. Книга пятая (СИ) - Минин Станислав
— Дедушка, это ещё не все, — снова влез Алексей. — А как быть с реальным ущербом?
— С каким ещё реальным ущербом? — не понял император.
— Несколько погибших канцелярских и дворцовых, разбитые машины, моральный вред и так далее? Да и мы с Прохором около Бутырки тогда непосредственно пострадали от… подчинённого патриарха. Будет некрасиво с нашей стороны оставить это без… адекватной компенсации.
— Будем думать… — император перевёл взгляд на Карамзиных, которые от этого взгляда поёжились. — Ладно, мы все эти вопросы обсудим со Святославом, когда он приедет.
В этот момент в гостиной появился официант с подносом, на котором стоял чайник и несколько чашек. Сам официант при этом мялся и со страхом поглядывал на графа Карамзина, который и кивнул ему в сторону журнального столика.
— А почему печенек не положили? — капризным тоном поинтересовался Алексей. — Можно было ещё и варенье какое-нибудь принести. Граф, не жмоться, к тебе в дом вроде как члены императорского рода пожаловали во главе с нашим общим любимым императором…
Карамзин засуетился, дёрнулся к столику, но одумался и зло глянул на бедолагу-лакея, который поклонился и убежал на кухню. Через пару минут на столе стояло несколько видов печенья и вазочки с вареньем, а в этот раз на слугу зло смотрел уже разливающий чай Алексей:
— А Виталию Борисовичу я что, в ладошки кипяток наливать должен? — он мотнул головой себе за спину, где продолжал стоять Пафнутьев.
— Сей момент, ваше императорское высочество! — мужик чуть не расшиб голову о столик при поклоне и снова метнулся в сторону кухни.
— Да, это не Кремль… — многозначительно протянул император и глянул на съёжившегося графа Карамзина, после чего перевёл взгляд на Пафнутьева. — Виталий, неси кресло и устраивайся рядом с Алексеем.
— Есть, ваше императорское величество!
Чай пили, понятно, только Романовы и Пафнутьев, предложить присоединиться хозяевам дома никто из них и не подумал, а печенье, макая в варенье, вкушал только Алексей, лучась при этом довольством. «Идиллия» продолжалась ровно до того момента, как в кармане пиджака цесаревича не сработала рация. Он выслушал хрипящий доклад и шепнул:
— Принято. Кроме первого, никого не пускать. — После чего посмотрел на императора. — Вертолёт патриарха на подходе.
И действительно, вскоре раздался шум винтов, а минуты через три в гостиной появился сам патриарх в белом одеянии, грозно стучавший посохом по мрамору гостиной. Естественно, он тряс бородой, был очень раздражён и зол настолько, что вокруг него плясали языки пламени. Начал Святослав прямо с угроз:
— Да как посмели вы явиться в дом моих ни в чем не повинных родичей? Как у вас только наглости хватило, Романовы?! Да вы знаете, что с вами будет, если я задумаю обратиться к моей пастве? А это малолетнее исчадие ада? — он потряс посохом в сторону Алексея. — Завтра же, прямо с утра, он будет публично проклят и отлучён от церкви!
Император поморщился:
— Ей-богу, достал! — и повернулся к вышеозначенному «исчадию ада». — Алексей, будь так добр, сделай с его Святейшеством что-нибудь страшное.
Молодой человек с готовностью кивнул и глумливо улыбнулся…
Целенаправленная волна ужаса пошла в сторону патриарха, цвет его лица с красного очень быстро изменился на мертвенно-бледный, языки пламени пропали, а посох выпал из рук. Святослав зашатался и чуть не упал, а потом бухнулся на колени, схватившись при этом сердце. Если Романовы наблюдали за происходящим с показательным равнодушием, то вот Карамзины не на шутку разволновались:
— Хватит! — заорал граф.
Император же только покривил бровь и кинул:
— Алексей, заканчивай с экзорцизмом, нам Святослав ещё живой нужен.
— Как скажешь, дедушка.
Ужас постепенно сошёл на нет, а к его Святейшеству стал возвращаться нормальный цвет лица.
— Бес! Самый настоящий бес! — зашептал он, со страхом глядя в сторону молодого человека.
Император, полюбовавшись на это, хмыкнул и повернулся к Карамзиным:
— Чего стоим? Воды принесите. И посадите родича за стол.
