Сергей Зайцев - Боевые роботы Пустоши
– Могу я спросить… Почему они не сдались? Они же не могли не понимать, что перевес на нашей стороне.
– Как ты полагаешь, что с ними будет, если они попадут в руки органов правосудия? После всего, что они натворили? Ведь этот рейд у них не первый.
– Ничего хорошего. Но…
– Вот именно. Ничего хорошего. Им сотрут память. Уничтожат как личность. Лично для меня это хуже смерти.
М-да. Мы творим с чужаками, прознавшими про наши секреты, примерно то же самое, но у нас особые обстоятельства. И стираем не всю память, а лишь малую часть. Только говорить Дьюсид я этого не буду.
– Дурацкое наказание, – буркнул я лишь для того, чтобы поддержать разговор. – Если человек не извлекает урока из содеянного, то какой смысл…
– Да кто говорит об уроке? Общество просто стремится обезопасить себя от разрушающих его элементов. Быстро и эффективно.
– Здесь еще никого никогда не хоронили. – Я вздохнул. – Ущелье Двух Рук – не то место, где…
– Все когда-нибудь случается в первый раз. Прочти местную молитву за упокой души и забудь.
– Не знаю я никаких молитв. У нас нет религии. Каждый верит лишь в то, во что пожелает.
– Паршиво.
– Это почему же?
– Я считаю, что неплохо знаю людей. Люди несовершенны, они нуждаются в духовной помощи. Им нужен пастырь. Вернее, многим из них нужен пастырь, чтобы достичь следующей ступени духовного развития.
Странно было слышать подобные рассуждения от пилота боевого робота. Я криво усмехнулся:
– Духовная помощь… пастырь… следующая ступень… Ерунда все это. Мы прекрасно обходимся без религии. Лично для меня все верующие люди подозрительны. Мне думается, что у таких людей психика не в порядке, они ущербны по сути. Полноценный, самодостаточный человек сам сумеет реализовать свои таланты и возможности, ему для этого не нужны костыли слепой веры. А к религии обращаются незрелые личности, у которых не сложилось грамотных моральных и социальных ориентиров, поэтому им нужно чем-то заполнить пустоту в душе.
Я намеренно грубил. Хотелось вызвать Дьюсид на откровенный разговор, понять, что же она собой представляет как человек. Могу ли я ей доверять.
Дьюсид наконец обернулась и задумчиво уставилась на меня. Ее волосы промокли полностью, по лицу бежали струйки дождя. На миг мне показалось, что сквозь ее привычную маску бесстрастия пробилась затаенная боль. Скорее всего, просто показалось. Почему-то мне трудно было представить, что эта женщина способна испытывать сильные эмоции, переживания. Она и вне своего робота жила так, словно по-прежнему находилась под воздействием боевых программ, корректирующих поведение. Казалась эмоционально выхолощенной изнутри. Может быть, это следствие Специализации, которую она наверняка проходила как профессиональный пилот боевого робота? Жуть. Не хотел бы я жить так, как она. Хотя… что я знаю о ее настоящей жизни? Ничего. А значит, и рассуждать не о чем.
– То, что ты говоришь, – это твоя личная благоглупость, Сомаха, – спокойно ответила Дьюсид. – Чушь. Не более того. Тысячи лет люди обращаются к религии, когда им нужно убежище для души, когда пытаются понять смысл своей жизни. Для кого-то религия – цепь, сковывающая разум, а для кого-то – отдушина. Иногда требуется целая жизнь, чтобы понять свое предназначение, любой способ познания уместен, если он ведет к цели. И так будет всегда. Каждому – свое.
Ну вот, мы уже и до предназначения докатились. Вечный философский вопрос. Для некоторых. А на мой скромный взгляд (отчасти одолженный у Деда), предназначение человека в этом мире – жить. Очень простой ответ, и лично мне он нравится. Самим своим существованием любое создание, разумное и неразумное, вносит в этот мир свой личный вклад, обогащает его. Но Дьюсид я этого говорить не стал. Не хотел лишнего спора. Вместо этого поинтересовался:
– А в какого Бога веришь ты?
– Типичное заблуждение. Религиозных течений много, но Бог только один.
– Один?
– Да. Ладно, я чертовски устала и хотела бы немного вздремнуть. Распорядись, чтобы твой кибер засыпал яму.
Мы забрались в глайдер и полетели обратно. Я снова обратил внимание, что машина слушается ее идеально, чутко реагируя на малейшие движения руки на джойстике. Наверное, ей любая техника подчиняется беспрекословно. Чертова Специализация. Неужели мне предстоит то же самое? Не хотелось и думать.
– Помнишь… На Сокте ты сказала, что вступилась за меня потому, что я взрослый. Что ты имела в виду?
