Андрей Круз - Ветер над островами
Сапоги дружно топали по мостовой, иногда у кого-то звякало железо, все сосредоточенно молчали. Настроение было таким… чуть возбужденным и в то же время решительным. На войну ведь идем — теперь-то это стало ясно всем. Не на шхуне путешествуем к месту, а вот прямо построились — и пошли именно воевать.
Темно в городе, лишь редкие огни за стеклами домов, а на улицах так вообще хоть глаз выколи. Фонари здесь только в центре, а нас явно стараются по окраинам вести, мимо порта. Берегом склады да лабазы, а потом — просто каменистая дорога, ведущая сперва вдоль пляжа, а потом слегка поднимающаяся в гору.
Понемногу светать начало, уже привычное огромное солнце вставало из лохматых черных джунглей, раскинувшихся перед нами. Ночная прохлада быстро отступала, давая место привычному дневному зною. Мне еще подумалось, что в тот день, когда я попал сюда, в Москве царила грязная и мерзкая, ветреная, холодная весна. Та самая, которую я ненавидел примерно так же, как и московскую осень, ну разве совсем чуть-чуть поменьше. А тут — пожалуйста, курорт настоящий. Пусть подчас жара и зашкаливает — а все одно лучше, чем слякоть и холод. И цветет здесь все круглый год, и зелень кругом, и море теплое.
Не вовремя вроде бы пробило на мысли о климате, но это только кажется. Сейчас солнце взойдет окончательно, жара плитой перевернутой навалится сверху — вот и надо заранее себе объяснить, что все не так уж и плохо. Настрой другой получится, куда более конструктивный.
Винтовка чуть покачивается, пружиня, на брезентовом ремне, который я заранее подогнал так, чтобы можно было локоть враспор вставлять. В подсумках — патроны в обоймах, в ранце — в пачках. Под ремнями подвесной уже понемногу потеть начинаю, и не только я: у других на рубашках тоже пятна расплываются. Спина под ранцем тоже взмокнет скоро, даром что тот овчиной подбит. Но все равно лучше так. Не нравится — представь, что ты идешь по морозу под сорок и сопли в носу замерзают, — и сразу настроение исправится.
— Здравствуй, человек Божий, — послышалось справа от меня.
Обернулся — и обомлел от удивления: со мной в ногу брат Иоанн идет, улыбается чуть ехидно.
— И тебе здравствовать, — проявил я вежливость. — Какими судьбами?
— Служба такая, — ответил он. — Пойду с вашим отрядом.
Одет он не так, как там… в канцелярии, разумеется. Форма военная, как у солдат церковных, шляпа-панама, на плече, стволом вниз, «левер» под револьверный патрон висит, на поясе — револьвер. Те же рыжие сапоги и ремни, все как у вояк, только на уголках воротника кресты церковные.
Решив, что плевать на скрытность, любопытство куда сильнее, спросил, не удержался:
— А что за нужда с нами идти?
— Как что за нужда! — вроде как удивился он вопросу. — Церковь эту экспедицию благословила и даже поддержала, вот и должно смотреть, что как пройдет. Опять же правосудие осуществить в походе при нужде или другое что.
— То есть не из-за меня ты здесь? — уточнил я, решив идти на откровенность: больно уж осточертели все эти танцы вокруг да около.
— Как сказать, как сказать… — усмехнулся брат Иоанн. — Один из нас все равно с вами идти должен был, а вот почему именно я — ты догадываешься, наверное.
При этом церковник скосил глаза на моего соседа в строю, уже прислушивающегося к разговору. Это верно — зачем здесь все при всех выкладывать, всему свое время. Раз уж брат Иоанн с нами пошел, то наверняка будет случай поговорить, ни капли в этом не сомневаюсь.
После четырех часов марша, когда все уже заметно устали, объявили большой привал. Место выбрали правильно — рядом с рощей акаций, где можно было укрыться в тени.
— Скорпионов опасайтесь! — крикнул кто-то из ново-факторийских командиров. — Если кого в задницу ужалит — сам до города побежит, а потом еще и взыскание получит.
Предупреждение было уместным: этих насекомых, как оказалось, здесь хватало. Я и сам одного рыжего сапогом растоптал, а второй убежал от меня под камень, каких здесь было навалено великое множество. Брат Иоанн предсказуемо присел рядом со мной. Отпил из большой фляги, висящей на ремне через плечо, неторопливо закрутил крышку. Я инициативы не проявлял — ждал, когда он заговорит.
— Иван Большой говорит, что ты в военном деле разбираешься, — сказал Иоанн. — Не вспоминается тебе, откуда знания?
Я просто отрицательно покачал головой. Иоанн многозначительно хмыкнул, подумал немного, потом все же сказал:
— Не сходится у меня очень многое, если честно. Насчет тебя не сходится. Ни говор твой мне не знаком, и пишем мы по-другому, и не хочется тебе, как я понял, самого себя искать, выяснять, откуда ты и зачем. Удивляет это все.
