Дин Кунц - Покровитель

Если Гитлер понял, что Стефан появился из института, вернувшись туда с поясом Кокошки, он поймет, что Кокошка и остальные были оклеветаны Стефаном и не были предателями, следовательно, рухнет и разработанная им ложь. В этом случае Стефан мертвец.

Нахмурившись, диктатор сказал:

– Ты использовал пояс без машины времени? Это возможно?

Глотка Стефана пересохла от страха, но он сказал с уверенностью:

– О да, мой фюрер, это довольно просто… перенастроить пояс и использовать его не только для возвращения в институт, но и по собственному желанию. И это наше счастье, иначе, вернувшись в институт, я был бы схвачен евреями.

– Евреями? – сказал Гитлер удивленно.

– Да, сэр. В институте организованный заговор, который, как я уверен, возглавляют потомственные евреи, скрывающие свое происхождение.

Лицо сумасшедшего исказилось от злости.

– Евреи. Везде одно и тоже. Везде одно и тоже. А теперь и в институте.

Слушая эти крики, Стефан понял, что повернул ход истории в прежнее русло.

Судьба борется за то, что должно было быть.

ГЛАВА 24

Лаура сказала:

– Крис, я думаю, что тебе лучше спрятаться под машиной.

Когда она закончила фразу, убийца, прятавшийся к юго-западу от нее, появился из-за укрытия и бросился к другому укрытию в виде неглубокого углубления в песке.

Она поднялась, уверенная, что «бьюик» защитит ее от выстрелов человека за «тойотой», и открыла огонь. Первые несколько пуль взбили фонтанчики на песке возле ног бегущего, но следующая очередь срезала его по ногам. Закричав, он рухнул на землю. Он покатился по песку и упал в канаву, промытую дождевой водой.

Когда раненный убийца исчез из вида, Лаура услышала автоматный огонь, но не из-за «бьюика», а позади себя. Прежде чем она успела обернуться, несколько пуль ударили ей в спину, бросив ее на землю.

– Евреи, – снова зло сказал Гитлер. – А что с этим ядерным оружием, которое должно помочь нам победить?

– Еще одна ложь, мой фюрер. Хотя в будущем было сделано много попыток его создания, ни одна из них не увенчалась успехом. Это выдумка заговорщиков, которая помогла бы им и дальше расходовать ресурсы и энергию рейха.

Страшный грохот раздался за стенами, как будто они были не под землей, а на небесах посреди шторма.

Тяжелые рамы с картинами заколыхались на бетонной стене. Карандаши загремели в медном стакане.

Гитлер встретился глазами со Стефаном и долгое время изучал его.

– Если бы ты не был предан мне, то пришел бы с оружием и убил бы меня.

Он думал об этом так, как будто убийство Адольфа Гитлера могло бы снять вину с его души. Но это было бы эгоистичным действием потому, что вызвало бы изменение курса истории, что могло поставить будущее под риск. Он не забывал, что его будущее было прошлым Лауры; если он изменит ряд событий, возможно, это изменит мир к худшему вообще и прошлое Лауры в частности. Что, если, убив Гитлера здесь, он вернется в 1989 год и обнаружит, что мир столь трагически изменился, а по каким-то причинам Лаура вообще не родилась?

Он хотел убить эту змею в человеческом обличье, но не мог взять на себя ответственность за последствия. Предчувствие подсказывало, что мир станет только лучше от этого, но он знал, что предчувствие и судьба взаимоисключали друг друга.

– Да, – сказал он, – будь я предателем, мой фюрер, я сделал бы это. Боюсь, что настоящие предатели в институте могут прибегнуть к такому методу рано или поздно.

Гитлер побледнел.

– Завтра я закрою институт. Я закрою его до тех пор, пока не буду уверен в штате.

«Бомбы Черчилля опередят тебя», – подумал Стефан.

– Мы выиграем, Стефан, и мы сделаем это благодаря судьбе, а не предсказаниям. Мы победим потому, что это наша судьба.

– Это наша судьба, – согласился Стефан. – Наше дело правое.

Этот сумасшедший улыбнулся. Поддавшись сентиментальности и резко переменив тему, Гитлер заговорил об отце Стефана, Франце, о прошедших днях в Мюнхене.

Стефан слушал, изображая из себя очарованного, но когда Гитлер выразил благодарность Францу Кригеру за верность его сына, Стефан воспользовался возможностью уйти.

– И я, мой фюрер, буду верен вам до конца своих дней, буду преданным вам слугой. – Он встал, отсалютовал диктатору, сунул руку под рубашку к поясу и сказал: – Сейчас я должен вернуться в будущее ради нашей пользы.

– В будущее? – сказал Гитлер, поднимаясь с кресла. – Но я думал, что ты останешься в своем времени? Зачем возвращаться в будущее, если ты очистил свое имя в моих глазах?

– Я знаю, где скрывается Кокошка. Я должен найти его и вернуть назад, так как только Кокошка может знать имена предателей в институте.

