Александр Марков - Локальный конфликт

— Метро Калининградское. От него минут пять. Я покажу.

— Хорошо. Садитесь, — кивнул он.

Подвозил он кого-нибудь часто. Но денег развозом не зарабатывал. Ему вполне хватало на жизнь зарплаты и премиальных.

У девушки были две распухшие полиэтиленовые сумки с эмблемами круглосуточного супермаркета. Она поставила их в ногах, точно хотела, чтобы они всегда оставались на виду. Но вряд ли там оказалось бы что-то ценное, о чем надо беспокоиться каждую секунду, если, конечно, девушка не была гурманом. Когда она села в кресло, аккуратно подогнув полу длинного пальто, салон машины тут же наполнился запахом духов, мягким, приятным, не таким вульгарным, который распространяла висевшая на зеркале заднего вида ароматная оранжевая елочка. Стало уютно. Такого ощущения Сергею никогда не удавалось добиться.

Надо как-то начать разговор. Но в голову ему не приходило ничего, кроме банального: «Вы с работы?» Такой вопрос может не понравиться ей, отпугнуть или даже настроить враждебно. Как хорошо музыкантам или писателям! Они могут открыть бардачок — там случайно оказалась кассета, компакт-диск или книга. Они предназначены для завязывания знакомств как раз в таких случаях, а еще такие предметы незаменимы в общении с дорожными инспекторами, потому что помогают избежать практически любых штрафов. У сотрудников правоохранительных органов при этом создается ощущение, будто им оказали какую-то услугу, они остались в должниках, и в следующий раз при каком-нибудь нарушении можно уже ничего не дарить — инспектор ограничится лишь устным внушением.

Сергей теперь радовался, что машины едва ползут. Это давало ему дополнительных минут пятнадцать, а если очень повезет и он соберет по дороге все светофоры, то время в пути увеличится еще немного.

— Вы не туда повернули, — сказала девушка. — Так длиннее.

— Там же дорогу ремонтируют, — удивился Сергей, — все перекопали. Наоборот, я экономлю.

— Уже неделю, как все закопали.

— М-да? Я не знал. Меня не было в городе.

Он хотел развернуться, но навстречу ему ехал сплошной поток, в который никак нельзя было втиснуться, а когда он наконец-то нашел лазейку, то понял, что если повернет и начнет возвращаться, то на это уйдет больше времени, чем если он поедет прежней дорогой.

— Признаю свою ошибку. Согласен загладить вину любыми способами, но теперь не вижу смысла сходить с намеченного пути.

— Ладно, — вздохнула девушка, — поезжайте, как знаете.

— Мне кажется, что ехать по новому маршруту гораздо интереснее, чем изо дня в день по одному и тому же, если, конечно, вы не спешите. Как вы считаете?

— Может быть.

— Я всегда прошу, чтобы меня везли домой по новому маршруту. Это успокаивает.

— У вас нервная работа?

— Не всегда. Но бывает очень нервной, — теперь он мог позволить себе изредка поглядывать на нее открыто, не прибегая ни к каким уловкам. Он понял, что это занятие ему нравится и ему нравится ее слушать.

— Я догадалась. Вы работаете коммивояжером.

— С чего вы взяли?

— Ну, у вас приятный голос, — протянула она, раздумывая и подыскивая аргументы для подтверждения своей догадки. — Пожалуй, вы можете убедить клиента купить совсем не нужную ему вещь. Язык у вас подвешен.

— Хм, интересное заключение. Но вы ошиблись. Прямо как доктор Ватсон, который вначале принял Шерлока Холмса за главаря преступного мира Лондона. Он поставил знак минус, а надо было поставить плюс.

— Вы хотите сказать, что ваша работа противоположна работе коммивояжера? — она нахмурила брови. — Теряюсь в догадках. Противоположность — это покупатель, но к их числу относимся мы все. Сдаюсь. Рассказывайте.

— Я журналист.

— Вы меня обманули. Это не противоположность коммивояжеру, а очень даже близкая по духу профессия.

— Откуда у вас такие сведения?

— Не важно.

— Ха, так, значит, это вы навязываете бедным покупателям свой товар и не отстаете от них, пока они его не купят?

— Вы проницательны. Но почему же обязательно бедные покупатели? Очень даже обеспеченные. А товар я им не навязываю. Они сами приходят ко мне и выпрашивают его.

— Выпрашивают? Дефицит же в прошлом, как и эпоха социализма.

— Эпоха социализма — может, и да, но в отношении дефицита я не стала бы делать такие категорические заявления. Простите, а на какое СМИ вы работаете?

Она вновь перехватила инициативу в разговоре. Причем вопрос прозвучал с интонацией эквивалентной: «А кому вы продались?»

