Марик Лернер - Дорога без возврата
«Ловец» — анализатор химического состава жидких и твердых веществ. Многие вещества не просто отражают свет, но и заметным образом изменяют его спектр. Он находит изменения и на этой основе определяет химическую природу образца. Десять — пятнадцать секунд. Может определить множество различных веществ, яды и неприятные для организма вещества находит легко. В бытность мою начальником у Хищников один раз наркотики с помощью него нашли.
«Подгляд» — просвечивает не хуже рентгена, включая каменные стенки. Не на радиоактивности, а на звуковых сигналах работает. Вроде эхолота, но с картинкой на экране. Не надо лезть в закрытое помещение в поисках разного добра, все и так видно.
«Сундук». О, Первопредки! Восемьдесят две штуки. Совершенно бесполезная Вещь. Опа! Я натурально большой дурак. Премию Черепахе. Это они раньше были никому не нужны. Форму «Сундук» имеет самую разную, и больше всего — по своим функциям — похож на «Флягу». А может, это она и есть, только особая разновидность. Есть только серьезная разница: закрывается на цифровой замок, как сейф. Иногда еще и буквы на стенке с той же целью. Перебирать номера можно вечно и открыть практически невозможно. Сломать еще никому не удавалось. А в таких «Сундуках» еще со времен Войны может храниться все что угодно — от никому не нужного до страшно ценного. Шестьсот лет не срок. На равнинах есть несколько экземпляров «Сундуков», навечно закрытых, секретный код которых не знают. А теперь у нас появились компьютеры. Подключить — и пусть комбинации перебирают.
— Живой, — прервав мое занятное чтение, задумчиво сказала Даша и повернулась ко мне.
— А?
— А ты что думаешь о Боге?
— Ничего не думаю.
— Как это?
— Меня учили другому. Где-то там, — я ткнул рукой в небо, — после смерти тела собираются души. Это не такое… в виде того же человека с крылышками, который сидит и на арфе блямкает бесконечное множество лет. И не эта… Вальгалла… где собираются герои в бесконечном выпивоне и время от времени выходят подраться друг с другом или со своими земными врагами. А утром опять встают здоровые и снова квасят. Это просто скучно. И то, и другое. Бесконечно одно и то же. Душа — это твоя память и опыт в виде энергетического поля. После смерти тела все души собираются вместе, и опыт, память и знания становятся общими. Вот тогда они коллективно и решают, как ты жил. Больше было хорошего или плохого. От других при слиянии такое не скроешь. Они взвешивают тебя согласно законам, по которым ты жил, и выносят решение. Ты ж понимаешь, у разных народов можно по-разному относиться к одинаковым вещам. Для одних самоубийство грех, для других — доблесть.
Вот по твоей жизни и выносится решение. Обычно твои плохие и хорошие поступки на одном уровне находятся. Тогда ты снова можешь родиться, но памяти о прошлой жизни у тебя не будет. Тут есть масса разных нюансов и условий в зависимости оттого, что перевешивает. Могут спросить тебя, в ком ты хочешь возродиться, могут послать в ребенка твоего врага. Или в женщину, если ты был мужчиной и обижал противоположный пол. Считается, что для правильного понимания жизни тебе необходимо испытать на своей шкуре несправедливость. Если хорошие поступки намного превышают плохие, память о прошлой жизни сохранится. Тут опять же есть зависимость, сколько и о чем. Есть такие примеры. А вот если ты жил неправильно, то душа твоя просто распыляется и не возродится вновь.
— Но ведь это может быть неправильно, — подумав, сказала Даша. — Вот у кого-то принято родителей или детей в голодные годы выкидывать, обрекая тем самым на смерть. Это так в обычае. Значит, что? Они общим решением считают, что он праведник?
— У всего есть причина. Если такое делают, значит, на всех еды не хватает. Для нас это дикость, для них вполне нормально. Но вот если в тех местах с продуктами проблем не будет, они же перестанут такое делать?
— Ну да, наверное, — неуверенно сказала она.
— Значит, и не станет такой традиции, и следующее поколение уже не будет считать это нормальным. А тогда и решение будет соответствующее. Законы и традиции меняются в зависимости от происходящего. Что было нормально раньше — сейчас, вполне возможно, нет. И наоборот. Вот есть заповеди: не убей, не укради, не возжелай имущества или жены ближнего. Для меня это ерунда. Все зависит от того, кого и в какой ситуации убить или своровать. Что за бред подставить другую щеку? Сами христиане этого не делают. Напал на меня — значит, будь готов умереть. Уж как бы это некрасиво ни звучало, но если мои дети хотят есть, — теоретически, своих пока нет, — усмехнулся на Дашины поднятые брови, — я украду, и плевать мне, что это незаконно и наказывается. Мои дети для меня важнее. Пусть потом после смерти решают, что правильнее: дать своим детям умереть или украсть. Даже если чужим детям от этого будет плохо. Для себя я так решил.
