Алексей Гридин - Только хорошие умирают молодыми
— А почему бы, — вмешалась в разговор Иришка, — нам не сделать проще? У нас есть Штаб, более того — у нас есть прямо здесь, под рукой, представитель Штаба. Зачем нужны все эти заговоры, тайные сборища и так далее? Почему нельзя сделать все открыто? Взять и вывезти тех крыс, которые об этом попросят, куда-нибудь подальше?
— Нет, мы не можем провести эту инициативу через Штаб, — быстро ответил Доцент. — Вы, ребята, многого не понимаете. Война — это такая машина, которую просто так не остановишь. Дело не только в Штабе. Если бы только мы были препятствием — да тьфу, все решалось бы за пять минут. Даже Вась-Палыча, каким бы упертым ретроградом он ни был, можно уговорить. Совсем тупые люди долго в политике не задерживаются, особенно в наше время, когда все процессы идут гораздо быстрее, чем раньше. Тут в другом проблема. Во всех нас. В человеческом населении Города.
— А какая здесь может быть проблема? — спросил Стасик.
— Самая элементарная. У нас тут десятки тысяч людей, которые в течение нескольких лет знали, что крысы — это однозначный враг. Что нормальной жизни не будет, пока мы всех тварей не отправим на тот свет. Да черт побери, у людей родственники и друзья погибали! Понятно, что после обычных, человеческих войн, когда государства друг с другом мирились, как-то приходилось с этим жить. С осознанием того, что вот минуту назад ты мог безнаказанно мстить за то, что враг убил твоего друга, сжег твой дом, а сейчас — все, стоп, нажать на курок — это уже преступление. И даже тогда не все могли заставить себя вовремя остановиться. Но у нас-то не простая война. Мы деремся с абсолютным врагом, непонятным и чуждым. И сейчас, когда мы в шаге от окончательной победы, остановить войну и заявить: мы ошибались, крысы бывают разные, — уже невозможно.
— Почему? — упрямо спросила Иришка. — Что, люди — бараны? Не поймут?
— Люди — не бараны. И все поймут. По крайней мере, большинство. Но не сразу. Нужно время. А его-то у нас и нет. Мы-то не знаем, какие крысы, условно говоря, имеют право на существование, а какие — нет. Мы вынуждены доверять на слово случайному знакомому Олега, который, если честно, тот еще фрукт. В смысле, не Олег, конечно, — Доцент глянул быстро на Музыканта, словно прося прощения, — а этот его крысюк с флейтой. Вдруг все это на самом деле — ловушка, цель которой — протянуть время? Дать крысам перегруппироваться, воспользоваться каким-то шансом, который у них может появиться. Извините. Я считаю, что мы не имеем права так рисковать. Вы — просто несколько человек, которые собрались и договорились между собой. Мы, Штаб, несем ответственность за всех, кто живет в Городе. Мне кажется, что права на ошибку у нас нет. Поэтому чем тише и незаметнее мы все это провернем, тем лучше будет всем нам.
Доцент обвел всех взглядом и сказал:
— Я хотел бы, чтобы каждый из вас понимал одну простую вещь: то, что мы собираемся сделать, многие назовут предательством. И вполне возможно, они будут не так уж и не правы.
— Именно так, — поддержал его Кравченко. — Ребята, честное слово, нам бы очень хотелось, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Чтобы никто ничего не заметил. Чтобы мы вернулись по домам и всю оставшуюся жизнь делали вид, что ничего не произошло. Но может выйти и по-другому. В нас станут стрелять, и нам придется стрелять в ответ.
— Только хорошие умирают молодыми, — отозвалась Иришка.
Стасик Панкеев и Сережка Тайлаков согласно кивнули.
— Молодежь, — беззлобно пробормотал Кравченко. — Понахватались фразочек… Умирать-то, если что, по-настоящему придется. Это вам не песня.
— Знаете что? — неожиданно сказал Олег. — Давайте больше говорить по существу. Есть кто-то, кто против помощи крысам? Ну, руки, что ли, поднимите…
Никто не пошевелился. Доцент демонстративно пожал плечами — мол, сколько можно повторять, что я с тобой. Иришка едва заметно кивнула головой. Здоровяк в камуфляже вообще смотрел в окно, делая вид, что все происходящее начнет его касаться только в том случае, когда начнут говорить о чем-либо конкретном.
— Вот и отлично, — вместо Музыканта сказал Кравченко. — Вот так, Олег, и нужно: четко, быстро и решительно. Да или нет, и третьего не дано. Поехали дальше. Нам нужен план. Вот у меня есть карта…
Он сноровисто раскатал на столе план Города.
— Подходите сюда, будем смотреть, как нам все это лучше провернуть. Так, вот у нас речпорт. Надо понимать, что нужный теплоход стоит где-то здесь. А идти к нему придется отсюда… Было бы неплохо заиметь автотранспорт, но это, как я понимаю, вряд ли.