— Люди разные, — расплывчато ответил я ему. — Кому-то есть дело до своего прошлого, а кому-то только до настоящего. У меня вон девочка на попечении, о ней заботиться надо…
— Любимая женщина, — продолжил за меня Иоанн, — от соседей уважение — чем не жизнь, верно?
— Верно.
— А вот это что, не подскажешь? — спросил он, откинув клапан с поясной сумки.
В руках у него оказался мой мобильный телефон. Та самая «Нокия», которая хранилась в моем флигеле.
— По чужим вещам шаримся? — недобро усмехнулся я.
— Обычно нет, не принято у нас, — покачал головой Иоанн. — Но ты, Божий человек, признан случаем особым, поэтому разрешение поглядеть дали. Да ты и не прятал его особо, верно? Ботинки тебе бы выбросить тоже надо было, брюки старые… да что я перечислять буду — ты сам все наперечет знаешь. Ты даже кошелек свой с карточками всякими не прятал. Откуда это у тебя?
— Нашел, — лаконично ответил я, глядя в глаза Иоанну.
Стараться переиграть меня в гляделки не надо, бесполезно это все. А вот часы показать он меня не просит, так что не от Аглаи узнал. Хотя… ждал я чего-то такого, если честно. Ровно с посещения Большого острова ждал. Не так я все умно прятал, чтобы не попасться, да и косячил на каждом шагу по незнанию местных реалий. А тут везде как в деревне живут: все и у всех на виду, любой косяк вылезет.
— Видишь, и я нашел, — чуть кривовато усмехнулся он, а затем нажал на кнопку включения аппарата. Проиграла негромкая мелодия, на экранчике соединились руки. — Видишь как? Даже разрядиться не успел. Мобильный телефон, насколько я понимаю?
— Удивляете познаниями, — сказал я вместо ответа. — Тоже есть такой?
— Нет, у нас таких нет, — покачал он головой и протянул телефон мне: — Заберите свою вещицу. Нет, таких нет, — повторил он, сняв шляпу и пригладив взмокшие волосы. — Но я знаю, что это такое. У нас есть много-много информации, в том числе и о таких телефонах.
— У Церкви? — уточнил я, убирая телефон в карман рюкзака.
— У Церкви, — подтвердил он, помахивая шляпой вместо веера. — У ее особого отдела, в котором я и состою. И все же, — вроде как слегка затруднился он с продолжением, выдерживая паузу, — кто ты такой и откуда?
— Это действительно важно? — спросил я.
Идиотский вопрос, я понимаю, но ответ на него меня не очень и интересовал — я просто время тянул, судорожно прокручивая в голове варианты дальнейшего развития событий. Но в принципе ничего угрожающего пока не видел. Если бы меня хотели по-настоящему прижать, то возможностей до этого было куда больше. А сейчас все выглядит так, как если бы со мной решили «перетереть по-тихому», лишнего внимания не привлекая.
— Разумеется, — чуть удивился вопросу брат Иоанн.
— А никакой теории на этот счет у вас нет? — уже всерьез поинтересовался я.
— Есть, — кивнул мой собеседник, снова надевая шляпу. — Но я хотел бы услышать ее подтверждение.
— Мне не хочется выглядеть сумасшедшим, излагая свою версию событий, — достаточно искренне сказал я ему. — Нет никакого желания рассказать историю только для того, чтобы на меня посмотрели как на безнадежного идиота.
Брат Иоанн усмехнулся, покачал головой, затем сказал:
— Да… с твоей точки зрения, какой-то резон в этом есть. Возможно, я бы реагировал подобным же образом. Мы вот как сделаем, — сказал он, склонившись к своему ранцу и вытаскивая из него перекидной блокнот. — Я кратко напишу здесь, что я думаю. А вот здесь… — он вырвал лист из блокнота и протянул его мне, — ты напишешь, что именно случилось и откуда ты пришел. Мы обменяемся листами и прочитаем одновременно. По крайней мере, каждый будет смотреть в бумагу, а не в глаза. Но сделать это надо.
— Точно… надо? — все же переспросил я.
— В данном случае я олицетворяю Закон, — сказал он веско, протягивая мне еще и короткий карандаш. — С Законом не надо спорить.
— Ладно, где наша не пропадала, — вздохнул я, принимая и бумагу, и карандаш. Положив листочек на приклад винтовки, я быстро накорябал на нем несколько слов: «Я был убит (возможно, что взорван) в 2005 году после Р.Х. в городе Москве. Очнулся здесь, на месте гибели каравана, принадлежавшего Павлу Светлову. Где и встретился с его дочерью, единственной выжившей. Так мы друг другу помогли». — Подумав, зачем-то поставил дату и подпись, потом протянул листок брату Иоанну, взамен получив от него другой, сложенный в четвертушку.
