Уильям Дитц - Проклятый Легион
— Да, это наши руководители. Жалкие, не правда ли?
— Поистине, жалкие, — согласился Позин—Ка, игнорируя последнее требование Сколари ответить. — Что они пытаются сделать?
Норвуд стоически пожала плечами.
— Они ничего не знают о вашем народе и надеются, что вы заключите мир.
— Но зачем нам это делать? — спросил хадатанин. — Мы побеждаем.
— Верно, — грустно согласилась Норвуд.
— Так что, посоветуете убить их?
С трудом поборов себя, Норвуд ответила ровно:
— Нет. Они беспомощны и не могут причинить вам никакого вреда.
— Сейчас нет, — подтвердил Позин—Ка, — но как насчет будущего? У нас есть пословица: «Тот, кто щадит врага, увеличивает армию, которая его свергнет».
— У нас тоже есть пословица, — парировала Норвуд. — «Не делай другим то, что ты не хотел бы, чтобы они сделали тебе».
— Правильно, — согласился Позин—Ка и сказал что–то по–хадатански. Тысячи лучей света сошлись на императорской яхте.
Норвуд увидела, что Сколари вздрогнула, повернулась к императору и исчезла вместе с ним в ослепительной вспышке, — это лазерные лучи смяли силовые поля яхты и прожгли корпус. Огненный шар расцвел, исчерпал кислород и исчез.
Позин—Ка был бесстрастен.
— Вы можете идти.
Норвуд поискала в его лице хоть какой–то признак человечности, но, осознав вдруг, как это глупо, отвернулась. Если охранники подумали, что слезы — это странно, они ничего не сказали.
Отряд 1–го кавалерийского выделили для поддержки 2–го пехотного полка Эд Джефферсон. Всех их расставили по обеим сторонам широкой, U-образной долины и хорошенько замаскировали. Виллен и то с трудом различала машины, пусковые установки и кводов. Салазар ушел далеко вперед и крикнул, чтобы она не отставала. Виллен махнула ему. Оба соблюдали строгую радиотишину. выполняя приказ полковника Эд и ее штаба.
Вслед за Салазаром Виллен поднялась по узкой тропе, идущей вдоль склона полого холма, миновала путаницу валунов и вышла на маленькую расчищенную площадку. Салазар заметил ее накануне во время патрулирования и решил, что она идеально подойдет.
Виллен сканировала окрестности. Она сделала это отчасти по привычке, и отчасти от страха быть обнаруженной. Оба ушли для текущего ремонта.
Салазар мысленно улыбнулся.
— Нервничаешь?
— Да, черт возьми. Вдруг нас увидят? Салазар пожал плечами.
— Ну и что? Увидят двух бойцов II, присевших отдохнуть, вот и все.
— Думаешь, получится?
— Другие борги все время это делают.
— Но я не другие, черт побери! И я не делаю это все время.
Салазар сел и прислонился к скале. Потом похлопал по земле рядом с собой. Чуть помедлив, Виллен приняла приглашение. Ее шаги были слишком тяжелые. Совсем не такие, как у юной девушки, которую он видел за прилавком. Салазар вспомнил, как револьвер прыгнул в его руке, как кровь брызнула из ее груди, нет, уже из его груди, и как на него обрушилась темнота. В миллионный раз он спросил себя: боже, ну почему он не сделал что–то другое в тот день? Лучше б уж он пустил себе пулю в лоб, что угодно, только бы не входить в магазин.
Виллен посмотрела на него, не обращая внимания на цифры, которые показались в правом нижнем углу ее поля зрения.
— Я люблю тебя.
Он уже слышал эти слова, но они удивили его, как удивило и то, что он чувствует то же самое. Он протянул руку, чтобы коснуться ее, свою тяжелую от вооружения руку с большой, топорной кистью. Металл лязгнул.
— И я люблю тебя.
— Давай посмотрим его.
Неуклюжими пальцами Салазар открыл потайной отсек и вытащил коробку грез. Этот прибор считался нелегальным и обошелся ему в трехмесячное жалованье. Смотреть было особо не на что. Виллен увидела черный куб, простейшие рычаги управления и четыре провода. Каждый провод кончался маленьким чашеобразным устройством.
— Как он работает?
Салазар показал, прикладывая одну из «чашек» к боковой стенке своего мозгового ящика.
— Каждый из нас помещает провод сюда, вот так, потом поворачиваем выключатель. Он работает, как обучающие сценарии в учебном лагере.
— За тем исключением, что управляем ими мы.
— Точно.
— А для чего два других провода?
— На случай, если ты захочешь подцепить одновременно четырех боргов.
Виллен мысленно содрогнулась.
— Фу!
Салазар посмотрел в ее сканеры. Конечно, это невозможно, но он готов был поклясться, что увидел там нечто большее, чем свое собственное отражение.
— Готова?
— Готова, и всегда буду.