– Странно, что ты этого не понял. Как взрослый ты для общества гораздо ценнее ребенка. Ведь общество уже затратило на тебя массу средств и времени, чтобы сделать тебя полезным себе – воспитание, образование и прочая необходимая рутина. К тому же взрослый способен позаботиться о выживании рода, продолжить род и восполнить нехватку в детях, но никак не наоборот. Дети – всего лишь матрица для приложения труда. Сырой материал. Можно привести сравнение с флэш-кристаллом – сам по себе он не столь ценен, как информация, которая может на нем содержаться, а ее стоимость может быть в сотни и тысячи раз выше, чем у носителя. Честно говоря, меня удивляет, что приходится объяснять тебе столь прописные истины.
Прописные? Лично меня неприятно покоробили подобные рассуждения.
– Хочешь сказать, что в критической ситуации ты позаботишься в первую очередь о себе, а не о своем, предположим, гипотетическом ребенке? – недоверчиво уточнил я.
Вопрос был, конечно, провокационный, притянутый за уши, но Дьюсид он ничуть не смутил.
– Именно. Это наиболее рациональный подход к жизни. Я позабочусь о себе, чтобы у меня сохранилась возможность позаботиться о ком-то еще.
– Скорее, это наиболее циничный подход к жизни из тех, с которыми мне доводилось сталкиваться. – Я поневоле повысил голос, так рассердила меня бездушность ее утверждений. Неужели она такая во всем? И убить человека для нее – раз плюнуть? Но как же тогда ее заверения в том, что она никогда не горела желанием участвовать в грабеже и насилии? И этот ритуал, который она провела возле могилы, отдав дань почтения врагу? Или он не был для нее врагом? Наверное, я чего-то не понимаю. Что-то путаю. В башке сплошной сумбур после этих похорон. Вид мертвого человека подействовал на меня сильнее, чем я ожидал. До этого момента я никогда не сталкивался с мертвецами.
– Давай рассмотрим простенькую абстрактную задачку, – отстраненно продолжала Дьюсид, думая о чем-то ином. – Есть колония из двух десятков малолетних детей и одного взрослого-воспитателя в пустынном месте вдали от всякой цивилизации. Никаких средств связи с внешним миром. Детям всего по пять-шесть лет. Случился пожар. Всех детей взрослый успел вывести, а один застрял – частично рухнула кровля. Ребенок еще жив, но если воспитатель рискнет проявить гуманность и самоотверженность – и погибнет, то все остальные дети обречены. Без него они не выживут – без жилья, без пищи, потому что еще не умеют заботиться о себе. Вывод ясен?
– Эта задачка не имеет ничего общего с реальной жизнью, – агрессивно ответил я, чувствуя, как внутри поднимается волна самой настоящей злости.
– В тебе сейчас говорит не разум, а эмоции. Нормы морали и этики, привитые с детства. В критической ситуации все это или слетит с тебя как шелуха, или ты погибнешь. Поверь, я знаю, о чем говорю.
– Ты хочешь сказать, что будешь спокойно стоять и смотреть, как этот ребенок…
– Гипотетический ребенок, не забывай.
– Как он горит в этом чертовом огне?
– Ты не слышишь меня. Слушаешь, но не слышишь. Я пытаюсь вдолбить в твою голову простую мысль – когда случается война, а именно это вы сейчас и имеете – локальную войну, то место для гуманности, конечно, остается. Вот так сразу она не отмирает. Сказываются привитые с рождения стереотипы поведения – не убий, не навреди. Эта милая рафинированная гуманность, столь необходимая для сосуществования индивидуумов в мирное время. Действительно необходимая. Но в большинстве случаев, когда люди пытаются выжить несмотря ни на что, в условиях жесточайшего кризиса, оставшись без крова и пищи, гуманность тонет даже со спасательным кругом. Остается лишь голая и жестокая правда жизни – порвать врагу глотку раньше, чем он порвет твою. Не успел или не сумел, причем совершенно не важно, по каким причинам – моральной или физической слабости, – и список жертв естественного отбора пополнится твоим именем.
– Там, откуда ты родом, все так рассуждают? А кстати, откуда ты? Ты все еще ни слова не сказала о себе самой. Я должен знать, что ты за человек, чего от тебя ждать.
– Тебе это знать совершенно незачем, я имею право на свои маленькие тайны.
– Думаю, сейчас самое время кое-что прояснить. То, что ты порвала со своим боссом, делает тебе честь. Но ты по-прежнему находишься на моей планете, причем в качестве незваного гостя. Если ты не подчинишься общине, и мне в частности, то никакой помощи не жди. Ты обязана рассказать о себе.
