Марик (Ма Н Лернер) Лернер - Земля воина
Рей невольно навострил уши. Он и так внимательно прислушивался, но эти байки, временами рассказываемые Блором, никогда раньше не попадались. Некоторые были интересны и уж точно со смыслом и моралью. Половину он приволок с гор, а остальное подцепил в портах, о чем сам честно как-то и поведал. Уж не в Храме — это точно. Мало того, божественным в них редко пахло, так остальные братья их раньше тоже не слышали.
— Один говорил: «Все люди вечно потакают чьим-то вкусам и представлениям», — а другой утверждал: «Богатство обеспечивает полную независимость». Кто прав?
— Второй, — после паузы ответил Одрик. — Ты меня ловишь!
— Да!
— Не вижу, в чем подвох. — Он редко признавался в своем недоумении. Сейчас действительно не дошло.
— Когда ты выбираешь место для стоянки отряда, что важнее — красота местности или наличие корма для вьючных животных?
Старый наемник подумал и рассмеялся. Хорошая мораль для байки. Со смыслом. Надо запомнить.
— Во всяком случае с тобой точно не скучно.
— Со мной есть весомый шанс получить хороший кусок земли, — отрезал Блор.
Рано или поздно этот вопрос должен был всплыть. Вот пусть и пойдет слух. Время пришло. Прямого обещания не прозвучало, а надежды у многих присутствовали. Мечта любого наемника могла сбыться. Не просто обеспеченная старость, а другой уровень. У тебя самого появятся фемы. Надо только постараться и выполнять приказы. Никто не получит просто так. В зависимости от заслуг. Это и уточнять не требуется.
— Ты собираешься распространить фемную систему на здешние земли? — быстро спросил Одрик.
— Я еще не скоро смогу доверять племенам. Если вообще когда-нибудь смогу. И мне потребуется военная сила. Выход только один: поставить службу в зависимость от землевладения. Но не сразу. Начнем с Яренги и Лашенги, рудников. Вся эта местность во владении тцаря, и отдавать ее глупо до безобразия. Но самое интересное там, в Верхней долине — территории горичан. Она если не вся целиком, то привычна к подчинению власти. Для моих людей, — сказано было подчеркнуто, — земля — награда весомее парочки рабов и даже стада баранов.
— Петеркулы будут участвовать, чтобы тцарь не вернулся, а сядем хозяевами мы? Ты действительно мудр, — одобрил Одрик. — Им достаточно своего. Нам — нет. А я не прочь стать владетельным лордом, хотя слава безусловно важнее.
Они замолчали, наблюдая, как уходит конница сопровождения изгнанников. Предосторожность не лишняя. Убить беглецов никто не пытался, но камнями в уходящих бросали, и дерьмом тоже. Правда, чем дальше, тем с меньшим энтузиазмом. Несколько часов подряд кто угодно устанет. А им всем обещали скорую дележку, и это занимало умы воинов намного больше.
— Простите, — подал голос Рей, — но я не понял.
— Ты точно не мудр, — ухмыльнулся Одрик. — Это не набег в обычном понимании. Наш командир всерьез рассчитывает сесть на тцарский трон и подгрести под себя его имущество.
— Нет, смысл истории о богатстве. Про землю как раз все ясно.
— Как бы ты ни был богат, — объяснил Блор, — но стоянку устраиваешь там, где приятнее скоту.
— Надо считаться с интересами толпы, — «перевел» Одрик. — Обеспечивать ей свежую травку и чистую воду. Потому что без них у тебя и богатства не будет.
— Но пастух — ты, — закончил Блор. — И ты задаешь направление.
Глава 27
ЗАБОТЫ ПРАВИТЕЛЕЙ
Тимо, сын Заграца, внук Пракса, тцарь горичан и владыка ста других племен, единственный господин Верхней и Нижней долин, стоял, опираясь на длинный посох с огромным кристаллом зеленого цвета вместо набалдашника. Изумруды такого размера в принципе не встречаются, но у него был. В тцарской сокровищнице много чего имелось, о чем недвусмысленно сообщали отороченная соболями шуба и высокая бобровая шапка, усыпанная драгоценными каменьями.
Рядом молча стояли телохранители и родственники. Не явиться сюда означало бросить вызов лично тцарю, и чем подобное поведение закончится, присутствующим было прекрасно известно. Государь оглядел кланяющуюся толпу смурным взором и по-прежнему молча кивнул.
Вельможи расступились, освобождая проход. По нему в сопровождении двух ратников в броне проследовал не особо торопясь мужчина. Судя по виду, его не пытали и даже особо не били. И так вина всем известна, и Крон не запирался. Нет в этом смысла, и нет лазейки. Все прозрачно как слеза ребенка.