Команда была выполнена очень быстро, а после принесённой воды патриарх уставился на императора вполне осмысленными глазами.
— А теперь слушай меня внимательно, твоё святейшество, — начал тот. — Вашей вольнице пришёл конец, с этого дня церковь трудится на благо Империи. Теперь по поводу текущей ситуации. Твои колдуны перешли все мыслимые и немыслимые границы, а посему ты мне их сдашь со всеми потрохами. Иначе вот этот молодой человек, которого ты собирался проклясть и отлучить от церкви, — император указал на внука, — придёт к твоим родичам, а потом и ко всем твоими помощниками, завязанным на колдунов, а весь род Романовых до последнего человека будет его прикрывать в этом богоугодном начинании. Ты не переживай, Святослав, тебя мой внук трогать не станет, он просто сделает твою жизнь такой невыносимой, что ты сам в петлю полезешь. Мы поняли друг друга?
— Поняли, — покривился Святослав.
— Вот и славно, — удовлетворённо кивнул император. — А теперь первый вопрос, ответ на который продемонстрирует твою готовность к нормальному диалогу: как Тагильцев узнал о конфликте Алексея и рода Дашковых?
— Отец Михаил им сказал, это тот, который из Вознесенской церкви, расположенной рядом с особняком Дашковых. Он случайно молитву княгини услышал и сделал соответствующие выводы.
— Вот, значит, как у нас относятся батюшки к тайне исповеди. Святослав, ты же не будешь против, если отец Михаил отъедет в Бутырку?
— Не буду, — буркнул тот. — Сам виноват…
— Да я смотрю ты умнеешь на глазах! — хлопнул себя по коленям император. — А чтобы я окончательно мог убедиться в твоей лояльности, ты прямо сейчас напишешь обязательство о сотрудничестве с тайной канцелярией вон тому хорошо тебе знакомому человеку по фамилии Пафнутьев. Да погоди ты крылами махать! — Император заметил, как дёрнулся патриарх. — Помни о родственниках, и о том, что с ними может сделать молодое «исчадие ада». Так как, ты напишешь бумажулю, Святослав?
— Напишу, — опять буркнул тот. — Ты, Коля, просто не оставляешь мне выбора!
— А ты, когда писать будешь, исходи из всего того, что вы проповедуете другим, мол, возлюби ближнего своего, не навреди, не лги и так далее. Борислав, — император повернулся к графу, — тащи бумагу и на себя тоже не забудь — обязательство за компанию с братцем накропаешь.
Дождавшись, когда патриарх с графом под диктовку напишут требуемое, а Пафнутьев аккуратно сложит листы и уберёт во внутренний карман пиджака, император удовлетворённо улыбнулся:
— Ну вот, а вы боялись! Дальше вдумчивой беседой с вами двумя займутся Владимир, Николай и Виталий Борисович, а мы, с Александром и Алексеем вас, пожалуй, покинем. И напоследок, Святослав, я уполномочиваю Володю решить с тобой вопрос виры, которую ты с родом Карамзиных должен роду Романовых.
— Какая ещё вира? — подскочил тот.
— Тебе любимый братец объяснит, — бросил император, который с удивлением наблюдал, как его внук снимает со стены портрет Святослава. — Алексей, это-то тебе на хрена?
— Законный трофей! — растянулся в улыбке тот и прижал к себе портрет ещё крепче. — В винном погребе повешу, где ему самое место. — Молодой человек с презрением глянул на Святослава.
* * *Когда император, цесаревич и великий князь Алексей Александрович вышли на крыльцо особняка Карамзиных, молодой человек сунул ничего не понимающему деду портрет, а сам схватил отца за плечо:
— Всё, больше не могу, батарейки сели…
Он побледнел, закатил глаза и начал медленно оседать на мрамор, которым было выложено крыльцо. Царевич подхватил сына и растеряно уставился на отца. Тот вздохнул:
— Александр Николаевич, за проявленную халатную беспечность в деле воспитания сына, приведшую к регулярному непредсказуемому и неконтролируемому поведению последнего, ты подлежишь аресту и помещаешься в Бутырку. Это же касается самого Алексея, а также князя Пожарского и дружков твоих, Белобородова с Кузьминым. Ваше поведение будет рассмотрено на совете рода. Александр, мне дворцовых вызывать?
