Александр Шакилов - Мы – мутанты

А я – свой.

И скоро я достигну цели.

На бетонке аэродрома в Вавилоне я устроил знатное шоу.

Предварительно в самолете я переоделся в цивильное – благо, было у кого попросить одежонку – и нацепил на руку конфискованные часы, – Swiss Made! – по которым определил, что время еще есть. Немного, но все-таки иду с опережением графика, так что не стоит чрезмерно торопиться, а то можно насмешить людей в самом финале моего долгого квеста. Проследую в терминал, перехвачу Патрика с Миленой, узнаю, что за цирк она устроила с поддельными фото, а потом мы будем жить долго и счастливо…

В шляпе, в кремовом костюме при галстуке и в туфлях из мягкой кожи я чувствовал себя непривычно, застеснялся даже. Но все же лучше так, чем в порванной и окровавленной униформе ВС Украины.

– Братишки, вы мои заложники! – объявил я пассажирам.

Ответом мне были заискивающие улыбки.

Подогнали трап. Внизу сосредоточилась охрана аэропорта. Штурмовые винтовки готовы извергнуть из себя смертоносный металл. Значит, все-все уже собрались и приготовились к торжественной встрече. Что ж, пора.

Я крикнул так, чтобы услышали внизу, у основания трапа:

– Не стрелять! Выпускаю заложников!

После чего слегка ткнул кончиком ножа в толстую задницу дамы бальзаковского возраста, которая уже проснулась. Как же она заорала! И все заорали! И организованной толпой бегом принялись покидать аэробус. Сразу видно, что не из наших, не из вавилонских. Наши все бывалые, их на такое «слабо» не возьмешь. Да открой я огонь из автоматического оружия, эффект и то был бы скромнее, так что с выбором гласа общественности я не ошибся.

Вопя, что есть мочи, я, совсем безоружный, присоединился к стаду и побежал вместе со всеми. Так что парням в черной униформе и в штатском – в нашем городе сотрудники СБУ и прочие представители государства вынуждены действовать крайне осторожно и не отсвечивать, потому как власть у нас очень не любят, – ничего не оставалось делать, как позволить заложникам убраться как можно дальше от захваченного террористом самолета. Вот так я прогалопировал мимо них, прикрывая башку – и лицо, конечно, – шляпой, которая так и норовила с меня слететь. Небось, по всем новостным каналам сейчас только и говорят, что о захвате самолета…

От бетонки в паре сотен метров правее как раз оторвался «Боинг» – горбатый четырехмоторный красавец с вертикальными законцовками на крыльях.

И все бы ничего, на то и аэродром, чтоб тут взлетали и приземлялись самолеты, только вот далеко не у всех хвостовое оперение было окрашено в синий цвет, а на киле ярким пятном желтеет круг, в центре которого закарлючка, похожая то ли на летящую птицу, то ли на росчерк ребенка. И уж совсем мало самолетов, у которых бортовой номер 93119. Всего один. И к нему уже протянула свой извилистый дымный след ракета. И угодила в кабину.

Дежавю.

«Это все дурной кошмарный сон, – понял я. – Надо просто проснуться, и не будет взрыва, и “Боинг”, потеряв управление, не врежется в бетонку…»

Но он все-таки врезался. Его фюзеляж треснул, и оторвало двигатель…

Но этого не может быть!

Этого никак не может быть!

У меня ведь есть еще время… Я взглянул на циферблат часов. Стрелки не шевелились.

Я опять опоздал!

Не помню, как оказался у стойки кассы.

Забытой Патриком машинки на ней не было. Двойник, значит, уже забрал.

Подруги отпаивали кассиршу валерьянкой.

– Аллочка, вы уж извините, но мне нужно узнать… – обратился я к светловолосой девушке, опекаемой подругами. – Сейчас взлетел борт девять три один один девять?

Она кивнула мне и, закатив глаза, потеряла сознание.

Я медленно побрел прочь, прошел мимо парней в штатском, которые вместе с боевиками кланов организовывали оцепление аэропорта. Меня никто не остановил. Казалось, меня вообще не замечали, будто я – призрак, будто нет совсем Максимки Краевого.

Выбравшись из здания терминала и пройдя через стоянку, я увидел свой разбитый джип.

Куда несли ноги, туда и шел, ничего и никого не видя вокруг. Я кого-то толкал плечами, налетал кому-то на спину, и меня толкали, и кричали мне вслед ругательства… «Судьба, – думал я. – От судьбы не уйти, как ни старайся».

Вечерело. Жаркий воздух пах дымом сотен мангалов, выставленных вдоль улиц. Румянилось на углях мясо. Из тандыров доставали лепешки и самсу. Седой старик-китаец зазывал попробовать его отменный суп, а девицы в откровенных нарядах – насладиться их телами. Вавилон кипел жизнью, и я растворился в его мутном вареве.

Весь.

Без остатка.

Вождь следил за Краем от самого аэропорта.

Постоянно борясь с желанием убить его, сначала ехал на машине следом, потом, бросив ее, шел за кровником на расстоянии вытянутой руки. Много раз вытаскивал нож и касался лезвием одежды сталкера, но тот так и не почувствовал, что ему угрожает смертельная опасность.

Это было неправильно!

Не так себе Вождь представлял их встречу!

Он вставал на пути у Края, мешая тому пройти, и кровник останавливался, уткнувшись, точно в стену, в грудь сына Техасца, не делая попыток обойти Вождя, хохотавшего ему в лицо и отпускавшего пощечины. На косые взгляды торговцев и прохожих Вождю было наплевать, но вот что выводило из себя – враг ни на что не реагировал: ни на угрозы, ни на ругательства, ни на приставленный к горлу нож!..

И это было немыслимым унижением для Вождя!

Убить врага в таком состоянии – все равно, что прирезать новорожденного младенца: ни почета от членов клана, ни похвалы от духов предков, ни радости отмщения.

– Такому красавчику полста процентов скидка, – услышал Вождь.

Он всего на миг отвлекся на уличную девку – уж больно она была похожа на Марго – и Край исчез. Только что вот был здесь, и с ним можно было сделать все, что угодно. И вот нет его. Как сквозь землю.

– КУДА ОН ДЕЛСЯ?! – взревел Вождь, сверкнув в свете фонарей лезвием ножа.

Промычав нечто невразумительное, девица отшатнулась. С ее обнаженного плеча слетела крохотная дамская сумочка и шлепнулась на асфальт.

Очнулся я лишь у собственного клуба.

Как сюда попал? Ни малейшего представления. Провал в памяти из-за шока? Или просто много всего накопилось, вот и выключило…

Но вовсе не состояние моего здоровья удивило меня. В ступор ввела очередь молодняка у входа, над которым светилось, переливаясь неоновыми огнями, название, придуманное мной еще в ЧЗО, – «ЯНТАРЬ».

Я до крови ущипнул себя за предплечье.

Галдящая, недовольная задержкой очередь, охрана у входа – экие шкафы! – и чересчур яркая вывеска никуда не исчезли, не растаяли в воздухе призрачной дымкой.

– Ничего не понимаю… – растерянно пробормотал я и крепко-крепко зажмурился, после чего открыл глаза – вывеска, очередь.