Ник Перумов - Череп на рукаве

Пилотам господина фон Рундштета первым предстояло встретить врага. Стремительно вели они грозные машины на предельно низких высотах, сокращая риск быть обнаруженными. Но враг хитёр и коварен, он выслал вперёд операторов-смертников, и те открыли огонь, едва наши славные юколы появились в их прицелах. Умелыми маневрами лётчики уводят истребители от преследующих ракет. Обнаружив противника, спешат войти в огневой контакт с ним танкисты господина Присса, прикрыть панцергренадёров, которым, как всегда, предстоит вынести на себе главную тяжесть боя здесь, в труднодоступной пересечённо-лесистой местности. Умело действуют и сами панцергренадёры, занимают позиции, пока танковые орудия не дают противнику поднять голову. И вот наконец последний стремительный бросок, Браг окружён, его сопротивление сломлено. Вот панцергренадёры проводят пленных. Их немного. Остальные погибли. Лишь немногим удалось проскользнуть сквозь кольцо. Но мы уверены — на свободе им гулять недолго. С такими командирами, как господа фон Рундштет, Ирисе, фон Вартбург, мы можем не сомневаться, что вскоре на многострадальной земле Сильвании будут в полном объёме восстановлены законы и порядок нашей славной Империи…»

42

Но нас направляли не на Сильванию. Кстати, я до сих пор так и не знал, что стало с Далькой. Запретил себе об этом думать. Может, до сих пор скрывается на Сильвании, может, сумела улететь на тех загадочных кораблях. Так или иначе, дороги домой ей нет. Она опознана государственной тайной полицией. Её задержат на первом же контроле. Её счета заблокированы, её никто не возьмёт на работу… Хотя — если те, кто устроил мятеж на Сильвании, оказались способны невесть откуда выставить целый флот, подобравший взлетевшие с планеты челноки, — может, они и новые жетоны наклепать могут? Сделать операцию, сменить отпечатки пальцев нетрудно. Такие операции запрещены, но, само собой, у мятежников такое должно иметься. Сложнее изменить рисунок на роговице, но и это возможно. А вот генетический индекс не изменишь, как ни старайся. Конечно, «джинскрин» в полевых условиях не сделаешь, это надо отправлять на экспертизу, но тем не менее…

Батальон грузился. Неспешно, без суеты, но и без промедления. Место назначения не раскрывалось. Однако я заметил — склады и арсеналы выметались подчистую, в том числе и НЗ. Вывезено было всё тяжёлое вооружение — в дополнение к тому, что болталось на орбите. И вновь — планета оставалась практически без гарнизона. Батальон снимался весь, с первого до последнего человека.

…Мы столкнулись с Гилви опять-таки случайно, и она торопливо, на бегу, рассказала, что свёртываются все отделы штаба, даже те, что всегда, при любых обстоятельствах, оставались на Новом Крыму. «Подружки» и семьи офицеров переводились на казарменное положение. То есть перебирались в наши укреплённые казармы, за несколько рядов колючей проволоки, дотов, дзотов, минных полей, противотанковых рвов и прочей прелести.

— Ты, Рус, береги себя, — и Гилви убежала, по-сестрински чмокнув в щёку. — Смотри, как бы в тебе дырок мятежники не наделали…

— Не наделают, — машинально откликнулся я. — Отделение! Где вы там, тюлени беременные? Шире шаг! К погрузке опоздаем!..

Отделение моё заматерело. Не один я получал нашивки и повышения. Из «стариков» в рядовых остался только Кряк. Остальные — как минимум обер-десантники, а Микки дотянул даже до ефрейтора.

Был взлёт, и болтанка, и плоские шуточки Раздва-кряка, пытавшегося таким образом уверить всех, что он ничуточки не боится летать. Был полураскрытый рот Гюнтера, первого рекрута «стержневой нации», недавно принявшего присягу и переброшенного к нам из другой роты. Были искажённые глаза Микки. Хань к нам так и не вернулся, до сих пор валялся, судя по письмам, где-то по госпиталям.

Потянулось ожидание на борту «Мероны». Несколько раз мелькнул на горизонте знакомый секурист, тот самый приснопамятный риттмейстер. Он многое мне обещал, да только вот что-то не спешил с выполнением своих обещаний, опровергая тем самым всем известный девиз его организации, что она, мол, слов на ветер не бросает. Что-то в этом было не так. Что-то сидело, свербело, кололо на самом дне моего сознания. И чудесное снятие всех обвинений после случая с пленными. И оставшиеся невыполненными угрозы того же секуриста во время разговора с командиром «Танненберга»… слишком много накапливалось такого, за что другого уже давно бы сгноили на Сваарге, самое меньшее. Или же просто бы расстреляли без долгого дознания по приговору военного суда. А меня повышают, собираются отправить держать офицерский экзамен… Неспроста Ой неспроста… И не у кого спросить совета. Даже у книг нельзя. Не говоря уж о живом человеке…

На сей раз «Танненберг» не дождался даже всегдашнего обращения оберст-лейтенанта, нашего командира фон Валленштейна. Клипер мчался куда-то сквозь тьму, и на «окна» не транслировалась уже имитация полёта «из пункта А в пункт Б». Экраны держались погашенными. Люки в межотсечных переборках — наглухо задраенными. Мы словно оказались в громадной тюрьме. В полной неизвестности. Офицеры казались мрачными и подавленными. Это совершенно не походило на «Боевой Устав Десантных Войск», предписывавший командирам, начиная с отделений и выше, «во время движения к театру военных действий проводить как можно больше времени с личным составом», как говорится, «есть и пить из солдатского котелка».

Где-то там, в штабных отсеках, была и Гилви. И оперативный отдел, и тыловики, и оружейники, и разведка — всё, всё двинулось в этот поход, который привычка к литературным красивостям так и тянула назвать «последним».

День. Другой. Третий. Настроение у всех падало. Конечно, «Танненберг» состоял не из нервных институток, однако неизвестность выматывала. Я полагал, что единственным объяснением здесь может служить только одно — ни Валленштейн, ни штаб, ни тем более командиры рот и взводов сами не знают ни места назначения, ни поставленной перед нами задачи. Такое могло означать, к примеру, что нас ставят в первый эшелон готовящегося наступления, скажем, с приказом осуществить выброску в глубокий тыл врага и овладеть стратегическим плацдармом — что примерно и имело место на той же Сильвании. Вопрос только в том, против кого нас бросали сейчас? Против каких-нибудь интербригад?.. Или против кого иного, на манер тех милых тварей Зеты-пять, так некстати и так настойчиво лезущих мне в голову?

Я старался делать всё, что в моих силах. На корабле поддерживалась нормальная тяжесть, и я гонял ребят до седьмого пота, не давая пощады ни им, ни себе, стараясь перевыполнить и без того задранные до самых небес знаменитые «нормативы десанта». Ребята ругались, но беззлобно. Даже Фатих и любитель бить баклуши Раздва-кряк. Наверное, все инстинктивно понимали, что ничегонеделание сейчас, в такой ситуации, поистине смерти подобно. Легче лёгкого сойти с ума от пытки ожиданием.