Сергей Мусаниф - Имперская трилогия (Трилогия)
– Если вы еще раз назовете меня Генрихом, я завою на весь сад.
– Генрих.
Клозе завыл.
Прогуливающиеся вокруг больные посмотрели на него с удивлением и сочувствием. Наверное, подумали о серьезной контузии и ее неожиданных осложнениях на мозг.
Секунд через тридцать появилась запыхавшаяся медсестра. Клозе перестал выть и мило улыбнулся.
– А, это вы, – холодно сказала медсестра. – Развлекаетесь, больной?
– По мере возможностей, – сказал Клозе. – И если вы не хотите, чтобы я продолжал свои развлечения, то убедите эту обворожительную женщину перейти со мной на «ты», но ни в коем случае не называть меня Генрихом.
– Лучше сделайте, как он просит, – сказала медсестра Изабелле. – Психи в это время года особенно опасны.
– Это говорит медицинский работник, – сказал Клозе. – Прислушайтесь к мнению профессионала, капитан.
– Хорошо, – сказала Изабелла. – И как мне тебя называть?
– Клозе.
– Неужели у тебя нет какого-нибудь прозвища?
– Есть, но его нельзя произносить в присутствии дам.
– Успокоились, больной? Тогда я пойду.
– Постарайтесь расчистить мне трассу, – сказал Клозе. – Когда я ехал по коридору последний раз, то чуть не налетел на какой-то шкаф с медикаментами.
Медсестра фыркнула и оставила их вдвоем.
– Неужели все окружающие называют тебя по фамилии?
– И мне это нравится, – сказал Клозе.
– Как я вижу, тебе также нравится, когда люди считают тебя хуже, чем ты есть.
– Вранье, – сказал Клозе. – Я всегда был плохим парнем.
– Вот, снова.
– Лучше скажи мне, что ты тут делаешь?
– Пришла навестить неизвестного общественности героя.
– В моем поступке нет ни капли героизма, – сказал Клозе.
– Я хочу услышать об этом подробнее, – сказала Изабелла. – Мне интересно, как два таких д… дебила, как вы, смогли принять такое решение.
– Это в интересах расследования?
– Нет, это интересно мне лично.
– На самом деле решение было очевидно, и его никто из нас не принимал. Оно просто пришло как данность, – сказал Клозе. – Конечно, минут пять мы препирались между собой, выясняя, кто это сделает, но итог был очевиден для обоих. Тем не менее, процедура препирательств была необходимой. Это как… Как-то раз Юлий сказал мне, что Империя по ходу своего существования должна протанцевать несколько обязательных танцев.
– Танцев?
– Это как ритуал, – сказал Клозе. – Иногда мне кажется, что вся наша жизнь – это череда танцев, которые мы вынуждены танцевать от рождения и до смерти. Все движения, позы и повороты прописаны заранее. Остается только повторить их, зная конечный результат. Вот и на борту «Одиссея» мы протанцевали несколько па, прежде чем он засунул меня в холодильник. Не мог же он молча в меня выстрелить, правильно? Да и я должен был ему что-то сказать, снять с него хотя бы часть ответственности. Ты представляешь себе, какое это решение для капитана – выстрелить в члена своего экипажа? Даже если это для пользы дела?
– Наверное, это тяжело.
– Я тоже так думаю, – сказал Клозе. – Но когда мы завели этот разговор, мы уже знали, что я лягу, а он останется. Это один из вопросов, который не прописан в уставе, но который подразумевается самим принципом армейской дисциплины. Принципом дурака.
– Принципом дурака?
– Ты начальник – я дурак, – сказал Клозе. – Имперская армия, да и любая другая армия в мире, является сборищем дураков, потому что может работать только по этому принципу. Армия – это то место, где инициатива наказуема. Солдат – это машина для выполнения приказов. Солдат и любой офицер званием ниже генерала не должен думать. Мышление только замедляет процесс выполнения приказа.
– Тебе не нравится в армии?
– Нет, а тебе?
– Здесь я задаю вопросы.
– Я и забыл, – сказал Клозе. – Нет, мне не нравится в армии. И одна из причин, почему мы с Юлием вступили в наши сложные взаимоотношения, которые я описывал раньше, это то, что ему тоже не нравится в армии. Но ему тяжелее, чем мне.
– Почему?
– Потому, что я сумел стать выполняющим приказы дураком, а он – нет. Он все время думает. О причинах, по которым ему отдали приказ, и о последствиях, к которым приведет выполнение этого приказа.
– А ты не думаешь?
– Стараюсь. Мы воевали на Сахаре – это была самая идиотская война, которую только можно себе представить. Ее и войной-то запрещено было называть, хотя люди гибли почти каждый день. Я не думал и потому чувствовал себя вполне сносно. А Юлий думал и чуть не довел себя до самоубийства.
– Я знала его недолго, но он не произвел на меня впечатление человека, способного на суицид.
– Первое впечатление обманчиво, – сказал Клозе. – Кто, как не следователь, должен это знать? Когда я только познакомился с Юлием, он не произвел на меня даже впечатление человека, способного думать в принципе. Кстати, ты не знаешь, где он сейчас?
– На Эдеме его нет, иначе мне пришлось бы его допрашивать. А больше мне ничего не известно. Наверное, снова поступил в распоряжение УИБ. Почему мы все время разговариваем о Юлии?
– А разве не его преступную деятельность ты должна расследовать?
– Верно, чуть не забыла.
Почему я здесь? – подумала Изабелла.
Потому, что эти двое мне интересны. Они так похожи друг на друга и в то же время такие разные. Интересно, а я пришла бы сюда снова, если бы в госпитале лежал Юлий, а не Клозе? И чего я хочу добиться этими визитами? Узнать больше о Юлии или о самом Клозе?
– Могу теперь я задать пару вопросов? – спросил Клозе.
– Это мне, профессиональному следователю?
– Да.
– Попробуй.
– Почему ты стала профессиональным следователем? Женщину не часто встретишь в УИБ.
– Потому, что там, куда я хотела пойти, женщин нельзя встретить вообще, – сказала она и тут же испугалась своей откровенности. Оставалось только надеяться, что Клозе не поймет истинного смысла ее высказывания.
Но Клозе понял.
Он был далеко не дурак, хотя только что и утверждал обратное.
Лицо его стало серьезным, как только он понял, что речь идет о несбывшихся мечтаниях.
– Я думаю, сейчас наступает как раз то время, – сказал он, – когда женщин начнут брать в летную академию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});