Алексей Пехов - Последний Завет

Герман не нашел слов и лишь выдохнул, сжав кулаки.

— А разве это правильно, — встрял в разговор Франц, решив, что настала пора помочь Герману, — рассказывать о наших делах первому встречному?

— Герда — не первая встречная, — ответил Пилигрим, — я с ней очень давно знаком, мой мальчик.

— Насколько давно? — спросил Густав.

— Очень и очень давно, и я уверен в ней, как в самом себе. Чтобы вам было спокойнее, могу сказать, что она — тоже Пилигрим.

Густав недоверчиво хмыкнул:

— Она? Да брось заливать…

— Я говорю правду, — рассердился Пилигрим. А вот Герман отчего-то совсем не удивился, но все же, проявив недюжинное упрямство, спросил:

— Тогда где ее посох, раз она Пилигрим?

— Мне не нужен посох, — насмешливо проговорила Герда, выглядывая из кабины машины Багажников. — Но если ты такой недоверчивый, могу показать тебе знак Пилигрима.

— Если он накалякан у тебя на заднице, то покажи. Мы все посмотрим с удовольствием, — ответил Герман. Девушка, возмущенно фыркнув, скрылась в кабине.

— Не обижайся, — крикнул ей Густав, — это он со всеми так шутит… про задницы…

— Я ведь говорил вам, что не только я искал Последний Завет, — сказал Дуго, — Герда тоже участвовала в поисках, просто мне повезло больше остальных. И про тех, кто летает на геликоптерах, она знает много всего интересного. Она поможет браться нам до Дрездена и передать книгу Мегаников Госпитальерам.

— Мне все равно это не нравится, — сообщил Герман, — есть у меня какое-то чувство, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

— Быть может, ты не любишь мутантов, Герман? — Герда выпрыгнула из кабины, натягивая перчатки с обрезанными пальцами.

— Не твое дело! — буркнул охотник.

— Ах, не мое… понятно, — протянула Герда и обернулась к Пилигриму: — Все в порядке. Топлива в этой колымаге совсем немного, но при наличии определенной удачи довезу вас до самой окраины Города.

— Любит он, любит мутантов, даже очень любит, — крикнул Густав. — Не сомневайся!

Герман покраснел и попросил Густава заткнуться.

— А чего я такого сказал?! — удивился великан. — Ты умеешь водить машину? — спросил он Герду.

— Немного, — ответила она, — был некоторый опыт под Берлином. Так что всех желающих прошу внутрь.

— Чур я на пулеметах! — заорал Густав и в мгновение ока забрался в машину.

Он схватил труп Багажника, потянул его на себя и швырнул вниз. Через мгновение из люка на крыше машины торчала довольная физиономия великана. Густав любовно поглаживал пулеметы, поминутно поправляя трофейную каску. В другое время Герман пошутил бы над ним, но не сейчас, настроение у него было самое мрачное.

— И все же я думаю, что ехать на машине Багажников через их район — это не очень хорошая идея, — сказал Герман.

— Можешь оставаться, если боишься, — Герда одарила его ледяным взглядом, — мы справимся и без тебя.

Охотник едва не схватил дамочку за горло, но, сжав зубы до треска в ушах, сдержался. Он сделал вид, что проверяет арбалет. В голове его в эту минуту крутились сцены кровавой расправы.

— Так ты едешь? — спросила Герда.

Охотник направился к машине и молча присоединился к остальным.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:

И отвернулся Господь от Земли, и закрыл глаза, впервые не став мешать Дьяволу творить дела свои мерзкие. И поднял Дьявол плеть шестихвостую и ударил ею. И три хвоста ее были огнем, а три мором И упали хвосты, причиняя Земле и детям Господним невыносимую боль, страдание и смерть. И смеялся Дьявол над багровыми Небесами, ибо считал, что никто и никогда не решится уже пройти по землям, на которых оставила свой след его плеть. Но сжалился Господь над детьми своими и открыл глаза, прогоняя Дьявола вон. И затянулись раны на земле, и вышли люди из Убежищ, и стали безбоязненно ходить из Города в Город, но даже силы Господа нашего не хватило на то, чтобы спасти все территории, попавшие под удар дьявольской плети.

ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:

И отвернулся Господь от Земли и от детей своих неправедных, закрыв глаза и сожалея об их глупости и несовершенстве. И с огнем и дымом вырвался из Нижних пределов Дьявол. Поднял он плеть шестихвостую и ударил. И три хвоста ее были огнем, а три мором. И упали хвосты, причиняя Земле и детям Господним невыносимую боль, страдание и смерть. Корчились в муках дети Его неправедные и умирали миллионами. И смеялся Дьявол над багровыми Небесами, ибо считал, что никто и никогда не решится пройти по землям, на которых оставила свой след его плеть. Но вспомнил Господь о детях своих праведных, укрывшихся в Убежищах, и открыл глаза, прогоняя Дьявола вон. И затянулись раны на Земле, и вышли люди из Убежищ, и стали жить, прославляя Господа и уничтожая теней — рабов Дьявола. И не стал Господь исцелять заброшенные земли. Ибо в мудрости своей сказал жить детям своим в Городах, а не ходить по местам, несшим печать дьявольской плети. И названы были земли эти пустошами…

В кабине машины Багажников так разило самогоном, что даже Герман, за время своих странствий по Городу привыкли ко всякой вони, брезгливо сморщился. Ему сразу же вспомнился Старый Кра, цедящий в стакан желтую пахучую жидкость из огромной бутыли. Когда он притащил с территории Багажников сделанный ими мощный самогонный аппарат, глава клана был близок к тому, чтобы расцеловать следопыта. Правда, Герман не выразил по этому поводу никакого энтузиазма и довольно грубо оттолкнул распахнувшего объятия старика. Ограничились тем, что Кра обещал Герману доступ на оружейный склад. Вот только почему-то все время забывал написать соответствующую бумагу, чтобы следопыта пропустили внутрь. Хорошо хоть в последний день Кра, распаленный бурной встречей с Пилигримом, все же выдал разрешение, и ко времени стычки с Меганиками Герман с Францем оказались хорошо вооружены. Не в пример другим Ветродувам, которых нападение застало врасплох.

“Последний день… Последний Завет… Что-то много всего последнего, — подумал Герман, — как бы этот день тоже не оказался для нас последним”.

От запаха самогона, настоянного на птичьем помете, у него защипало в носу, и Герман оглушительно чихнул.

— Будь здоров! — сказал Госпитальер и, зажав пальцами длинный нос, прогнусавил: — Ой, сейчас тоже чихать буду! Интересно, сколько тысячелетий они тут пили?

— Это навсегда останется загадкой, — проговорил Дуго, выбрасывая из машины несколько пустых бутылок, оставшихся от прежних хозяев.

— А сам-то хорош, — заметил Герман, — вон как со Старым Кра самогон хлестал. Только дно стакана небось и успевал увидеть. А может, и не успевал вовсе. — Охотник хмыкнул.