Энтони Рейнольдс - Отметка Калта
Олл пожимает плечами.
— На чьей ты был стороне? — спрашивает она.
— А это имеет значение? — отзывается он.
— Должно быть, на стороне победителей, — решает она.
— Почему?
— Потому что ты жив, а все эти машины погибли.
— Окей, — кивает он. На сей раз «окей» означает нечто иное. Он смотрит на нее, щурясь в лучах пустынного солнца.
— Просто чтобы ты знала. Моя жизнь не особо связана с исходом каких-либо битв. Время от времени мне приходилось бывать на всех сторонах. Победа не влияет на мою жизнь. Просто она мне нравится, и я стремлюсь к ней, когда есть такая возможность.
— Чем же в таком случае обусловлена твоя жизнь? — спрашивает Кэтт.
— Просто… жизнью, — говорит он. — Похоже, я не в состоянии избавиться от этого обыкновения, и меня непросто его лишить.
Он смотрит на нее. Ее глаза большие и темные. Они напоминают ему о ком-то. Ну конечно, Медея. Та безумная ведьма. Столь прекрасная и таящая в себе множество сложных вопросов, совсем как эта девочка.
— Сложно, однако не невозможно, — замечает Олл.
— Ты какой-то бессмертный, — говорит Кэтт.
— Что-то вроде того, полагаю. Мы называем себя Вечными.
— Мы? — переспрашивает она.
— Нас небольшое количество. Так было всегда.
— Тебе следует мне об этом рассказывать? — интересуется она.
Следует ли? — спрашивает себя Олл. В самом деле, я никогда не говорил об этом с кем-либо, кто не был бы подобен мне. Однако сейчас я нахожусь в собственном далеком прошлом, в месте, которого более не существует, и перед отдыхом мне предстоит долгий путь. Очень долгий. Я рассказываю секреты древней Терры девушке, которая их не поймет. О ней никогда не узнают, не найдут и уж точно не поверят.
Под этим синим небом, на этом пустынном ветру я смотрю в глаза, которым место на лице колхидской ведьмы или хотя бы на носу боевого корабля Киклады. Какие тайны я на самом деле выдаю?
— Все окей, — говорит он. — Думаю, что могу тебе доверять.
— Какой ты? — спрашивает она.
— Что?
— Какой ты бессмертный?
— О, — восклицает Олл. Ему еще не приходилось отвечать на подобный вопрос. — Обычный.
[отметка: —?]
Когда он прорезает отверстие на сей раз перед самым закатом, на 73-м Восточном поднимается пустынный ветер, и высохшие кости в мертвых остовах начинаю греметь и шевелиться. Мертвецы что-то чуют, и это что-то — не Олл с его спутниками.
Оллу известно, что мертвые мало что способны ощущать. Такого немного, и него нет названия в языке людей.
Путники проходят в отверстие под скрип сухих суставов, дребезжание ребер и скрежет зубов.
Мертвецам тревожно.
[отметка: —?]
Следующую ночь странники спят в лесу под дождем. Они делают укрытие из брезентовых скаток, которые взяли из трейлера, и съедают несколько пайков. Вдали слышны гулкие удары и барабанный бой артиллерии. За холмом идет война.
Оллу известно, что с ним играют. У соснового леса знакомый запах. Он не уверен, но склонен полагать, что знает и это место. Это благожелательное направление, или же кто-то ведет его в западню?
При любом из вариантов это, скорее всего, один и тот же человек.
Будь ты проклят, Джон.
Олл встает рано, все остальные еще спят. Если он помнит верно, то не далее чем в трехстах шагах от границы леса находится край старой коммуникационной траншеи.
Он чует запах реки, а значит Верден на западе.
Траншея точно там, где он помнит. Там, где он и другие ее вырыли. Она заброшена и слегка заросла. Изменение направления обстрела привело к тактической смене позиции, и этот край фронта опустел. Крошечные сорные растения кивают головами синих цветов. Трава растет среди упавших мешков с песком. Броневые пластины вала ржавеют. Доски пола траншеи отсырели, за ними давно никто не следит. Олл чувствует запах кофейной гущи, крапивы и отхожих мест. Ров и линия мешков с песком усыпаны стреляными снарядными гильзами, которые блестят латунью.
Олл зигзагом следует по траншее под низкую крышу. Он двигается медленно и осторожно, держа винтовку, которую изготовят почти через тридцать тысяч лет.
Вот спуск в офицерский блиндаж. Он помнит все, словно это было вчера. В блиндаже маленький стол, сделанный из ящика для фруктов: кофейник, горелка, грязная эмалированная кружка. На черной стене темное пятно. Кто-то уходил в спешке, и он был ранен.
