Сергей Попов - Я иду
– Господи, Марк!.. – тут же откликнулся Айс. – Как же ты, братишка, а?.. – склонился, прощупал пульс, обрадовался: – Живой, засранец такой! Живой! Сейчас вытащим тебя отсюда! Сид, поможешь?
– Помогу, дай, блин, хоть дочку-то обнять…
Айс посмотрел на меня, потом на Бетти:
– Ты как? Эти гады, надеюсь, тебя не трогали?
– Спасибо, хорошо. Только в клетке держали, плохо кормили и кровь часто из вены брали, рука до сих пор болит…
– Вот суки… – скрипнул зубами Айс и добавил: – А это ведь я попросил Марка за тобой приглядеть! – и улыбнулся, протягивая руку: – Я, кстати, Айс – его хороший друг и боевой товарищ! Мы в одном отряде служили!
– Очень приятно, – Бетти тоже улыбнулась, пожала руку. Ее маленькая ручка буквально утонула в широкой ладони Айса, вдвое, а то и в два с половиной раза превосходящей по размеру.
– Ладно, – следом произнес тот и вздохнул: – Бетти, Сид, все понимаю, не виделись сто лет, но просьба такая: побыстрее – времени впритык…
– Успеем, – заверил я и опустился на колени рядом с дочкой, стащил темный респиратор, крепко, горячо обнял. Несмотря на годы, сделавшие из упертого подростка взрослую сознательную девушку, от нее пахло так же прекрасно, как и пять лет назад. Ее горячий лоб, чуть запачканный копотью, согревал шею, а руки, обнимающие пока еще робко, неуверенно, словно возвращали в прошлое, домой, где нет всего этого кошмара. – Принцесса моя, узнала меня, доченька, узнала все-таки отца! А я так боялся, так боялся, что ты забудешь… Я ведь и фотографию твою, как икону, у сердца все эти годы проносил, не расставался с ней! Всюду ты была со мной! И вот наконец-то… Бог мой… Бетти… встретились…
Дочка крепче обняла, зарыдала. Я приподнял ее за подбородок, утер щеки, расцеловал, опять обнял, проговаривая:
– Свела нас с тобой судьба, родная моя… – на последнем слове запнулся, поджал губы, заплакал. Неумолимая боль в сердце, мучающая все это время, стала понемногу затихать, а в душе – зарождаться потерянный еще в той, далекой жизни, покой, что может обрести только родитель, наконец-то отыскавший дитя вопреки всему.
– Ты плачь, моя хорошая, плачь… – убаюкивал, словно младенца, приглаживал взлохмаченные волосы, – выплачься, не надо в себе больше ничего держать… не надо…
– Пап… – захлебываясь слезами и вздрагивая от переполняющих эмоций, проговорила Бетти, – я уже думала, что никогда тебя не увижу!.. Думала…
– …погиб? – закончил за нее и, поцеловав мокрые волосы, продолжил: – Маленькая ты моя, ну надо же было такое придумать… что ты? Куда я от тебя денусь? Я ж живучий у тебя, как таракан! – и захихикал, а потом с добрым укором: – А ты папку своего к покойникам записываешь. Эх ты…
– Прости меня, папуль… – смутилась дочка, вжалась, как замерзший котенок. Сердце билось ярко, звонко. – Не смей меня больше оставлять! – и несильно стукнула кулачком. – Обещаешь?.. – заглянула в глаза. Бетти выглядела совсем как на фотографии и, казалось, ничуть не поменялась, разве что лицо стало взрослее, не сохранило больше ничего детского. И лишь взгляд по-прежнему оставался неизменным, ласковым и светился счастьем, словно все пережитое никак не отразилось на ней, не пронзило жестоким холодом реальности.
– Клянусь, – ответил я после недолгого молчания и, поцеловав в щеку, прибавил: – Давай-ка теперь твоего спасителя поднимать да валить отсюда…
Дочка спешно поднялась, встала возле Марка, готовясь помогать.
– Так, Айс, сколько стрел? Отбиться, если что, хватит? – спросил я, посмотрев на него. Тот чуть приподнял бессознательного Марка и придержал, чтобы ненароком не повалился и не расшиб лицо.
– Не особо, – ответил Айс и сказал навскидку, закрыв один глаз:
– Одна-две разрывных, где-то четыре стандартных и вроде бы еще парочка электрических была.
Я покосился на полупустой колчан, вздохнул.
– Ну и у меня… остатки.
– Негусто, – прокомментировал тот и – к дочери: – Бетти, придержи Марку голову, а ты, Сид, сюда становись, будем поднимать…
Бетти сделала, как велели. Я обошел Марка с боку, взвалил на плечо тяжелую руку.
– И-и-и… – растянул Айс и скомандовал: – Разом!
И общими усилиями оторвали здоровяка от пола. Но в сознание он так и не пришел, лишь чуть шевельнулись мокрые губы, словно хотел что-то до всех донести, но не хватало сил.
– Он точно очнется? – забеспокоилась Бетти.
– Оклемается-оклемается, – убедил Айс, – никуда не денется. Надо только на улицу его вынести, к свежему воздуху. Понесли…
– Надевай респиратор, малышка, – попросил дочку, – дыма снаружи еще много.
