Дмитрий Казаков - Идеальное отражение
Но я поспешно одёрнул себя — ещё не хватало встать на точку зрения собственного отражения!
«Ты убил Колючего!» — вмешался в разговор Синдбад.
«Я просто наткнулся на него в Лабиринте. И что мне оставалось делать?»
«Мультипликатор» полыхал, словно огромный призрачный факел, потоки искр устремились вверх и в стороны, к земле летели полчища снежинок. А я участвовал в бредовой, почти шизофренической беседе с тем, кто в какой-то, и в очень большой степени являлся мной.
Многие люди ведут диалоги с собой, но это всё же не совсем то.
«Ещё немного, и он бы сам выстрелил в меня, — продолжал дубль. — Я тоже человек, и я хочу жить!»
Вот тут он переиграл — в словах ли, в интонации ли, но мне послышалась фальшь.
«Все хотят жить, и все умирают, — сказал я. — Если не хочешь, чтобы тебя убили мы — сам выстрели себе в голову. Я успокоюсь и отступлюсь, только когда буду убеждён, что ты подох».
«Но почему? Пропустите меня к ловушке, я войду в неё и исчезну! Я выполнил своё предназначение в этом мире. Я сгину, и все твои проблемы, брат Лис, будут решены, и ты вернёшься к прежней жизни!»
Этот засранец, стоило признать, умел быть убедительным, почти как я, а назвал он меня точно так же, как я сам порой именовал себя, и произнёс эти два слова с моими интонациями.
«Вон там на востоке есть «Электрогейзер», — сообщил Синдбад. — Хочешь покинуть этот мир, подойди к нему поближе. А «Мультипликатор» тебя не убьёт, он изготовит ещё одну копию моего друга Лиса. И что мы будем делать, если вас станет трое? С одним-то хлопот полон рот…»
Тут мои импланты уловили далеко на северо-западе, в направлении Соснового Бора, движение: кто-то шёл в нашу сторону, то ли на помощь дублю, то для того, дабы проверить, что тут за стрельба и иллюминация.
Пора было заканчивать спектакль.
Мой двойник что-то ещё говорил, но я уже не слушал его — побеседовали немного, и хватит.
«Синдбад, вперёд!» — скомандовал я, открывая огонь.
Да, это было не очень порядочно — палить в того, кто пытается с тобой договориться, но с другой стороны, мы не заключали перемирия и никаких обещаний врагу не давали.
Бритоголовый поднялся из снега, а дубль осёкся на полуслове.
Теперь он даже не мог отступить, обратиться в бегство, не подставив нам спину, и ему оставалось одно — сражаться.
— Отлично… — прошептал я, когда Синдбад пробежал очередной отрезок и заговорил его «карташ».
Я рванул с места, изображая хромоногого спринтера, и вдруг осознал, что теряю контроль над собственным телом. Перед глазами поплыло, сигналы от имплантов перестали ощущаться, и знакомый серый туман возник на краю зрения. Всё ясно, я подошёл слишком близко к дублю, и наши внутренние информационные системы начали взаимодействовать.
Стоит мне поддаться, ослабеть, и они сольются в одну…
— Не-е-ет! — заорал я, до крови прикусывая губу. — Только не сейчас!
— Ты куда?! — завопил Синдбад, и я понял, что промчался мимо того места, где должен был залечь, и продолжаю бежать туда, где возится, пытаясь встать, человек в потрепанной броне.
В той броне, что ещё трое суток назад была моей!
Будь дубль в порядке, он бы срезал меня одной очередью, но он испытывал то же чувство раздвоенности. Я видел, как трясутся его руки, как ходит ходуном зажатый в них «Шторм», как мотается туда-сюда голова.
На мгновение я перестал видеть что-либо вокруг, превратился в облачко газа, плывущее где-то в неведомых безднах, в коммутатор, через который проходят два разнонаправленных, перебивающих друг друга потока мыслей:
«…надо подняться… Не падай, сука!… Всего триста метров, может, я успею?… Где эта чёртова «мегера»?… Путь должен быть пройден до конца… Ты сдохнешь, падаль, даже если…»
В этот момент я знал, что дубль не врал нам, что он и вправду полагал, будто, войдя в породивший его «Мультипликатор», сгинет без следа. Но это не означало, что он прав, что у тех, кто создал и запрограммировал похожую на меня марионетку, на самом деле такие планы.
Им вполне могло понадобиться ещё одно идеальное отражение…
Что-то холодное и колючее со всего размаху ударило меня в лицо, и я сообразил, что упал лицом вперёд.
— Лис!!! — донёсся издалека отчаянный вопль Синдбада.
Я поднял голову и обнаружил, что дубль стоит в нескольких метрах от меня — высокий и тощий, на правой щеке небольшой шрам, а нос вызывающе торчит. В этот момент мне показалось, что я и в самом деле смотрюсь в зеркало, в необычное, волшебное зеркало, которое лежащего человека показывает стоящим.