— Постойте, — неожиданно сказала девушка, когда Сергей хотел уж было ответить, внимательно посмотрела на него, чуть придвинув лицо. Сергея обдало ее сладким дыханием, а запах духов стал таким густым, что от него побежали мурашки по коже. Она сосредоточенно что-то вспоминала. — Мне кажется, что я вас знаю, вернее, видела. Вы тот самый репортер, которого освободили вчера из истабанского плена. Так?

— Да. Правда, вчера я вернулся в город, а освободили меня пораньше, да и был я там всего сутки… Вы так внимательно следите за новостями?

— Нет. Времени нет. Но интересно знать, что в мире творится. Когда есть время, я смотрю новости. К сожалению, я не запомнила вашего имени.

— Сергей.

— Ага. Точно. Вспомнила. Меня зовут Мила.

— Предлагаю сразу же перейти на «ты».

— Согласна. Об Истабане вам, пардон… тебе рассказывать, конечно, неприятно?

— Неприятно.

— Тогда расскажи о чем-нибудь другом.

— Сложно. Так сразу и не вспомнишь. На тысячу и одну ночь меня не хватит, но на несколько часов, пожалуй, впечатлений наскребу. Но ты поступаешь нечестно.

— Это почему?

— Ты знаешь обо мне теперь очень многое, а я о тебе только то, что тебя зовут Мила и что ты, вероятно, живешь на Предтечной.

— И еще. Что я работаю в каком-то магазине.

— Да.

— Разве этого мало?

— Прямо скажу — немного.

— Ты, кстати, за дорогой следишь?

— Да. Увы, но мы подъезжаем.

— Я буду тебе показывать, куда ехать.

Когда они въехали во двор, окруженный блочными девятиэтажками, он так почти и ничего не узнал о Миле. Дорога казалась ровной, но ее сглаживал насыпанный поверх растрескавшегося асфальта снег. Машина подпрыгнула на выбоине, провалилась колесом в яму. Корпус просел, днище ударилось об асфальт, заскрежетало, счищая с него снег, словно снегоуборочная машина. Им показалось, что они очутились на русских горках и сейчас спускаются с кручи, но это ощущение прошло так быстро, что у них дух едва захватило. Зубы клацнули, в сердце кольнуло иголкой, оно учащенно забилось и успокоилось, вернувшись в прежний ритм, когда яма осталась позади.

— Прости. Я забыла предупредить об этой яме. Сама в нее всегда попадаю.

— Ничего. Кажется, обошлось. Глушитель я там не оставил.

— Через арку удобнее выезжать. Почти сразу на улицу попадаешь, сказала Мила.

— А-а, — кивнул Сергей.

Она полезла в сумку, стала там что-то искать, наконец извлекла бумажник, открыла его. Все это время Сергей смотрел на нее, не останавливал, хотя догадался, что она делает, а потом, когда девушка нашла необходимую сумму и хотела протянуть ему купюры, сказал:

— Ай-ай-ай, Мила, деньги я не возьму. Я помогу донести тебе сумки, с этими словами он выбрался из машины, хлопнул дверью, теперь даже если бы она запротестовала, стала бы что-то говорить, он все равно не расслышал бы ее, пробежал на другую сторону машины и успел подать руку Миле — та уже отворила дверцу и опустила обе ножки в снег.

Она была чуть ниже Сергея, но впечатление это могло оказаться обманчивым, потому что сантиметров пять ей давали каблуки на сапогах и два — меховая шапочка, которую она надела еще до того, как выбралась из автомобиля, чтобы уберечь волосы от снега. Но прическу шапка испортила.

Лампочка в прихожей была ватт 45 — не больше, да еще ее прикрывал стеклянный желтый абажур. Будь свет поярче, эта вспышка после темноты подъезда заставила бы зажмуриться. Из глаз потекли бы слезы, потом пришлось бы долго моргать и тереть их, словно туда бросили горсть песка, прежде чем пройдет резь.

— Положи пока сумки на пол. Я отнесу их на кухню. Ты хочешь есть? спросила Мила, расстегивая пальто.

— Да.

— Очень?

— Пожалуй, что да.

— Значит, будем есть пельмени. Их быстрее всего приготовить. Вообще готовить я не люблю. Дома обхожусь полуфабрикатами. Встречаются очень неплохие.

— Я не гурман. Привык есть что подадут. Однажды даже пришел в восторг от гороховой каши, сваренной из концентрата.

— Пельмени будут повкуснее, — успокоила его Мила, — раздевайся. Тапки поищи вон там, — она указала на две нижние полочки в шкафу, где выстроилась обувь.

Он забыл вытереть ботинки о коврик, который лежал перед дверью. Он просто не увидел его и теперь, когда снег, застрявший в рифленой подошве, начал таять, в прихожей натекла небольшая лужица.