Андрей Левицкий - Оружие Леса

– Пахнет, – заметил Калуга, принюхиваясь. Лютик тоже потянул носом воздух.

Над холмом витал едва уловимый дух сероводорода, будто слабое подобие того запаха, который накрыл магазин с «газовой камерой» в подвале.

Темнело быстро, но и мы не тормозили – скорым шагом поднимались к вершине. По дороге миновали несколько фонарей: низкие столбы, увенчанные стеклянными колбами, которые светились синим. Людей вокруг почти не было, только из окон домов иногда выглядывали лица. Постройки по большей части из глины и досок, между ними дворики, проулки, темные тупички. Оттуда доносились приглушенные звуки, там шла скрытая жизнь. Место в целом казалось опасным, тревожащим, и еще тревожней мне стало, когда на пути встретился патруль: четверо в сером камуфляже и с «Вепрями». В руках одного патрульного был электрофонарь, горящий ярче, чем колбы на столбах. Он сразу направил луч на нас.

Я прикрыл глаза ладонью. В темноте, которая сгустилась вокруг, раздался тихий лязг, потом кто-то приказал: «Не шевелиться!» Мы и так не шевелились. Калуга зачастил:

– Э, парни, парни, мы свои… то есть официальные… У нас вот мандаты, на них печати ваши стоят. Знаете же, что Создатель детям своим заповедовал: да не убий ближнего своего, а если убий, то тихо-тихо. А вы стрельбу собрались поднять. Разбудите весь город, Хозяин вам это припомнит.

Он бы еще долго нес околесицу, если бы не получил прикладом в живот и не заткнулся. Удар был не слишком сильный – так, для порядка. Наши мандаты проверили, старший патруля задал несколько вопросов и пропустил нас дальше.

Потом дорогу преградила широкая расселина с осыпающимися краями. Через нее вел мосток, а из глубины шел явственный сероводородный ветерок. Мы перешли ее по скрипучим доскам, поглядывая вниз, где виднелись уступы и дыры, некоторые забранные дверями, другие занавешенные мешковиной или брезентом. Далеко слева на склоне была бревенчатая лестница, уходящая в расселину на десяток метров. Она заканчивалась большим земляным выступом, застеленным досками, и с дверью, ведущей в склон. На дощатой площадке маячили две фигуры со стволами.

– Что это тут, жилой район? – удивился Калуга.

– Норавейником оно называется, – проворчал Лютик и махнул рукой в сторону лестницы. – Вон там центральный вход.

– Это место, где цыгане хозяйничают? Там еще баба главная, Катерина рассказывала, как ее… Нора?

Лютик ничего не ответил, и Калуга не стал больше приставать с расспросами.

Норавейник оказался своеобразной границей, отделяющей нижний Чум от верхнего. Дальше построек было меньше, но люди, наоборот, стали попадаться чаще: обычные с виду бродяги, старики и молодые, мужчины и женщины. На глиняной крыше кто-то курил, сидя в кресле. Рядом во дворе, обнесенном ржавой сеткой, два мужика ковырялись в древней колымаге. На перевернутом ящике в свете газовой лампы четверо играли в карты, попивая чай, который наливали в кружки из мятого жестяного чайника. От чая сильно несло мятой и чем-то еще, явно наркотическим. Лютик оживился, стал пялиться на игроков, но мы с Калугой потащили его дальше.

– Обещали, что смолы купим, – ворчливо напомнил наемник.

– Позже, – отрезал я. – Сейчас надо сделать дело.

Дома закончились – перед нами раскинулась широкая, покатая вершина холма. Калуга выкатил глаза:

– Экое местечко необычное. В тот раз я не разглядел толком… Ты смотри, брат, как тут все раскособочило.

Вершину изрезали складки, рытвины, земляные развалы и ущелья, поверх них горожане положили настилы, подперли осыпи бревнами и каменной кладкой. Людей здесь хватало, да и фонари светили чаще, хотя на самой вершине, вокруг огороженной Башни, оставалась голая земляная площадка.

Я решил, что держать оборону на такой местности – самое оно. Если правильно расставить бойцов, оборудовать толковые огневые точки в нужных местах… Понадобится целая армия и долгий, продолжительный бой, чтобы только добраться до Башни, а внутрь ворваться будет еще труднее. Обрубок дерева-мутанта казался непривычно толстым, кряжистым, судя по нему, дерево было настоящим исполином. Как там у них с обороной? Если в Башне – тюрьма, как говорил Рапалыч, то внимание больше на то, чтобы никто не сбежал изнутри, чем на то, чтобы отбить атаку снаружи. С другой стороны, там же еще наверху оружейный склад и резиденция Чумака – опять-таки, если верить старику. В общем, Башню точно хорошо охраняют. Лучше, чем госпиталь Кати.

– Гляди, как они газ получают, – Калуга показал вправо. Там стоял тускло поблескивающий колпак из клепаного железа, диаметром метров пять, с отверстиями, от которых отходили две трубы. В колпаке была дверь, перед ней в открытой будке торчал охранник. Дальше я заприметил еще одну постройку с трубами, побольше, а выше по склону – третью.

– Значит, если смекалку подключить, дедукцию, – Калуга упер в лоб указательный палец и свел брови, изображая приступ смекалки с дедукцией, – то становится понятно, что под этими колпаками дыры или трещины, откуда газ идет сильнее, чем в других местах. Их закупорили, подвели трубы… Несложная технология.

– Должны быть еще емкости, чтобы накапливать газ, – возразил я. – Где они? Ладно, нам нужно найти развалюху, в которую нас тогда из лаза вывел старик. В какой она стороне… вон там, правильно? Идем туда.

Развалина стояла посреди небольшой свалки, здесь людей не было, фонари не горели. Часто оглядываясь, проверяя, не видно ли патрулей, мы подошли к зданию и через пролом забрались внутрь. После того как мы с Калугой увели Катю из Чума, в этой развалине еще минимум один раз побывал Рапалыч. Проем, от которого в подвал уходила бетонная лестница, он завалил ветками и листами гнилого картона, да еще и бросил сверху труп собаки, наполнивший здание чудным благоуханием.

Я решил, что раз уж наемник работает на меня и я ему плачу, то могу требовать от него всякое, и сказал:

– Лютик, настал твой час.

– Давай, малой, покажи класс, – пропыхтел Калуга, зажимая нос. – А то это райское наслаждение слишком уж того, райское.

Лютик посопел, отыскал в углу длинную доску, упавшую с кривого навеса, который накрывал помещение вместо нормальной крыши, и ею выгреб собачий труп. Мы с Калугой отошли подальше. Наемник вытащил из кармана тряпицу, намотал на лицо, подцепил тушу на доску и отнес наружу.

– Покойся с миром, честный бобик! – напутствовал Калуга, когда донесся шелест кустов, в которые Лютик зашвырнул останки псины.

Когда он вернулся, мы уже растаскивали картон. Я привычно включил ночное зрение, забыв про то, что Лютик не знает о моей способности, и первым сбежал по темной лестнице. Наемник сверху что-то пробормотал и заскрипел рычагом своего фонарика.