Человека… Человека ли?…
Дубль улыбнулся украденной у меня улыбкой и начал поднимать ИПП, не обращая внимания на свистящие вокруг пули. Синдбад в этот момент, похоже, настолько поддался эмоциям, что утратил всякое представление о том, что такое спокойная, меткая стрельба.
Или он тоже смотрел в лицо тому, кто был его целью, и не мог заставить себя попасть?
Я с необычайной чёткостью видел, как дрожит палец, лежащий на спусковом сенсоре, как недоумение, смешанное со злостью, стоит в карих глазах, которые я с самого детства наблюдал в зеркале. И ещё я боролся с оцепеневшим, утратившим подвижность телом, тяжёлым, как сырая колода, пытался вернуть жизнь в застывшие мускулы, чтобы перекатиться в сторону, вскинуть «мегеру»…
И в один момент у меня всё получилось.
Заскрипел снег, набиваясь в щели боевого костюма…
Фигура дубля перевернулась в моих глазах…
Он вроде бы сделал какое-то нелепое, корявое движение, направляя «Шторм» куда-то вверх…
Я закрыл глаза и выстрелил.
Проникавшие под опущенные веки голубоватые отсветы погасли, и я понял, что «Мультипликатор» погас. А в следующий момент на меня гигантским, усеянным шипами и зазубринами молотом обрушилась боль. Смяла в лепёшку и швырнула в чёрный водоворот из ядовитой, кипящей, зловонной жидкости.
Меня крутило и мотало, разрывало на части и собирало вновь, будто во время перехода через гипертоннель, но только в этот раз я находился в полном сознании и мог оценить все «прелести» мучений. Мне казалось, что сейчас я не выдержу и сдохну, через мою голову проносились водопады видений — воспоминания из прошлого, события последних дней, какие-то вовсе незнакомые картинки.
Вдобавок ко всему я чувствовал странные, пульсирующие мысли, ощущал, как рядом постепенно угасает, умирает нечто, одновременно являющееся моей частью и невероятно чужеродное.
Что-то ударило меня по лицу, и я вывалился в обычный мир.
— Жив? — спросил Синдбад, занося руку для новой пощечины.
— Да, — скорее выдохнул, чем произнёс я. — Что… с ним?
Меня трясло, как в лихорадке, по телу гуляли волны ломоты, и непорядок наблюдался в имплантах — каждый выдавал сообщение о фатальной ошибке и при этом продолжал работать.
— Мёртв. Ты отстрелил ему ноги, а после такого выжить крайне сложно.
— Да? — Люди, шагавшие к нам с северо-запада, приблизились, и я смог определить, что их четверо, и что вооружены они «мегерами». — Надо спрятаться… сюда идут праведники…
— Проклятье! Но куда? — Синдбад принялся озираться.
— Юго-восток… подальше… чтобы убраться отсюда…
На ноги я смог подняться, а вот дальше сознание начало чудить, и восприятие разбилось на фрагменты: вот дубль лежит на снегу, напоминая разбитое на куски отражение — ноги отдельно, торс и голова отдельно, живота вообще нет, а всё вокруг залито кровью; вот мы тащимся по сугробам, идём торопливо, напрягая последние силы, и ногу мою дёргает болью; а вот мы уже валяемся в ложбине, а над нами, на холмике, возвышается убелённый метелью силуэт бронезавра…
— Ты их видишь? Видишь? — спрашивает меня Синдбад.
Я хочу ответить: «Да», поскольку импланты позволяют следить за четырьмя праведниками, приближающимися сейчас к телу дубля, но не могу, так как язык меня не слушается.
Я только понимаю, что они нас не видят, и это значит, что среди них нет проводника, и это хорошо. Напрягаюсь до хруста в шее, возвращаю себе контроль над мускулами и киваю, надеясь, что Синдбад это заметил.
Новый провал, и выясняется, что спутник тормошит меня, пытаясь поднять, и бормочет:
— Не спи, замёрзнешь. Сейчас зима, или ты забыл?
— Рыжим море по колено, — отвечаю я и тут прихожу в себя. — Ф-ф-фух…
Реальность бьёт меня по башке не так яростно, как глюки, но тоже весьма ощутимо: глубокая ночь, снег продолжает идти, свистит ветер, и в окрестностях никого нет.
— Мать моя… — шепчу я, обнаруживая, что с момента боя с дублем прошло три часа. — Они ушли?
— Вроде как да. Я хотел бы у тебя уточнить.
— Пойдём, посмотрим, что с ним. — Я поднимаюсь на ноги.
Конечности слушаются меня с трудом, но всё же слушаются, и мысли текут пусть вяло, но связно. Я шагаю неспешно, дышу полной грудью и с каждым вдохом-выходом понемногу прихожу в себя.
