Плетения конфедерации - Антон Чернов
А давать какой-то пакости жрать три десятка человек — я не собираюсь, блин. И ещё паскудно так, с расстановочкой, чтоб её.
Так что подогнали мы Трак поближе к каравану и стали думать-пробовать. Точнее, Зелёнка — думать и за меня волноваться. А я — её успокаивать и пробовать.
27. Отель «У мёртвых гнумов»
Для начала, я занимался откровенной хернёй. С полчаса где-то. Больше мне моё всё не позволило — ночь приближалась, а в то, что караванные смогут не спать — не была уверена ни Ленка, ни я. Всё же пакость из снов их «зацепила» так что, для гарантии, стоило вопрос до ночи решить.
Суть херни заключалась в том, что я пыжился, пучил буркалы и лапами махал. А зелёная вредина меня подбадривала, блин.
Но через полчаса до меня дошло. Мне НЕ НУЖНО пытаться колдунствовать и тросами махать. Всё, что нужно — желать. Они у меня довольно чувствительные, собственно, с байком трос прекрасно справился, причём я принципа работы троса-привода длительное время просто не знал.
И желать не «сделать», а желать конченого результата. И стал я, выпучив для порядка буркалы, желать добраться до смутно ощущаемой пакости. И её в клочья порвать, не без этого.
Тросы на это желание, потупив-потормозив с минуту, откликнулись. Не словами, а знакомой эмоцией, со смысловым наполнением. В смысле: «хозяина, а оно тебе нада?»
После «нады» возникла довольно занятная ситуёвина. Я стал хотеть спать, точнее тросы начали меня усыплять.
Встряхнувшись и попаниковав для порядка, я привычно и скорбно констатировал, что мне «не паникуется».
— Это наиболее рационально, Кащей, — выслушав мои жалобы на всеобщее гадство и отсутствие пристойной паники, выдала Зелёнка. — Тело твоё материально и, в общем — уязвимо. Хоть ты и бессмертный.
— Ну в общем — да. Чего мне только отращивать не приходилось. Нудное занятие, и больно вообще-то, хоть мне и относительно пофиг, — признал я.
— Угу. И тащить в небывальщину его — бессмысленно. Ты уже там есть. А тело в материи — просто лишается сознания.
— Засыпает, — дошло до меня, под довольные кивки Зелёнки. — А я во сне не того? При обычном сне.
— Думаю — не того, — подумав, выдала Зелёнка. — Разве что на полшишечки, — захихикала зелёная вредина. — Мозг-то тоже спит, и сны нормальные есть. Насколько это совмещено — не знаю. Но ты в небывальщине во сне точно не полноценно «живёшь».
— А именно наполшишечки, иначе не скажешь, — констатировал я. — Ладно, тогда я гибернировать туловищем. Ночи, Лен.
— Хороших снов, Кащей, — улыбнулась Зелёнка.
Поле чего стал я опять активно желать фигню гадкую порвать на лоскуты. Тросы потупили, но засыпать я стал без просыпаний. Точнее… да не хрена это был не сон, прямо скажем. Туловище просто отрубилось, а я тут же открыл глаза… в хрени.
Хрень была странная, я был странный, да всё вокруг было странным. Но этакий… да глупости. Не было никакого «канала связи». Было чёткое ощущение, что вот я могу сейчас открыть глаза. И встать и пойти, с Зелёнкой… это куда-то меня не туда, занесло. Точнее — туда, но несвоевременно.
И… навереное из-за места моего пребывания. Баланс тела-тросы смещён, контроль, куча всяких вещей «поплыло». Ну и хрен с ним, логично усмехнулся я, начав, для начала, разбираться с собой.
А сам я был этакой химерой. Причём, очевидно, между таллидом и Кащеем. Потому как ниже пояса плавно колебались сходящие на конус полоски стали. Не тросы, нужно отметить.
Это я, получается, такой кручёный и хитровывернутый. Но ладно, а вот выше полосок — сухощавый и мускулистый торс, с сероватой кожей. И геометрическим чёрным узором на теле, в виде… канатов. Сплетающихся в меандры и прочие геометрические узоры. Занятно, отметил я, пощупав четыре стальных рога-короны, торчащих из башки.
— И нос спёрли, — отметил я, сведя глаза на переносице.
Она — была. А вот носяру не завезли, то есть какое-то недоразумение, прикрывающее ноздри, было, но носом это и не назвать. Посмотреть бы, пооглядывался я.
Округа, в целом, была довольно… не знаю, сюрреалистично-бредовой. Летучие глаза, некоторые из которых на мою персону с интересом пырились. Причём не круглые, а конусообразные, с рисунком и гладкой кожурой на заднице. Растения всякие совершенно непонятные, всех цветов радуги, хотя преобладали зелёные и красные цвета. При этом отдельные дубы-берёзки и цветочки смотрелись ещё большим сюром.
Ну ромашка чуть ли не в десяток метров — точно.
Поверхность окрестностей изгибалась углом на тридцать градусов, до горизонта. И судя по копошениям и воде — чувствовало себя всё «под углом» не хуже, чем «прямо». И куски пространства, именно пространства, под углом к уже двум поверхностям. И бледно-многоцветные переливы света.
Так, ладно, это у нас сон, точнее — та часть небывальщины, которая как-то со сном связана. И очень она небывальская. И прикольная, отметил я какой-то сорняк, принявший при моём приближении вид Зелёнки в очень интересной позе. А колёр у него и так почти подходящий был, хех.
Но жить тут не стоит: свихнусь нахрен. Больше, чем есть. И полетел я зеркальному водопаду, бьющему в зенит. Сказать, что в небо — не выходило. Потому что этого неба толком-то и не было.
Полюбовался я своей небывальской рожей. Ну-у-у… в теле я девчонкам больше нравлюсь, факт. Хотя девчонки разными бывают, а Ленка меня вообще любит.
Рожа же была из покрытого тонким слоем мышц и кожи черепа. Очень тонким, прямо скажем. И буркалы зелёным светом мерцают, и рога металлические в виде короны на черепе. Кащей, как он есть, оценил я и решил, что буду гордиться. Ну не печалиться же мне? А на окружающих… окружающих!
Стопэ! Этак я чуть не забыл, а на кой, собственно, болт я в небывальщину провалился! Небывальщина или я раздолбай? А, пофиг, наполшишечки всё!
И стал я пытаться почувствовать уже знакомое присутствие пакости. Пакости вообще, кстати, вокруг было немало, а вот пакость конкретная… Хм, странно. Конкретная пакость чувствовалась в расположенной неподалёку луже.
— Вылазь, сволочь! — поорал я в лужу.
Сволочь не вылезала, что неудивительно. Но попробовать было надо. Подумал я, да и запустил полоску металла в лужу. Лужа оказалась без дна, пошуровал я в ней металлическим щупалом — ничего не нащупал. Даже стенок, или чего-то такого.
— И тут меня норовят посадить в лужу, — посетовал я.
Непонятно откуда раздался громовой гогот — очевидно, сволочи, которая меня в лужу посадить