Всегда были и будут на свете преступники. Гордыню, алчность, неразумное поведение, ревность или вспыльчивость не изжить одними добрыми пожеланиями и ласковыми увещеваниями. Количество преступлений достаточно велико, и все же расплата за большинство из них ограничивается плетьми, палками и денежными штрафами. Казнят тоже, не без этого, но обычно к горичанам применяют отсечение головы или вешают, в зависимости от происхождения и тяжести совершенного.
Нечто более жестокое и кровавое случается не часто, и нужны достаточно веские причины для такого. Измена — это и есть худшее из возможного. С такими людьми не церемонятся. На плаху они попадают изломанными, нередко с вырванными языками, дабы не пачкать уши людские. Да и там бывает по-разному. Кого рубят на части, рассылая в разные концы, а кому и что похуже придумают. В последний раз заговорщику, покусившемуся на трон, залили в горло расплавленное золото. А вот медведем еще никого не травили.
Зверь, будто чувствуя уже близкую поживу, заревел, глядя верх. Из ямы отвратительно несло тяжелым и едким духом, да еще и тухлятиной.
— Прилюдно прошу прощения, — отчетливо произнес Крон, — за совершенное не по чину. На тцарство не злоумышлял и благодарю за милость к семье. — Он посмотрел прямо на правителя. Низко поклонился и шагнул в яму.
Огромный медведь резко метнулся к нему. Свалил ударом мощной лапы, второй разорвал лицо.
— У него и с оружием не было бы шансов, — негромко сказал кто-то из ратников рядом. — Это же не воин и не охотник.
Пепо не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, кто говорит. Почтить смелость даже у врага — это нормально. У Крона оказались крепкие колени, и он не просил о милости, унижаясь.
— Мужество имеет — достаточно.
— Не трус!
— Правильный нрав имел.
Тцарь все так же молча развернулся и двинулся от ямы. Его не интересовало продолжение, и не доставляло удовольствия наблюдать за тем, как зверь терзает мертвое тело. Люди моментально перестали обмениваться мнениями. Судьей над столь родовитым человеком мог быть один тцарь, и никто не посмел бы возразить против его решения.
Пепо присоединился к остальным, заняв привычное место сзади. Отец даже не повернул головы. Так и шествовали чинно и неторопливо, как надлежит тцарю и его свите. И обрушившийся внезапно дождь ничуть не ускорил перехода. Вместе с ветром он пробирался в рукава, за шиворот и норовил даже угодить в сапоги. Люди стали похожи на мокрых кошек, но никто не смел спрятаться под навес раньше тцарской особы.
В комнате у себя Тимо привычно сбросил шубу и плюхнулся на точное подобие трона. Это кресло из лиственницы с высокой прямой спинкой, на верху которой укреплена золотая статуэтка медведя — прародителя рода. Ручки кресла оканчиваются головами быков, тоже из золота, а ножки искусно сделаны в виде двух мощных медвежьих лап. Если глядеть спереди, получается, что сиденье поддерживают два могучих зверя.
По слухам, кресло сделано по спецзаказу тем самым любителем золота, очень неприятно окончившим существование в Среднем мире. Это не шутка — подгребать под себя атрибуты власти, пусть и в копии. Видимо, человек вопреки близкому родству оказался не слишком умен. Рано или поздно разговоры достигли бы ненужных ушей. Сначала спихни тцаря с трона, а потом уже развлекайся сколько душе угодно. А заранее делить шкуру неубитого медведя чревато крайне опасными последствиями.
— Ты так и не признал моей правоты, сын, — прогудел своим басом отец. — Зря я предлагал тебе хорошо подумать.
— Крон спас людей от смерти, — твердо сказал Пепо. — За что его казнить?
— Спас, — подтвердил тцарь, — но разве в сем было его поручение? Нет! Он обязан был драться до конца, связывая силы врага бессмысленными штурмами и нанося им потери. Чем больше, тем лучше!
— Я говорил…
— Я знаю, — без всякого гнева сказал отец, — и сотник латников может радоваться, что остался десятником. Я бы зашил Крона в мешок с шелудивым псом и змеей да утопил в реке, не будь он мне родич по матери! Я должен был приказать развесить всех этих трусов, — вскричал он с яростью в голосе, — отсюда и до самых гор. Всех! Ты что, не понимаешь, все увидели — с фем Граем можно договориться. От него можно откупиться, и он держит слово. Уж лучше бы он всех живыми скормил своему чудовищу!
Он помолчал хмуро и добавил:
