Алексей Корепанов - Оружие Аполлона
– Не бойся, я не на службе, – произнес он и сел напротив, не сводя с нее глаз.
Не хватало еще, чтобы она вздумала стрелять.
Крис положил руки на стол и сцепил пальцы, чтобы веронка видела: он не намерен ничего предпринимать. Правда, она могла подумать другое, поэтому Габлер продолжил:
– И группу захвата сюда не вызвал. Просто случайно тебя тут увидел… Ну и вот… Решил поговорить.
Акимжанов молча смотрела на него, поджав губы, и ее зеленые глаза сделались темными.
– Я знаю, как тебя зовут, если, конечно, это твое настоящее имя… А я тебе тогда, в Твери, не представился. И напарнику твоему. Зовут меня Кристиан… Извини еще раз, что пришлось тебя ударить… Но все-таки, думаю, я этот неприятный факт уравновесил другим… – Габлер сделал паузу, ожидая, что она задаст вопрос. Однако веронка продолжала молчать, по-прежнему сжимая в руке стакан, и он пояснил: – Отнес тебя и твоего напарника к воротам лечебницы «Сейнт Анна» и позвонил медикам, чтобы они вас забрали.
Ему показалось, что веронка чуть вздрогнула. Во всяком случае, напиток в стакане колыхнулся.
Крис помолчал немного и вновь заговорил:
– Иначе кто знает… Может, вас и не спасли бы. Вот такие дела, мистрис Лили…
Он бросил взгляд на массив Октагона, расцепил пальцы и легонько забарабанил по столу.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – наконец подала голос веронка. И прозвучал он резковато.
Габлер чуть пожал плечами и ответил:
– Не знаю… Наверное, чтобы не оставаться безымянным спасителем. – Он усмехнулся. – Тщеславие взыграло… А ты, я так понимаю, медиков не отблагодарила. Как это раньше называлось: «уйти по-английски»?
Веронка аккуратно поставила стакан и подалась к нему, почти навалившись грудью на сложенные на столе руки:
– Я не знаю, что такое «уйти по-английски», но ты ошибаешься… Кристиан. Мы их отблагодарили… Тем, что оставили в живых… Будут еще вопросы? Все-таки ждешь… группу захвата? Тянешь время?
– Нет, – медленно помотал головой Габлер. – Я же сказал: я не на службе. Вообще уже не на службе… В вольном, как говорится, полете. Как выразился бы мой приятель Гамлет, лечу, куда хочу, сажусь, когда устану, когда хочу – кричу, когда хочу – молчу, и в стаю лезть не стану…
Глаза веронки сузились:
– Дослужился?
– Да, можно и так сказать, Лили… Ничего, что я тебя так называю?
– Это и есть мое имя. – Лицо веронки словно немного оттаяло. – Провалил задание?
Габлер помолчал и, вытянув правую руку, положил ее на стол ладонью вверх. Посмотрел в изумрудные глаза и произнес:
– Вот эту руку пару с лишним часов назад пожимал не кто-нибудь, а лично мистер Аллен Сюрре, Император Ромы Юниона Цезар Юлий. Со словами благодарности и обещанием устроить мою судьбу наилучшим образом. Вон там пожимал. – Он кивнул на Октагон. – В присутствии самых приближенных грэндов.
Лили Акимжанов долго молчала, глядя на ладонь Криса, словно пыталась отыскать там какие-то особые знаки. Наконец подняла глаза на него:
– И?…
Левой рукой Габлер взял салфетку, медленно и тщательно вытер правую ладонь, смял салфетку и положил на стол.
– Вот и все…
– Почему? – все так же коротко спросила веронка.
– Не люблю иметь дело с обманщиками, – хмуро ответил Габлер и с силой потер ладони. – И ладно, если нечестную игру ведут только против тебя, но когда… – Он не договорил.
– И что теперь?
– А что теперь?… Я же говорю: лечу, куда хочу.
– Могут сбить, – заметила Лили. – Не боишься?
Габлер удивленно посмотрел на нее:
– Кто? И зачем? Я не та птица, чтобы меня сбивать. Улетела, и простыней дорожка…
– Скатертью…
– Что?
– Дорожка – скатертью. Кажется, именно так раньше говорили. И это, между прочим, вовсе не доброе пожелание.
– А-а, ерунда все это! – махнул рукой Крис. – Просто неточно выразился. Короче, потерялся, как в Стафле говорят, и никому ты даром не нужен. Не той величины потеря…
– Ну… Тебе виднее… – Веронка помолчала, без нужды переставила стакан, бросила на Габлера быстрый взгляд. – Я теперь тоже… в свободном полете, как ты говоришь… Им, оказывается, просто власть нужна, и больше ничего… Начали делить… Ее еще нет, а уже начали…
– Понятно…
Разговор иссяк, но Габлеру не хотелось уходить. Уже завтра нужно было как-то продолжать жить, а как именно – он понятия не имел. И все не решался основательно подумать об этом.
– Ты знаешь, кто такие служители Беллизона? – неожиданно для себя спросил он.
– Беллизона? – переспросила веронка. – Кажется, что-то знакомое… Беллизон…
– Это бог беллизонцев, – пояснил Крис. – С Нова-Марса.
– А, беллизонцы… Слышала о таких. И что?
– Они тоже за выход из Империи. Не хотят ни с кем делить свою планету.
– Значит, кто-то из их верхушки захотел побольше власти, – убежденно сказала Лили. – Я из риголов, и фамилию должна была бы иметь другую: Ригол-Тилс-Веере-Мьон. Все наши фамилии начинаются с названия нашего народа. Но с такой фамилией тебе в жизни места нет. – Она горько усмехнулась уголками губ. – Нет такого народа…
И вновь у Габлера всплыло воспоминание о спорах прадеда Хенрика с его, Криса, отцом за бутылкой вина в дальней комнате. Он отчетливо услышал громкий раздраженный голос прадеда, словно перенесся в детство, в родной дом в Супергольме:
«А ты хоть что-то знаешь о риголах? Система Вертумна, планета Роуз. Роуз! Слышал о такой? Ты знаешь, как эти риголы дрались против колонистов? И что? Их просто стерли с лица планеты! Это что – нормально?…»
И хоть Шацкий и отрицал, что на Роузе было применено «геофизическое оружие», но вряд ли он говорил правду.
Стерли с лица планеты… Значит, не всех стерли… И те, кого не стерли, не желали прощать это Империи. И вошли в состав «Вероны». А лидеры ее, по словам Лили Акимжанов, думали только о власти. Если ей верить… А почему не верить?
– Нет такого народа, – повторила Лили. – А я надеялась, что будет… Очень надеялась… Но им это не нужно. Они заняты совсем другим… А нас используют, как… – Лили мрачно кивнула на скомканную Габлером салфетку. – Я в эти игры больше не играю…
– Так что же это выходит… – задумчиво начал Крис. – Я родился на Форпосте. И мои родители тоже. И их родители… Это их родина, и моя тоже. Другой у меня нет… Но ларки жили там раньше. Значит, что? Планета остается ларкам и прочим автохтонам, а все остальные… Куда все остальные?
– Не знаю… Все это с ходу, за день или даже год, не решается. Но начинать надо. Никуда от этого не деться.
– Получается, что каждый желает обособиться, замкнуться в своем мире и чужих не пускать?
Лили дернула плечом:
– Почему не пускать? Пускать… В гости…
Габлер поднял на нее глаза и медленно спросил:
– А зачем тогда Империя?
– А зачем тогда Империя? – эхом откликнулась риголка Лили Акимжанов. – Я сдаваться не собираюсь, и летать тоже буду. Только в другой стае…
Они сидели и молчали, глядя сквозь прозрачную стену на чудовищную гору Октагона, вздыбившуюся над столицей. Над планетой. Над системой Юпитера. Над всеми тридцатью тремя планетными системами Империи Рома Юнион.
– Ладно, я пойду, – наконец сказал Габлер. – Подумаю о направлении полета. Удачи тебе, Лили.
– Тебе тоже… Кристиан. Дай мне свой номер, на всякий случай… Если ты не против…
– Я против другого, – усмехнулся Габлер и достал из набедренного кармана джинсов унидеск.
Когда дверь перед ним открылась, он оглянулся. Риголка сидела, повернувшись к выходу, и смотрела на него. Он еле заметно кивнул и шагнул в дверной проем.
Вечерело. Людей и уникаров на улицах, кажется, стало еще больше. Сердце Империи продолжало биться без перебоев. Домой идти не хотелось – никто там его не ждал, – и Габлер побрел к Тибру, квартал за кварталом, скользя взглядом по лицам и не находя среди них ни одного, знакомого хоть чуть-чуть. Это были чужие лица. В голове звучал пьяноватый голос Гамлета Мхитаряна:
Я лишний в этом городе чужом,Я одинок среди толпы гудящей,Я одинок, как путник в темной чаще,Я – словно грудь, пробитая ножом…
Брожу по улицам, пока не выйдет срок…Услышьте, люди, зов души скорбящей!Я одинок, как путник в темной чаще.Я – одинок…
В прибрежном парке было тихо и, по сравнению с улицами и площадями, – почти пустынно. Извилистые дорожки, выложенные разноцветными, чуть светящимися плитками, разбегались в разные стороны под деревьями, огибая кусты, взбираясь на мостики над ручьями, окольцовывая фонтаны и вездесущие плиты с мудрыми изречениями древних. Цветы здесь росли прямо на лужайках, по траве бегали какие-то рыжие пушистые зверьки, похожие на белок, но с короткими хвостами, в густой листве копошились птицы, устраиваясь на ночлег. Тут было полным-полно скамеек, и Крис, не дойдя до набережной, устроился на одной из них, под раскидистым древесным великаном, который вздымался из фигурно подстриженного кустарника. Перед ним, по другую сторону дорожки, тоже зеленели кусты, похожие на разбросанные по лугу большие мохнатые шары. А еще дальше возвышался поросший деревьями холм – с его вершины уходила к Тибру невидимая отсюда роллер-трасса для любителей острых ощущений.