На столе лежит журнал. Олл открывает его.
Это гражданский дневник местного производства, приспособленный для иных целей. Бумага кремового цвета, числа и линии напечатаны бледно-синим. Дневник был отпечатан на 1916 год. Дата настолько древняя, что Олл едва находит в ней смысл.
Первая половина исписана чернильным пером плотным, хорошо натренированным почерком. Олл гадает, не его ли это рука, хотя он настолько хорошо помнит это место, что вероятно знал бы, если бы это было так.
Почерк не его. В дневнике снова и снова повторяется одно-единственное слово.
М`кар.
[отметка: —?]
— Я не могу задерживаться надолго, — раздается голос.
Олл оборачивается, вскидывая винтовку. Джон стоит в траншее снаружи у входа в блиндаж, прислонившись к задней стене. На нем облегающий костюм и пыльный комбинезон.
— Будь ты проклят, — в сердцах говорит Олл, расслабляясь и чувствуя себя глупо из-за того, что оказался застигнут врасплох.
— Я вижу, ты его заполучил, — замечает Джон, кивая на завернутый атам, который подвешен у Олла на поясе.
— Он и впрямь настолько важен?
— Да, — отвечает Джон.
— Это ты должен был этим заниматься, а не я, — говорит Олл.
— Ой, да брось ты, — отзывается Джон. — Едва ли ты мог остаться на Калте. Это было дружеское предостережение, чтобы помочь тебе оттуда выбраться. Кроме того, я занят. У меня свое дело.
— Да?
— Не спрашивай, не расскажу.
— Я думал, что это путешествие, в которое ты меня втянул, действительно важное, — произносит Олл.
— Так и есть. Честно. Но мое дело тоже важное, и, по правде сказать, ты находился в нужном месте. Я работаю на Кабал, Олл. Они оплачивают мои счета, ты же знаешь.
— Давно я не слышал этой фразы, — говорит Олл. Он почти что улыбается.
— Кабал наблюдает за тем, что я делаю. Я не могу быть повсюду.
— А я, стало быть, не работаю на Кабал? — интересуется Олл.
— Нет, ты — нет. Мне не следует даже разговаривать с тобой.
Впервые за долгое время Олл видит в глазах старого друга некое выражение. Это выражение, которое указывает на то, что он пытается поступить правильно, пусть даже вся вселенная старается этому помешать. Впервые за долгое, очень долгое время Олл Перссон жалеет Джона Грамматикуса.
— Слушай, Олл, — говорит Джон. — Я постараюсь оказаться там, когда ты появишься. Чертовски постараюсь. Но…
— Но что?
— У меня предчувствие, Олл. Темное и мрачное.
— Это твой разум так работает, Джон.
— Нет, Олл, это не псайкерство. Это как… просто нутром чуять. Думаю, что могу в конце концов сойти с дистанции. Возможно, это мое последнее приключение.
— Они просто вернут тебя, — говорит Олл. — Кабал просто вернет тебя, как всегда возвращал.
Он произносит это быстро, практически обвиняя. Произносит, чтобы скрыть свои мысли. Почему мы оба чувствуем одно и то же? Почему чувствуем, что это наше последнее приключение? Вселенная в опасности, когда Вечные ощущают себя смертными.
— Мне казалось, ты говорил, что плохо придется всем, — произносит Олл. — Ты так говорил на Калте. Говорил, что или пан, или пропал.
Джон кивает.
— Так и есть. Просто… В смысле, что касается лично меня, есть дела и… Мне нужно сделать выбор, Олл, и не думаю, что мне нравится хоть один из вариантов. Впрочем, это неважно. Жаль, что не могу сделать этого вместо тебя и не взваливать на твои плечи ответственность. Олл, я хочу, чтобы ты ценил то, что делаешь. И искренне считаю, что ты подходишь для этой работы лучше меня.
Олл не отвечает.
— Я постараюсь оказаться там, когда ты придешь, — говорит Джон. — Но если этого не случится. Если я… опоздаю… думаю, ты знаешь, что делать.
— Во что ты меня втянул, Джон?
— С тобой все будет в порядке.
— Джон, до сих пор ты меня направлял… оружие, пища, места. Все очень подходящее и с иронией. Типичная склонность Грамматикуса к театральности.
Джон фыркает и пожимает плечами.
— Ты пытаешься провести меня тайком, да? — спрашивает Олл. — Пустить по окольному маршруту. Отправить долгим кружным путем, чтобы меня было сложнее выследить и найти.
Олл выходит из блиндажа на свет раннего солнца и оказывается лицом к лицу с Джоном.