Выйдя из полузатопленного помещения, потащили бесчувственного Марка к выходу, держась подальше от клубов дыма и пламени, по-новому овладевающего научным комплексом. Но далеко не ушли – откуда-то справа, из трещащего огня, словно ворох ломающихся ветвей, послышался какой-то резкий шум, и мы обернулись, наблюдая кряхтящего старика в прокопченном обгоревшем халате. Он весь трясся, нервно дышал, на лице застыла гримаса одновременно и непостижимой боли, и ненависти, глаза страшно горели, дряблые грязные щеки дергались, поседевшие волосы торчали вразнобой. Рубашка, вылезшая из-под халата, порвана, вся в саже и прожогах, как и брюки, на левой ноге не хватало ботинка.
– Вы-ы?!.. – как-то ошеломленно, безумно проскрипел тот и, дрожа, подошел, встал у стены, пока еще не тронутой огнем. Потом бросил в нас затравленный взгляд и воинственно заявил: – Вы не можете вот так просто уйти!.. Я дал вам настоящий дом! Создал все условия, подарил надежду, веру, в конце концов! А теперь, когда над Горизонтом-26 – моей гордостью – нависла угроза полного уничтожения, вы бросаете меня… предаете, как последние сволочи!..
«Гельдман, что ли? – подумал я. – Или ошибаюсь?» – и шепнул Айсу: – Что это за чудо-то вылезло? Не Гельдман ли?
– Он самый, – кивнул он и незаметно выпустил клинки, крепче сжал лук.
– Пап, это он… – негромко проговорила Бетти, узнав мучителя, – это ему нужна была моя кровь! А все те люди, что были в других клетках, не вернулись обратно. Он всех их убил. Всех.
Я гневно посмотрел на Гельдмана.
– То-то я и смотрю, что в клетках никого не оказалось… – участливо добавил Айс.
Меж тем профессор продолжал ораторствовать:
– Сколько я потратил сил, здоровья! А что взамен? Измена?! Трусы, сбегающие при первой же опасности?.. Ну, уж нет…
И, распахнув халат, вынул пистолет.
Я рефлекторно схватился за арбалет. Айс – моментом в боевую стойку, словно собирался схлестнуться врукопашную. Из лука стрелять он не мог – мешался Марк.
– Только попробуйте! Только попробуйте пошевелиться! – пригрозил Гельдман, целясь то в меня, то в Айса, то в Марка. Потом скривился, глаза заслезились. – Это все ваша вина… ваша!
– В чем же? – поинтересовался Айс. – В том, что мы верой и правдой защищали Горизонт? Подыхали каждый день?..
– Молчите, Эванс! – окрысился тот и опять нацелился на меня: – А вы?! Что вы так смотрите на меня? Кто вы вообще такой?
– Отец, пришедший за дочерью, – ровным тоном ответил я, с трудом преодолев манящее желание всадить в наглую дряхлую физиономию зажигательный болт. – Может, козлина, ты мне ответишь, как она попала в клетку?
Гельдман расплылся в язвительной улыбке. Веки вздрогнули, один глаз сощурился, как у ящерицы.
– А-а-а… так вот вы кто оказывается? – и сделал шаг вправо, словно хотел заглянуть за спину, посмотреть, кого прячу. – Отец этой гадюки?.. Ну что ж, рад вашему семейному воссоединению! Очень рад. Только, боюсь, я не могу выпустить вас. Мне, правда, очень жаль… – посмотрел на Марка, висящего на плечах, изготовился стрелять по мне, – но права покинуть это здание дать не могу никому. И к тому же, господа, куда же вы подадитесь?.. Кругом – пустоши, руины, болота, идти некуда! Лучше уж принять смерть здесь и сейчас, чем мучительно умирать в чьей-нибудь пасти. Это ведь разумно…
Профессор уже приготовился нажать на курок, но тут донеслись чьи-то грузные приглушенные шаги, тот испуганно вздохнул, опустил пистолет, обернулся, и в следующий миг в стене за ним образовалась дыра и оттуда тотчас вынырнула крупный черный морф с четырьмя серыми глазами. Бетти завизжала, но тот даже не взглянул на нее, а только схватил старика длинной толстой лапой, с жутким треском смял, не позволив даже пискнуть, и утащил обратно.
– Страж, – проговорил едва различимо Айс и, повернувшись, объяснил: – Это мы с Марком его привезли на базу…
– Не встречал еще таких, – сознался я, – получается, хозяина убил?
Айс усмехнулся.
– Ну выходит так, – потом велел: – Идем дальше!
Снаружи творилось что-то страшное. От пылающих кругом пожаров дышать становилось невыносимо, тлеющий пепел, словно птичьи перья, сыпал нескончаемо. Морфы, разбежавшись по павшему Горизонту-26, где лишь изредка слышались свисты и взрывы стрел, теперь преспокойно крушили здания и охотились на людей, не успевших найти укрытие. И только исполинская «сороконожка», глухо пища, неизменно крутилась у порушенных стен, будто торжествуя над людьми, оказавшимися перед ней беззащитными. Совершенно не заботило тварь и происходящее внутри базы – та даже не пыталась пропихнуться через рухнувшие стены, отдав все на растерзание прытким прислужникам, едва ли не по камешку разбирающим крепость.