— Ладно. Начнем.
Салазар приложил одну «чашку» к своему мозговому ящику, а вторую — к ее. Магниты удержали их на месте. Одной рукой он взялся за ручку настройки, а вторую положил на выключатель. Завывая сервоприводами, Виллен накрыла его руку своей. Салазар подвинул огромный колбасоподобный палец, и контакты замкнулись.
Цифры, которые уже стали частью нормального зрения Виллен, исчезли. Вокруг заклубился туман, но больше ничего не происходило. Салазара нигде не было видно.
— Сал?
Его голос раздался совсем рядом.
— Я здесь. Помни, реальность — это то, что ты хочешь. Попробуй представить себя.
Виллен попыталась. Туман закружился в вихре. Она посмотрела на свое тело и удивилась, почему оно осталось таким же?
— Сисси?
Голова киборга поднялась при упоминании ее прежнего имени. Салазар стоял перед ней. Он выглядел точно так, как в тот день, когда убил ее, только, разумеется, был без очков и револьвера. Страх сдавил горло Виллен.
— Ты красивая.
Красивая? Она посмотрела вниз и обнаружила, что резкие грани тела бойца II сменились приятно округлой плотью. Обнаженной плотью. Казалось так странно снова иметь груди. Она покраснела, и одежда появилась сразу, стоило только о ней подумать. Страх понемногу рассеялся. Виллен, ибо так она продолжала думать о себе, покружилась.
Воспоминания вернулись к ней. Воспоминания о том, что значит быть человеком, двигать своими конечностями, втягивать воздух в легкие, ощущать, слышать, чувствовать и видеть без электронной помощи. Она засмеялась, Салазар присоединился к ней, взял ее руку из плоти и крови в свою и закружил ее в импровизированном танце.
Виллен чувствовала себя удивительно легкой, но поразительно быстро устала и вспомнила, какое слабое на самом деле биотело. Ничего похожего на киберформу, которая могла бы танцевать сутками и не устать. Она остановилась. Салазар продолжал сжимать ее руку. Это было приятно.
— Что за этим туманом?
— Все, что захочешь. Чем полнее мы представляем себе наше окружение, тем реальнее оно становится.
Виллен задумалась. Лучше всего выбрать место, хорошо знакомое им обоим. Она вспомнила Землю и Тихий океан.
— Пляж с прибоем и бурунами и без людей.
Салазар кивнул. Туман закружился, стал прозрачным и растаял, открывая мили чистого пляжа. Вдоль него выстроились побеленные дома, отели и особняки–и все пустые. Солнце палило в спину, в двадцати ярдах от Виллен зашумел прибой, и пена хлынула к ее ногам. Кожаные туфли–лодочки показались глупыми, и Виллен пожелала, чтобы они исчезли. Песок под ее ногами был теплым и сырым.
— Привет, малышка.
Салазар изменился. Теперь он носил свободную голубую рубашку, белые шорты и пляжные шлепанцы. Он был таким красивым, и Виллен так его любила. Нахлынувшие эмоции переполнили ее и вылились слезами. Салазар обнял ее. В первый раз после своей смерти Виллен почувствовала тепло и безопасность.
— Прости, — сказала она.
— Ничего.
— Мы можем заняться сексом, если хочешь.
— В другой раз. Это не к спеху.
Впервые после зачисления в Легион Виллен почувствовала себя по–настоящему счастливой. Они еще были вместе, еще гуляли по пляжу, когда смерть обрушилась с неба.
Полковник Алекс Болдуин сидел боком, между двумя хадатанскими солдатами, и размышлял о своей судьбе. Десантное судно содрогнулось, входя в верхние слои атмосферы Альгерона, нагрелось, замедлилось и дернулось, когда два коротких тупых крыла выдвинулись из фюзеляжа.
Он вспомнил курсы военной истории и солдат, которые вызвались пойти на прорыв при осаде Бадахоса. Эти добровольцы прорубали себе дорогу через плоть и кости ради значка с лавровым венком или возможности повышения. Он подумал, что чувствует то же, что чувствовали они. Страх, смешанный с потрясающим восторгом, потому что все мосты уже сожжены и не осталось ничего, кроме настоящего.
Позин—Ка хотел, чтобы он умер, но дал ему последний шанс. Да, он был членом группы самоубийц, да, он поведет отряд против стены огня, но какой–то шанс лучше, чем никакого. А победа, вырванная из пасти почти безусловного поражения, даст ему право на прощение, которое получают хадатане в подобных обстоятельствах. Это не много, но должно хватить.
Болдуин мрачно улыбнулся. Было и еще кое–что. Все утверждали, что император мертв, и если это правда, значит, он уже осуществил первую часть задуманного. Он доказал свою компетентность, заставил их сожалеть и сравнял счет. Не хватало одного — абсолютной власти над теми, кто его предал, но оставалась возможность, и он еще мог ее получить.