Он оглянулся на Доцента — тот едва заметно покачал головой: мол, не рассчитывайте.
— Если идти на своих двоих, тогда, видимо, так…
Палец Данила Сергеевича уверенно скользил по плотной бумаге карты.
— Можно по Краснознаменной пройти, — предложил Тайлаков. — Тихая улица, да и упирается чуть ли не в самый порт.
— Ты давно на этой Краснознаменной был? — спросил у него Эдик. — Нет? То-то и видно. Я по ней пару недель назад хотел пройти, но там дом обрушился, и вся улица перегорожена обломками. К сожалению, напрямую не получится. Наверное, лучше вот так… Данил Сергеевич, у тебя карандаш есть?
Не говоря ни слова, хозяин квартиры подал ему карандаш.
— Значит, так…
Карандаш запорхал над картой, оставляя стремительные росчерки.
— Если идти отсюда, то придется вот здесь, наверное, по проспекту Мира, затем свернуть на Лескова, а дальше — дворами, там частный сектор, половина как минимум выгорела сразу после Катастрофы, так что, по сути, это просто огромный пустырь. Главное — быстро его пересечь, и мы сразу у порта. В самом порту, извините, не ориентируюсь.
— Есть возражения? — спросил Кравченко. — Нет? Идем дальше. Кто-то должен будет сопровождать крыс. Это, конечно, будет Олег, ну и кто-то, кого он возьмет с собой.
— Стас, пойдешь со мной? — спросил Музыкант.
— Ага. В смысле, да, — торопливо кивнул Стас и так же торопливо отвел взгляд.
— Ты говорил, что, в случае чего, можешь прийти не один. Получится еще кого-нибудь с собой привести для страховки? А то народу у нас не так уж много. Сам понимаешь, практически все, кто старше шестнадцати, на передовой.
Вестовой заерзал по дивану.
— Ну да, — пробормотал он. — Человека три будет.
— Стас, — строго сказал Кравченко, — ты смотри… Если не уверен, лучше ничего на себя не бери.
— Да нет… Троих точно приведу. А там посмотрим.
— Договорились, — подытожил Олег. — Значит, с крысами пойдем я и Стас со своими ребятами.
— А еще кому-то, — продолжил Данил Сергеевич, — придется на всякий случай прикрывать их. Надо будет поставить несколько постов — лучше всего здесь, здесь… ну и вот здесь.
Карандаш быстро поставил несколько крестиков вдоль намеченного Эдиком маршрута.
— Здесь, скажем, встанет Гена… — Кравченко посмотрел на немногословного здоровяка в камуфляже, тот кивнул в ответ. — Возьмешь с собой Сергея.
Мужчина в очках с перемотанной дужкой сказал что-то вроде «слушаюсь».
— Здесь будем мы с вами, ребята. — Кравченко повернулся к брату и сестре Тайлаковым. — Ир, ты еще автомат в руках держать не разучилась?
— Нет, конечно, — обиженно фыркнула девушка. — Только… Зачем автомат-то? Мы что, в своих стрелять будем?
— Ну, надеюсь, что не придется, — уклончиво ответил Кравченко. — Давай лучше думать, что пронесет. Что все пойдет по плану, нас никто не заметит и все эти посты — всего лишь на всякий случай.
— А куда мы поставим Доцента? — ехидно поинтересовался Музыкант. — Так и представляю: стоит на перекрестке штабной деятель с винтовкой наперевес и торопит крыс: быстрее бегите, быстрее.
— Очень смешно, — парировал Доцент, даже не собираясь улыбаться. — Вы что, думали, я буду с автоматом наперевес носиться по улицам? Стар я для этого. Я что, на ковбоя похож?
Ну-ну, подумал Олег. Стар, как же. Он вспомнил, как Доцент вел себя в ночь мятежа и как лихо штабист палил по набросившимся на них в подземелье крысам, а потом так же ловко раскалывал черепа тварей прикладом. Впрочем, там речь шла о выживании. Жить захочешь — еще не таким ковбоем станешь.
— Моя помощь будет другой, — продолжал тем временем штабист. — Определите маршрут — и на вашем пути не встретится ни одного поста. Я уберу с улиц патрули. Только ради бога, надеюсь, вы понимаете, что идти нужно будет задворками. Все нужные пароли я тоже скажу. А потом — как получится. Если у вас выгорит — молодцы. Ничего не выйдет, спалитесь — извините, ребята. Я все буду отрицать, и у меня будет куча свидетелей, которые докажут, что я с вами никогда не встречался и что вы всю информацию самым наглым образом украли. Честно?
— Нет, — буркнул Стасик.
Никто даже не улыбнулся. И только у Доцента дрогнул уголок рта. Как будто он хотел все-таки ухмыльнуться, но в последний момент передумал.