Даша с сомнением покачала головой, но промолчала. Я же продолжил:
— А что касается возжелать и взять — это две разные вещи. Я могу смотреть с восхищением на чужую жену, и нормальной женщине это только понравится. Она для того одевалась и красилась, чтобы ею восхищались. Но вот трогать я ее не буду. Она чужая жена. И тоже с восхищением имуществом. Оно чужое, но почему я должен отворачиваться от коня соседа, а не восхищаться им? Потому что я могу взять себе? Это пусть христиане трясутся, если у них нет воли и уважения к чужому. Их бог заранее решил, что доверять своим верующим нельзя. Все они нарушат его заповеди, дай только увидеть. Впрочем, — помолчав, добавил я, — я, естественно, упрощал. В жизни все всегда сложнее. Но эти вопросы — про Душу и веру — надо решать со специалистами. А я простой парень, и не стоит со мной это обсуждать.
— Впереди много домов, — сообщила «Говорилка».
— Это Варшава, — оживилась Даша, — Летчик, возвращайся и садись на палубу.
Об этом мы давно договорились. Незачем было светиться лишний раз. Заодно и профилактику проведем, пока стоять будем.
Через четверть часа он появился, сделал круг и, выпустив парашют, точно опустился на палубу. Из трюма начали выползать остальные члены экспедиции. Хоть и маленькое, но развлечение. Второй из двух основных центров славянской цивилизации. Вопреки названию, здесь проживали не одни поляки. Были в большом количестве чехи, словаки, хорваты, украинские униаты. Все считающие себя католиками или имеющие претензии к православным и бывшим советским, куда относились в основном русские. Оба центра имели вечные проблемы в общении, перенеся земные счеты со вкусом и удовольствием в далекий космос. Все считали себя ничем не хуже соседей. Наоборот, они-то как раз и есть самые правильные.
На правом берегу Дуная были в основном жилые кварталы, на левом — угольные карьеры и производство. Там была построена целая промзона, причем имелся отдельный грузовой порт и по соседству квартал для приезжих. В саму Новую Варшаву чужаков не слишком стремились пускать. Прямого запрета не было, но вполне могли отказаться обслуживать в магазинах, не сдавали жилье и очень часто делали вид, что не понимают русского языка, который в Зоне выполнял функции, что называется, языка международного общения.
Рейдеры дружной компанией засобирались в ближайший кабак, оставляя на борту Дядю, никогда не проявляющего интереса к подобным мероприятиям. Черепаха заявила, что ей эти развлечения неинтересны и лучше она поспит в компании с волками и Красоткой, а потом сменит Дядю.
Я настроился проверять Летчика, хотя особой нужды в этом не было. Он сам моментально сообщал о любых подозрениях в своем самочувствии. Это ведь не просто механизм, а его тело. Кому и знать о неполадках, как не самому самолету. Тут ко мне подошла Даша и, помявшись, сказала просительно:
— Живой, а ты не можешь меня проводить? У меня дядя живет недалеко, брат матери, а Рафик не хочет одну отпускать.
Я оглянулся на него. Рафик кивнул и развел руками. Вроде поступай как хочешь.
— Почему нет? Когда еще удастся на город посмотреть…
Она радостно улыбнулась:
— Так я тебя жду у трапа, сейчас только подарки возьму, — и побежала в трюм.
Ну мне собираться особо не надо. Майку и рубашку сменил на свежие, все-таки в гости идем. Дело к вечеру, так что куртка нужна. Даже днем не сильно жарко. Критически посмотрел на обувку, но подумал — и так сойдет. Поколебался, но решил, что без эсвэдэшки можно и обойтись, в городе винтовка не потребуется, только мешать будет. Вот ножи с «узи» и «стечкиным» оставить даже не подумал. Под свободной курткой не выпирают, а гулять по незнакомому месту без оружия не в привычках Народа.
Даша прибежала в платье, сменив свой вечный комбинезон. Специалиста по моде и тканям из меня пока не воспитали, но смотрелось очень мило. Приятного голубого цвета, выгодно подчеркивающее все прелести ее фигуры. Совсем по-другому смотрится, чем в комбезе. Хотя и в нем Даша очень даже приятно смотрится. Вот надеть на мужика — так обязательно мешком висит, а колени пузырятся. А у нее где надо приталено, где надо ушито, и на улице на нее оглядываются. Подобная магия является чисто женской, и нам, мужчинам, недоступна.