Он быстро салютовал, нажал кнопку на поясе и исчез из бункера раньше, чем Гитлер смог ответить.

Он вернулся в институт в ночь шестнадцатого марта, в ту ночь, когда Кокошка отправился за ним в погоню в Сан-Бернардино и никогда не вернулся. Он сделал все, чтобы уничтожить институт и разуверить Гитлера в информации, исходившей из него. Он был весел, если бы не волновался за Лауру, которую мог атаковать отряд СС в 1989 году.

Но дойдя к программной панели, он ввел последние данные для самого последнего прыжка во времени: в пустыню в окрестностях Палм-Спрингс, где Лаура и Крис ждали его утром двадцать пятого января 1989 года.

ГЛАВА 26

Падая на землю, Лаура знала, что ее позвоночник был задет одной из пуль, так как она не чувствовала боли ни в одной части своего тела.

Судьба борется за то, что должно было быть.

Стрельба затихла.

Она могла двигать только своей головой, чтобы увидеть Криса, стоявшего на ногах возле «бьюика», он был парализован ужасом, как она была парализована пулей, повредившей позвоночник. Позади мальчика, в пятнадцати ярдах, с севера бежал мужчина в темных очках, белой рубашке и черных штанах. В его руках был автомат.

– Крис, – сказала она с трудом. – Беги! Беги!

Его лицо исказилось от выражения неподдельного горя, как будто он знал, что оставляет ее умирать. Потом он побежал так быстро, как это могли позволить его маленькие ноги, он побежал в пустыню, виляя из стороны в сторону и представляя из себя нелегкую мишень.

Лаура видела, что убийца поднял автомат.

В главной лаборатории Стефан открыл крышку автоматического записывающего устройства.

Лента двухдюймовой ширины содержала информацию о том, что сегодня ночью машина времени была использована для путешествия в десятое января 1988 года, которое предпринял Генрих Кокошка в Сан-Бернардино, когда он убил Дании Пакарда. Лента содержала информацию о восьми прыжках за шесть миллионов лет пяти человек и трех подстилок из лабораторных халатов с животными. Там были отмечены и путешествия Стефана: в двадцатое марта 1944 года с координатами бомбоубежища под парком Святого Джеймса в Лондоне; в двадцать первое марта 1944 года, с точными координатами бункера Гитлера; и координаты путешествия, которое он запрограммировал, но еще не сделал – Палм-Спрингс, двадцать пятого января 1989 года. Он оторвал ленту, сунул ее в карман и заменил новой. Он установил часы на программной панели на другое время. Они поймут, что кто-то уничтожил записи, но подумают это Кокошка и другие предатели заметали следы.

Он закрыл панель и надел рюкзак с книгами. Перекинув «узи» через плечо, он взял в руку пистолет с глушителем.

Он быстро осмотрел комнату, чтобы убедиться, что не оставил никаких следов, которые выдали бы его присутствие здесь этой ночью. Расчеты на компьютере лежали в кармане его джинсов. Пустой баллон из-под вексона был где-то в далеком будущем под мертвым или умирающим солнцем.

Он предусмотрел все.

Он вошел в цилиндр в подошел к точке перемещения с надеждой, что все сделал для будущего. Он был уверен в уничтожении института и поражении нацистской Германии, поэтому им с Лаурой придется иметь дело только с одной группой эсэсовцев в Палм-Спрингс в 1989 году.

Лежа на песке, парализованная Лаура закричала:

– Нет!

На самом деле это был шепот, потому что у нее не было сил выкрикнуть это.

Автомат выстрелил по Крису, и на какой-то момент она была уверена, что мальчик избежал направления очереди, что было конечно ее последней фантазией, потому что он был всего лишь маленьким мальчиком, очень маленьким мальчиком с короткими ногами, и он был в пределах огня, когда пули нашли его, вонзаясь в его щуплую спину и толкая его в песок, где он остался неподвижно лежать в луже крови.

Вся неосязаемая боль ее парализованного тела была ничем в сравнении с гневом и болью при виде безжизненного тела ее маленького мальчика. Пройдя сквозь все трагедии в своей жизни, она никогда не чувствовала такой боли. Словно бы все потери, которые она претерпела, – мать, которой она никогда не знала, ее добрый отец, Нина Доквейлер, нежная Рути, Дании, для которого она не задумываясь бы пожертвовала собой, – снова дали о себе знать, поэтому она чувствовала не только нестерпимое горе из-за смерти Криса, но снова почувствовала агонию ужаса из-за всех смертей, которые ей пришлось пережить до этого. Она лежала не только парализованная пулей, но и полностью подавленная безжалостной судьбой, которая не оставила ей надежды. Ее мальчик мертв. Она не смогла защитить его, и с ним умерли все ее чувства. Она чувствовала себя ужасно одинокой в холодной и враждебной вселенной и желала теперь только одного – смерти, которая избавила бы ее от этой боли и горя.