Революция - Анатолий Федорович Дроздов
– Левитан! – подсказал Михаил.
– Иудей, принявший крещение. Дар, несомненно, у него был. Но как бы отец признал Осененным еврея? Никак невозможно. Грузина, татарина – куда ни шло, но христопродавца… В общем, дорогой мой братец, на тебя от души рассчитываю. Вернем Русь к истокам! Их два: православие и магический дар, коим Господь наделяет лучших подданных императора, а именно – российское дворянство. Возвращайся в Санкт-Петербург. Работы полно! Разная шваль агитирует за так называемый «прогресс». За равноправие, ты представляешь, простецов и Осененных! Без твоей помощи никак не обойтись.
На приглашение полетать на аэроплане конструкции Картвели Александр даже не удостоил ответом. И так понятно.
Через день Михаил узнал, что в отставку подал Брусилов – в знак протеста в связи с озвученными будущим царем реформами армии. А еще из-за германофильства, начинающегося с обратного переименования столицы на немецкий манер. С ним ушли еще несколько генералов, ветеранов Германской войны.
То, что Георгий создавал десятилетиями, затрещало по швам еще до коронации его сынка.
А что скажет Юсупов-Кошкин? Михаил Георгиевич уже практически не сомневался, что тот – жив. Пусть не всесилен. Зато совершенно непредсказуем. Не связан обязательствами по рукам и ногам, как великий князь, что возьмешь с объявленного мертвым? Федор способен изменить любой расклад. Но в какую сторону?
Глава 21
В июньский день, когда «Фигаро», «Юманите», «Эхо» и другие газеты Франции состояли сплошь из траурных статей, посвященных кончине сильных мира сего, Европу начало отчаянно лихорадить. На смену старым монархам и князьям пришли более молодые, не столь рассчитывающие на магию предков. Начали угасать некогда могущественные партии, сколачиваться новые коалиции. Французы как одну из худших новостей восприняли отсутствие среди многочисленных некрологов и портретов в траурных рамках ненавистной рожи Вильгельма II. Выжил, мерзавец!
В целом республиканскую Францию тряхнуло меньше всего из великих европейских держав. Мало что изменилось на франко-германском фронте. Стратеги называли установившееся затишье «тактической паузой», газетчики без обиняков писали – обе стороны устали от войны, но не знают, как ее закончить достойно. После отделения Швабии германо-французская граница сократилась, линия фронта установилась по ней и по бывшей франко-бельгийской границе, практически не двигаясь. Франция качала мускулы – за свой счет, а также благодаря российской и британской помощи. Немцы заключили новый альянс с Веной: потерявшая Баварию и Швабию империя нашла взаимопонимание с другой, утратившей Мадьярию.
На фоне всеобщих потрясений Юлию Сергеевну Соколову охватило умиротворение, совершенно диссонирующее с происходящим. Она читала газеты и выбрасывала их в корзину. Федор был далеко и неизвестно где, но панический страх за его судьбу рассеялся.
Не до конца понимая природу происходящего и не веря до конца, что у нее прорезался магический дар, через три дня после начала всеобщего траура Соколова, запершись в отеле, снова достала последнюю телеграмму Федора. Бланк несколько поистрепался – Юлия Сергеевна постоянно носила его с собой, да еще демонстрировала де Пре, извлекала из конверта много раз.
Текст был прежний, четко напечатанный телеграфическим аппаратом. Давно устаревший.
Юлия вздохнула и положила листок на прикроватный столик. Прошла к зеркалу, взяла гребень и, распустив, тщательно расчесала волосы. Поправила макияж. Затем надела лучшее белье, бесстыжее, в котором так нравилась Федору – его охватывало неудержимое и нескрываемое возбуждение. Сверху накинула рубашку тончайшего шелка, просвечивающую насквозь. Снова подошла к зеркалу, пустив водопад темных волнистых волос через правое плечо.
Хороша! В самом деле. Федор пришел бы в восторг.
Она вернулась к постели. Был бы любимый рядом, наверняка оценил бы удобство широченной кровати и упругую мягкость женского тела!
Думая о мужчине, Юлия погладила себя. Закрыла глаза. Представила, что не сама, это он прикасается… По коже побежали приятные мурашки. Единственный мужчина ее жизни, ее свет, ее судьба…
И вдруг, прервавшись, резко распахнула глаза.
На немецком бланке телеграммы явственно чернели русские слова.
«В порядке. Еду в Мюнхен».
И хотя пальцы в эту секунду не дотрагивались ни до чего, Юлию скрутило, накрыло волной блаженства, беспредельного – до боли, до крика, до сладких судорог…
Наверно, горничная, убиравшаяся в коридоре, решила, что русская постоялица привела молодого и страстного любовника, с ним пустилась во все тяжкие.
Любовник был. Пусть далеко – это не помешало. Да и что за пошлое слово – любовник? Любимый!
Отдышавшись и как-то восстановив связь с реальностью, она снова взялась за телеграмму с прежним ничего не значащим текстом.
Чудо закончилась.
Юлия отправилась в ванную – принять душ и сменить влажное белье на сухое. Мельком увидела себя в зеркало: к лицу приклеилась счастливая и немного глуповатая улыбка.
Она подмигнула собственному отражению. Нет сомнений, удивительное дарование сулит еще большие возможности, о которых их обладательница пока не знает. Надо лишь заниматься и совершенствоваться!
Пока что концентрация удается только после сильного всплеска чувств – предельной тревоги за судьбу суженого или очень личных переживаний. Федору же удается включать магию, что называется, щелчком пальцев. Говорит, что Зеркальный Щит работает даже сам, без его мысленного приказа, теперь ему сложнее укротить его, заставить не отражать летящий предмет.
Приняв душ, она насухо вытерлась пушистым полотенцем и, не набрасывая халат, осмотрела себя с головы до пят обнаженную, с распущенными волосами.
Волосы… Сегодня, если тщательно взвесить ощущения, пробудить дар удалось ей легче. При этом волосы были распущены. Значит – в них сила. Точнее, они помогают концентрировать магическую энергию!
В зеркальном отражении Юлия увидела: словно обладая собственной волей, кудри вдруг распушились, приобрели объем.
Красивая женщина с магическими задатками, обнаженная и простоволосая…
С генетической памятью мучений от сожжения на костре… От этого была нестерпимой мысль о пожаре в танке!
Осенившая ее догадка была проста в своей очевидности и ужасна одновременно.
Она – ведьма!
Ведьм мало. Среди причисленных к ведьмам и убитым либо изгнанным истинных колдуний – единицы. Остальных женщин сгубили страх и людская подозрительность.
Ведьмы исчезли? Не может быть, она сама –
