Василий Орехов - Зона поражения
— И не без оснований рассматривает.
— Безусловно. Только первыми на нашу территорию проникли они, сделав Зону совершенно непригодной для жизни людей. Пойми, Хемуль, мы не нападаем, мы обороняемся.
— Ясно.
— Мы с тобой обороняемся, Хемуль. Именно мы с тобой. Не абстрактные мы, не лицемерный зажравшийся Запад и не имперская тоталитарная Россия. Мы с тобой, Хемуль. Человечество.
— Я сейчас зарыдаю.
— Кстати, что касается денег для проводника… Я думаю, исходя из случившихся форс‑мажоров, плату вполне можно поднять еще. Допустим, удвоить последнюю цифру, а? Сафари получилось слишком опасным, и не по твоей вине, сталкер.
— Очень заманчиво. — Прищурившись, я посмотрел на него. Дурак ты, полковник. Пацан зеленый, хоть мы с тобой и одного возраста. Какое, к дьяволу, удвоить?! Нам бы до утра дожить, а ты все играешь в свои психологические игрушки, покупаешь мою лояльность. Дешево покупаешь. На тот свет я твои деньги не унесу.
Прошло полчаса. Бюреры осознали тщетность своих попыток продолбиться к нам через стену и бросили их, но гвалт из коридора по‑прежнему просачивался в помещение. Мы сидели, заточенные в бетонном каземате — кто за столом, кто просто на полу, — и молчали, размышляя каждый о своем, готовые к длительной тоскливой осаде.
— Кто такие Хозяева Зоны? Это люди или инопланетяне какие‑нибудь? — спросил я, когда молчать стало невмоготу.
— Когда‑то они были людьми, — проговорил Стеценко. — Бывшие уголовники, смертники, которые вместо казни согласились участвовать в качестве материала в военных экспериментах по созданию коллективного разума… В общем, у нас очень мало информации. Несколько наших операций в Зоне были сорваны. Мы потеряли здесь восемь опытных агентов. Пока Хозяева переигрывают нас по всем статьям. Нам ни в коем случае нельзя было засветиться — слишком много игроков топчется на этом маленьком пятачке. Мы нашли общий язык с ЦРУ, поскольку наши интересы в принципе совпали, но не факт, что нашей экспедиции не ставит палки в колеса МОССАД, или террористический интернационал, или колумбийская мафия, или и те, и другие, и третьи, и еще четвертые, и пятые, и шестые. Слишком много интересов пересекается в этой точке пространства, слишком многих интересуют открывающиеся здесь возможности, а дыр в системе безопасности видимо‑невидимо. Да и как им не быть, если Зона постоянно расползается и защитные линии приходится все время обновлять…
Я повернулся к Донахью, который устало прислонился к сейфу.
— Вы‑то, ребята, какого черта ввязались в эти шпионские игры? — спросил я. — Камачо понятно, а вам зачем это понадобилось?
Донахью утомленно закрыл глаза.
— Мы решили, что это будет интересно и даже забавно.
— Ну и как оно — забавно? — ядовито осведомился я.
— Уже не очень. Но по‑прежнему интересно.
— Хе‑Хе — ваш агент? — снова обратился я к Андрею.
— Да, — ответил тот. — Это он настоятельно порекомендовал нам тебя.
Похоже, Стеценко решил, что честность в отношении меня — лучшая политика. Или, может быть, он не собирается оставлять меня в живых, если нам удастся выбраться из катакомб и дотянуть до Периметра?..
— Сука, — с сожалением произнес я. — Когда Доктор его вылечит, убью гниду.
Ну, правильно. Как Хе‑Хе нежно, ненавязчиво подталкивал меня к Темной долине по заказу своих кураторов, старался сделать ее одним из первых мест, куда следует заглянуть. А я, дурак, полагал, что разрабатываю маршрут по собственному разумению, лишь изредка соглашаясь с его подсказками. Еще и злился, что он подсказывает вроде бы самоочевидные вещи. А ведь если бы не он, так бы я их и таскал по всей Зоне и в долину повел бы уже совсем под конец, как и вышло в конечном итоге. Им же это было не с руки: Зона — все‑таки не парк для прогулок и даже не колумбийские джунгли, здесь может случиться что угодно. Оно и случилось — мы остались без Хе‑Хе. Я уверен, что если бы мы добрались до Темной долины в полном составе, этот змей сумел бы затащить меня в подземные тоннели таким образом, что я так ни о чем бы и не догадался. Однако мой второй номер выбыл из игры, и осиротевшим охотникам пришлось неуклюже импровизировать на месте.
Вздохнув, я поудобнее расположился за столом. Теперь нам оставалось только ждать.
Глава 18 БЮРЕРЫ
Прошло уже несколько часов с тех пор, как погибли Пустельга и Камачо. Время тянулось тягостно и мучительно. Разговаривать больше не хотелось, к тому же американцы и Стеценко демонстративно старались не замечать друг друга.
— Тихо! — вдруг встрепенулся Андрей. — Слышите?
Да, я тоже обратил внимание: гвалт и возня за стеной вдруг усилились, затем начали удаляться, пока не смолкли совсем.
— Ушли или хитрят? — быстро поинтересовался Стеценко.
— Кто же их знает… — с сомнением проговорил я.
Я подошел к двери, приложил ухо к железному люку.
Ничего.
Бюреры — хреновые охотники, они не умеют таиться и выжидать, их всегда выдает негромкое бормотание, хихиканье и постоянная беготня. И если рядом ничего не слышно, то можно быть уверенным, что их рядом и нет. Впрочем, сегодня нельзя быть уверенным абсолютно ни в чем.
— Их мог прогнать выброс, — сказал я. — Видали, какой мощный был? Какие‑нибудь излучения или инфразвук.
— И что? Попробуем выглянуть наружу?
Я окинул взглядом остатки своей команды. Американцы внимательно смотрели на меня. Сгеценко смотрел на дверь.
— Здесь нам все равно верная смерть, — произнес я. — Прорываться надо по‑любому. И лучше всего это делать, пока бюреров в окрестностях немного.
— Ясное дело, — отозвался Стеценко.
— Андрей, откручивай затвор, — распорядился я. — Нежно. Я выгляну наружу. По первому же знаку закрывай дверь ко всем чертям.
Стеценко уселся за пульт у дверей и отключил запирающую электронику. Вакуум‑затвор дрогнул и слегка подался. Мы сделали небольшую паузу, но радостного верещания карликов снаружи так и не донеслось. Некоторое время я напряженно вслушивался в тишину, затем подал знак Галлахеру и Донахью откручивать затворный штурвал.
Вакуум‑затвор дрогнул и пополз в сторону.
На всякий случай я сначала сунул в образовавшуюся щель ствол автомата. Никто не попытался вырвать его у меня из рук. Тогда я убрал автомат и высунул в коридор голову, быстро покрутил ею по сторонам. Похоже, карликов поблизости действительно не было. Противоположная стена была заляпана мутной кровью и брызгами мозгов. Трупов бюреров в коридоре не оказалось — собратья забрали их с собой либо сожрали на месте. Не в их привычках бросать столько дармового мяса.
Держа оружие наготове, я осторожно протиснулся в щель, прижался спиной к стене, стараясь периферическим зрением удерживать одновременно оба конца коридора. В коридоре было тихо, не угадывалось ни малейшего шевеления. И ладушки!
— Быстро! — зашипел я. — Скорее, пока они не вернулись!
Стеценко и Галлахер выскочили из бетонного склепа как ошпаренные. Донахью высунул голову наружу и зашептал:
— Хемуль, я не могу оставить Альваро здесь! Его надо похоронить по‑христиански!
— Слушай, сейчас нас тут всех похоронят! — вполголоса зарычал я. — Мартин, я все понимаю, но сейчас не время сопли размазывать!
Донахью сдался. Он, похоже, и сам понимал, что хватил лишнего, и выступил только для очистки собственной совести. Типа сделал все, что мог, но не сумел преодолеть обстоятельств. Для американцев такие психологические трюки почему‑то очень важны.
Я повел остатки своей группы к другому выходу из катакомб — через тот, что засыпал Акулья Пасть, мы, разумеется, выйти уже не могли. Осторожно, перебежками, останавливаясь возле каждого дверного проема или перпендикулярного коридора, внимательно прислушиваясь, стараясь не выдать себя ни малейшим звуком, мы понемногу приближались к свободе. Бюреры словно разом провалились в преисподнюю. Я не мог поверить, я боялся поверить себе, что путь наверх открыт.
Правильно боялся. Луч моего фонаря внезапно уперся в наклонную стену из кусков бетона, грунта и песка, намертво перегородившую тоннель. От последнего, особо мощного выброса просела почва, и в некоторых местах не выдержали даже мощные перекрытия бункера.
— Назад, — мрачно скомандовал я.
Мы вернулись к перекрестку и двинулись по перпендикулярному тоннелю. И через некоторое время снова уткнулись в свежую осыпь.
Знакомая волна удушья начала подниматься из глубины груди. Не имело значения, что лабиринт тоннелей был довольно обширным и просторным — похоже, мы оказались замурованы в нем заживо. Клаустрофобия снова стучалась в сознание.
Мотнув головой, я повел команду в обход. Тут столько коридоров, должен же быть хоть один выход на поверхность, засыпанный хотя бы наполовину… Я нервничал все сильнее и сильнее: мы все больше углублялись на незнакомую мне территорию, а карта катакомб осталась на компьютере Камачо, который утащили с собой карлики‑клептоманы. Мы вполне могли заблудиться здесь и составить компанию безумному военному сталкеру.
